“Нет, этот человек, точно, мудрец”, подумал про себя Чичиков и расстался с юрисконсультом в наиприятнейшем и в наилучшем расположении духа.

Совершенно успокоившись и укрепившись, [успокоившись, так сказать, укрепившись] он с небрежною ловкостью бросился на эластические подушки [бросился на пуховик] коляски, приказал Селифану откинуть кузов назад (к юрисконсульту он ехал с поднятым кузовом и даже застегнутой кожей) и расположился точь в точь, как отставной гусарский полковник, или сам Вишнепокромов, — ловко подвернувши одну ножку под другую, обратя с приятностью ко встречным лицо, сиявшее из <под> шелковой новой шляпы, надвинутой несколько на ухо. Селифану было приказано держать направленье [ловко подвернувши одну ножку под другую, и повелел Селифану держать направленье] к гостиному двору. Купцы, и приезжие, и туземные, стоя у дверей лавок, почтительно снимали шляпы, и Чичиков не без достоинства приподнимал им в ответ свою. Многие из них уже были ему знакомы, другие были хоть приезжие, но очарованные ловким видом умеющего держать себя господина, [держать себя барина] приветствовали его, как знакомые. Ярманка в городе Тьфуславле не прекращалась. Отошла конная и земледельческая, началась с красными товарами для господ просвещенья высшего. Купцы, приехавшие на колесах, располагали назад не иначе возвращаться, как на санях.

“Пожалуйте-с, пожалуйте-с!” говорил у суконной лавки, учтиво рисуясь, с открытой головой и шляпой в руке на отлете, картинно двумя пальцами держал бритой круглой подбородок, с выражень<ем> тонкости просвещенья в лице. [Между строк абзаца “Пожалуйте-с ~ в лице” наброски исправлений: над зачеркнутым словом “шляпой”: немецкой сертук московского шитья Над словами: “[держал] картинно”: только чуть державший Исправления, видимо, не закончены и связного стройного текста не дают. ]

Чичиков вошел в лавку. “Покажите-ка мне, любезнейший, суконца”.

Благоприятный купец тотчас приподнял вверх открывавшуюся доску стола и, сделавши таким образом себе проход, очутился в лавке, спиною к товару и лицом к покупателю. Ставши спиной к товарам и лицом к покупателю, купец, с обнаженной головою и шляпой на отлете, еще раз приветствовал Чичикова. [купец еще раз приветствовал Чичикова] Потом надел шляпу и, приятно нагнувшись, обеими же руками упершись в стол, сказал так:

“Какого рода сукон-с, английских мануфактур или отечественной фабрикации предпочитаете?”

“Отечественной фабрикации”, сказал Чичиков: “но только лучшего [Над строкой начато: имен<но?>] сорта, который называется аглицким”.

“Каких цветов пожелаете иметь?” вопросил купец, всё так <же> приятно колеблясь на двух упершихся в стол руках.

“Цветов темных, оливковых или бутылочных с искрою, приближающих, так сказать, к бруснике”, сказал Чичиков.

“Могу сказать, что получите первейшего сорта, [Далее начато: Какое-с можете в обеих] лучше которого не можете в обеих столицах”, говорил купец, <1 нрзб.> доставать сверху штуку. Бросил ее ловко на стол, разворотил с другого конца и поднес к свету и погладил рукой. “Каков отлив-с. Самого модного, последнего вкуса”. Сукно блистало, как шелковое. Купец чутьем пронюхал, что пред ним стоит знаток сукон, и не захотел начинать с десятирублевого.

“Порядочное”, сказал Чичиков, слегка погладивши. “Но знаете ли, почтеннейший, покажите мне сразу то, что вы напоследи показываете, да и цвету больше того… больше искрасно, больше чтобы искры было”. [покажите мне еще лучше и моднее <?> [у вас я зн<аю>] которого, знаете, не всякому показываете, да и цвету-то немножко больше искрасно, больше чтобы в нем искры было. ]

“Понимаю-с, вы истинно желаете такого цвета, какой нонче [Далее начато: только что в высших] в Пе<тербурге> входит. Есть у меня сукно отличнейшего свойства. Предуведомляю, что высокой цены, но и высокого достоинства”.

“Давайте. О цене <ни> слова”.

Штука упала сверху. Купец ее развернул еще с бóльшим искусством, поймал другой конец и развернул точно шолкову материю, поднес ее Чичикову так, что <тот> имел возможность не только рассмотреть ее, [В подлиннике: его] но даже понюхать, сказавши только: “Вот-с сукно-с. Цвету наваринского дыму с пламенем”.

О цене условились. [Далее начато: Тут же отхватил железный аршин, подобный жезлу чародея] Железный аршин, подобный жезлу чародея, отхватил тут же Чичикову на фрак, на панталоны [Далее начато: Купец ловко взял в зубы конец надрезанного ножницами края и разодрал сукно во всю его двухаршинную]. Сделавши ножницами нарезку, купец произвел обеими руками ловкое дранье сукна во всю его ширину, при окончаньи которого поклонился Чичикову [а. Начато: поклонился Чичикову наиприятнейшим; б. поклонился Чичикову благовоспитаннейшим образом] с наиобольстительнейшею приятностью. Сукно тут же было свернуто и ловко заверчено в бумагу, сверток завертелся под легкой бичевкой. Чичиков хотел было лезть в карман, но почувствовал приятное окружение своей поясницы чьей-то весьма деликатной рукой, и уши его услышали: “Что вы здесь покупаете, почтеннейший?”

“А! приятнейше-неожиданная встреча”, сказал Чичиков.

“Приятное столкновенье”, сказал [Далее начато: тот голос] голос то<го> же самого, который окружил его поясницу. Это был Вишнепокромов. “Готовился было пройти лавку без вниманья, вдруг вижу знакомое лицо, как отказаться от приятного удовольствия. Нечего сказать, сукна в этом году несравненно лучше. Ведь это стыд, срам. Я никак не мог было отыскать. Я готов тридцать рублей, сорок рублей, возьми пятьдесят даже, но дай хорошего. По мне, или иметь вещь, которая бы, точно, была уже отличнейшая, или уж лучше вовсе не иметь. Не так ли?”

“Совершенно так”, сказал Чичиков. “Зачем же трудишься, как не затем, чтобы, точно, иметь хорошую вещь?”

“Покажите мне сукна средних цен”, раздался позади голос, показавшийся Чичикову знакомым. Он оборотился: это был Хлобуев. По всему видно было, что он покупал сукно не для прихоти, [это был Хлобуев. Сукно ему, как видно, действительно нужно] потому что сертучек был больно протерт.

“Ах, Павел Иванович, позвольте мне с вами наконец поговорить. Вас нигде не встретишь. Я был несколько раз, всё вас нет и нет”.

“Почтеннейший, я так был занят, что, ей, ей, нет времени”. Он [Далее начато: огляну<лся>] поглядел по сторонам, как бы от объяснения улизнуть, и увидел входящего в лавку Муразова. “Афанасий Васильевич. Ах, боже мой”; сказал Чичиков: “вот приятное столк<новение>”. И вслед за ним повторил Вишнепокромов: “Афанасий Васильевич”, повторил <Хлобуев>: “Афанасий Васильевич”. И, наконец, благовоспитанной купец, отнеся шляпу от головы настолько, сколько могла рука, и, всем <телом?> подавшись вперед, произнес: “Афанасию Васильевичу наше нижайшее почтенье”. [Далее начато: а. У всех на лицах оказалась та собачья услужливость, какую оказывает люд ми<ллионщикам>; б. У всех на лицах оказалась та собачья услужливость, какую оказывает грешный люд вся<кому>] На лицах напечатлелась та услужливость, какую оказывает миллионщикам собачье отродье людей.

Старик раскланялся со всеми и обратился прямо к Хлобуеву: [Далее начато: Я, увидевши, что вы] “Извините меня, я, увидевши издали, как вы вошли в лавку, решился вас побеспокоить. Если вам будет через <1 нрзб.> свободно и по дороге мимо моего дома, так сделайте милость, зайдите на малость времени. Мне с вами нужно будет переговорить”.

Хлобуев [Перед “Хлобуев” было начато: Как же, очень свободно] сказал: “Очень хорошо, Афанасий Васильевна”. [Далее было: и старик, раскланявшись [вновь] со всеми, вышел. ]

“Какая прекрасная погода у нас, Афанасий Васильевич”, сказал Чичиков.

“Не правда ли, Афанасий Васильевич”, подхватил [Далее начато: Мура<зов>] Вишнепокромов. “Ведь это необыкновенно”.

“Да-с, благодаря бога, не дурно. Но нужно бы дождичка для посева”.

“Очень, очень бы нужно”, сказал Вишнепокромов, “даже и для охоты хорошо”.

“Да дождика бы очень не мешало”, сказал Чичиков, которому совсем не нужно было дождика, но как уже приятно согласиться с тем, у кого миллион. [“Какая прекрасная погода ~ у кого миллион” вписано. ]

“У меня просто голова кружится”, сказал Чичиков: “как подумаешь, что у этого человека 10 милльонов. Это, просто, даже невероятно”.

“Противузаконная, однако ж, вещь”, сказал Вишнепокромов: “капиталы не должны быть в одних <руках>. Это теперь предмет трактатов во всей Европе. Имеешь деньги, ну, сообщай <?> другим. Угощай, давай балы, производи благодетельную роскошь, которая дает хлеб мастерам, ремесленникам”.

“Это я не могу понять”, сказал Чичиков. “Десять миллионов, и живет как простой мужик. Ведь это с десятью милльонами чорт знает что можно сделать. Ведь это можно так завести, что и общества другого у тебя не будет, как генералы да князья”.

“Да-с”, прибавил купец: “у Афанасия Васильевича при всех почтенных качествах непросветительности много. [прибавил купец, “действительно это непросветительность”] Если купец, почетной, так уж он не купец: он некоторым образом есть уже негоциант. Я уж тогда должен себе взять и ложу-с в театре. [Я уж должен себе и ложу-с взять в театре. ] И дочь уж я за простого полковника, нет-с, не выдам; [Далее начато: я за негоцианта. ] я за генерала, иначе я ее не выдам. Что мне полковник? Обед мне уж не кухарка, мне кондитер. [Обед мне уж должен кондитер поставлять, а не то что кухарка. ] И не то-то <?> у меня простой <дом?>, [Далее было: а библиотека] а кабинет московской <1 нрзб.>.”

“Да что говорить, помилуйте”, сказал Вишнепокромов: [Далее начато: чего не] “с десятью миллионами чего не сделать? Дайте мне десять миллионов, вы посмотрите, что я сделаю”.