— Очень серьезные, сир, — подтвердил Кольбер. — Как, вероятно, известно вашему величеству, я не посмел бы нарушить ход дипломатической церемонии, не будь на то веской, чрезвычайно важной причины.

Король улыбнулся.

— Хорошо, Кольбер. Не случайно кардинал говорил о вас: «Неутомимый трудяга и при этом печальный, будто за весь день не съел даже крошки хлеба».

Кольбер проглотил язвительную шутку, не поморщившись.

— Что ж, за дело! Господа… — Король показал жестом, что публика может быть свободна, и подоспевший лакей стянул с его руки плотную кожаную перчатку.

— Что там у вас, господин Кольбер? — продолжал король, когда они остались вдвоем в кабинете. — Чего еще нам следует опасаться?

— Заговора, сир, и мятежа.

Людовик XIV стоял, стиснув зубы, и не мог оторвать взгляд от разложенного на столе плана, изображавшего четкие контуры Бель-Иля, обнесенного укреплениями с башнями и бастионами. Так же четко просматривалась на плане и гавань с судами, обозначенными в общих чертах. На изображениях укрепленных участков были проставлены колонки цифр, означавших количество боеприпасов и вооружения и их наименование. Король в ярости приподнял план и извлек из-под него крупномасштабную карту Бретани — вплоть до Нанта. На ней с такой же точностью были помечены оборонительные сооружения и перечислялось соответствующее вооружение. Услышав голос Кольбера, нарушивший тишину, король оторвался от карты.

— Сир, я ни за что не поверил бы этим документам, не будь я уверен в надежности источника, их мне передавшего, и если бы в них не содержалась последняя улика в цепи прочих удручающих доказательств. Пришлось, однако, смириться с очевидным. Да, господин Фуке мошенничает со счетами, путая личные средства с казной вашего величества, и прибегает к старым уверткам; с их помощью он пытался убедить всех, будто кардинал, упокой Господь его душу…

Кольбер поднял глаза к потолку и со скорбным видом сложил ладони.

— …один-единственный, кто несет ответственность за все и вся. Господин Фуке использует свои владения в Бретани для того, чтобы переводить денежные средства в Америку и Вест-Индию через торговые компании. Подобные бесчинства — казнокрадство, мошенничество, взяточничество — усугубляются стремлением опорочить невинные, легкомысленные души, как этот юный Понбриан или мадемуазель де Лавальер, которых, кстати, нередко видели вместе…

При этих словах король побледнел.

— …но это, смею заметить, еще не все, — продолжал Кольбер, стараясь скрыть удовольствие. — Добавим сюда другие его коварные намерения, к примеру, подготовку мятежа против своего короля и укрепление собственных тылов в Бретани, где он, очевидно, и собирается начать восстание и где думает укрыться, если его происки будут разоблачены.

Кольбер выдохся и замолк. Бледный как полотно, король стоял, потрясенный таким количеством компрометирующих документов, ловко подтасованных, чтобы завуалировать неточности, полуправду и явную ложь. Людовик XIV почувствовал приступ дурноты. «Этому не будет конца, — подумал он с отчаянием. — Мне суждено жить в постоянном страхе, бояться козней и заговоров».

Посмотрев на Кольбера, король заметил в его глазах алчный блеск.

— Вот они, доказательства, — повторял человечек в черном, указывая театральным жестом на кипу бумаг, которые он выложил из портфеля.

— Хорошо, — погасшим голосом проговорил король и тяжело вздохнул.

— Значит, надо покончить с болезнью века, — прошептал он.

Интендант недоуменно взглянул на государя.

— Спрячьте пока ваши бумаги, — прибавил король и направился к выходу.

На пороге он будто что-то вспомнил и обернулся.

— Кардинал не ошибся на ваш счет, господин Кольбер. Я это запомню.

Кольбер низко поклонился, а когда выпрямился, короля уже не было в комнате. Интендант подошел к столу и принялся методично, одну за другой, складывать бумаги обратно в портфель. Покончив с этим, он обвел пустую комнату довольным взглядом.

— Печальный, как будто за весь день не съел даже крошки хлеба, — прошептал он, недоуменно пожимая плечами. — Ну и пусть, главное — добиться своего.

Он застегнул портфель, взял его под мышку и тоже направился к двери. В коридоре он посмотрел в окно и увидел короля — тот стоял во дворе в окружении толпы придворных, собравшихся полюбоваться на охоту с драгоценным кречетом. Хищная птица сорвалась с кулака сокольничего, снявшего с ее головы колпачок. В мгновение ока кречет настиг голубку, выпущенную из ивовой клетки, и с пронзительным криком впился в нее цепкими когтями. В толпе раздались возгласы изумления и страха, а хищник между тем принялся описывать в воздухе концентрические круги, удерживая несчастную голубку мертвой хваткой.

Лицо Кольбера исказилось от отвращения, и он двинулся своей дорогой дальше по коридору, украшенному позолоченной лепниной.

— Покончить с болезнью века… — бубнил он себе под нос.

75

Во-ле-Виконт — среда 17 августа, шесть часов вечера

— Черт бы побрал этих неумех!

Ватель, старший повар, схватил двузубую вилку и принялся с поразительной ловкостью переворачивать доходившие на огне мясо и дичь. В полумраке просторного подвала, где помещалась кухня, Ватель казался настоящим великаном благодаря своей тени, плясавшей на стенах в зыбких отсветах пламени.

— Сколько раз нужно повторять?! Не раздувайте так сильно огонь, если не хотите испортить мясо, выпустив из него весь сок!

Притихнув за кухонными печами, поварята со стряпухами с тревогой наблюдали за очередной вспышкой гнева.

— А пирожные! — взревел Ватель на весь подвал, легко перенеся свое грузное тело к столу со сластями, аккуратно разложенными в ряды на длинных медных подносах. — Глазам своим не верю!..

— Иисус, Мария, Иосиф, — тихо произнес кто-то из поварят, стоявший дальше всех от мэтра.

— …Иисус, Мария, Иосиф, да вы, никак, моей смерти хотите! — не расслышав насмешки, точно эхо вторил ему Ватель.

С раскрасневшимся то ли от ярости, то ли от жара печей лицом, Ватель в отчаянии вздохнул и утер пот, струившийся по лбу и щекам.

— А ну, бездари, — проревел он, снова заметавшись по кухне, — времени у нас только час, перед тем как начнут накрывать на столы! Король будет, придворные… вы готовите для самого короля! Где ваша гордость, черт вас побери!

При последнем возгласе мэтра, донесшемся из подвального окна, Габриель де Понбриан улыбнулся.

«Бедняга Ватель, — подумал он, подходя к парадной двери. — Да Бог с ними, с этими пирожными, если из-за них приходится рвать на себе волосы!»

Юношу вновь охватило дурное предчувствие, не покидавшее его последние дни. Цель уже близка, и если все сложится так, как он надеялся, нынешний вечер станет началом новой эпохи. Эмоции сменялись в его душе так же быстро, как облака, бежавшие по небу. Этим вечером должна осуществиться мечта его отца!

Юноша большими шагами взбежал по ступеням на высокое крыльцо, чтобы лучше осмотреться и отыскать взглядом Фуке. Сверху взгляду его открывался удивительный вид. Всюду, насколько хватал глаз, сновали фигурки людей, занятых последними приготовлениями к торжеству. Габриель поморщился, узнав в фигурках на подмостках актеров, бывших своих товарищей по труппе: они обступили Мольера, широко и отрывисто размахивавшего руками, точно крохотная заводная игрушка. Габриель встретился с ним еще утром, когда вместе с Фуке прибыл с проверкой. Холодность, с какой именитый драматург приветствовал Габриеля, сначала задела юношу, а потом он понял, что Провидение действительно вывело его на верный путь. Чуть ближе, перед Мольером с компанией, мастеровые возводили декорации в виде куп деревьев, за которыми, как догадывался Габриель, должны были разместиться фонтаны, обрамленные растениями, водопады, статуи и разные хитроумные механические приспособления. На краю озаренных чудесным августовским солнцем лужаек расположились музыканты. Оглянувшись, Габриель увидел толпу гостей, которые медленно брели к замку мимо позолоченной решетчатой ограды, украшенной гербовыми щитами суперинтенданта. Сердце юноши учащенно забилось, когда он попытался разглядеть в цветастом скоплении платьев и костюмов лицо Луизы.