Ищем его (т. е. трактор) с Муром — всюду, и Мур его издалека чует: не прогулки — сплошные поиски и даже погоня. Говорит дома — только о нем. Поэта Оцупа,[52] приехавшего по делу, совсем задурил и онемил — не дал слова сказать. Наваждение.

И — 12-го сент<ября> трактор бесследно исчезает. Безумное беспокойство, тоска. Вечером крик из кровати: — Он же знает, что я его люблю! Чего же он уехал?!

— Мне надоело без него жить, у меня мало друзей, трактор уехал…

(Вбегая ко мне в кухню)

— Мама! Радость! У меня душа — тракторская! Деревянная. (Подумав:) — Железная.

— Эписьер — помдетер[53] — получилась французская рифма!

(Рисуя)

— Нарисован дядя Толстóв у меня на картинке: как моль его ест.

(Бедный Лев! Ибо речь — о нем.)

(Играя в кубики)

— Я Козиные ворота делаю. Я Казанские ворота для чечена и для козы делаю.

(16-го авг<уста> 1929 г. — запись на коробке карандашом, еле-заметная!)

А я знаю такой праздник, когда молодых пускают, а старых не пускают.

(Внезапная безумная любовь. Было — раз. Не повторилось.)

— Мама! Я Вам всю свою еду дам, и картошку, и рыбу, Вы всё можете есть и мне ничего не оставлять. (Перекладывает.) И если мне Vichy[54] дадут, я Вам Vichy дам, а сам не буду пить. И буду всё, всё давать, Вы можете всё съесть, всё, и мое и свое, а потом я Вам еще сварю, — пойду в лавку и куплю — один — яичко. Я буду Вам варить, стирать, подметать комнату, всё, всё делать, выметать всякие грязи, мыть столы, всю работу делать, а Вы будете играть. Я Вам подарю свою полку и все свои вещи и большой паровоз и ничего себе не оставлю, я играть не буду, я всё время буду работать (а иногда отдыхать и ездить один в Версаль и к папе в Бельгию). Я пойду в игрушечную лавку и куплю Вам маленький трактор. Я Вас буду наряжать, и каждый день, и в воскресенье, чтобы Вы всегда были <фраза не окончена>

24-го сентября.

— А у мертвецов не кухня, а тухня.

Приношу ему с дороги камни.

— Вас не побили? (NB! за то, что «украла»)

— Меня же никто не видел.

— Все слепые были?

— Мама! Я Вам скажу стихи:

Сердце чувствует тошнивство.

— Óса, потому что óсы.

Мур, 17-го Октября, страшный сон: — Грозóвые сторожа — белые. Будто я беру папу за руку и попадаю в лужу… Мне снилось, что у моих родителей головы отлетели — оторвались…

(Немножко раньше, сентябрь, трактор)

— Как же он уехал? Он же знал, что я его не пустил бы! Привязал бы веревку — и он бы остался. (1-го сент<ября> 1929 г. Мур на тракторе — большая карточка, 4 г. 7 мес. ровно, — 7-го — с рабочим. NB! эту карточку я потом выдала Д. М<ирскому>[55] за Б. П. (на одной рабочий был с семьей, без Мура) и тот — поверил, только удивился на жену — очень уж простую.)

— Останавливайтесь! Останавливайтесь! Я Вам скажу слова, к<отор>ые мальчик сказал своей сестре. Тогда они поймут, что у меня трактора больше нет! (В слезах) — Может быть он только так пошутил? — Если я ночью услышу большой шум, я проснусь, разбужу всех, забью в барабан, подойду к окну…

Подаренного в утешение большого заводного настоящего «трактора» — модели Рено — не игрушки, а модели — лакированного, зеленого, самоповорачивающегося — не полюбил (и поэтому не сломал! до сих пор стоит) — никогда.

Бездарность этого подарка и одарённость этой нелюбви. Я поступила как классическая «maman» из детской книжки 100 лет назад, а он — как ребенок всех времен.

Я — Муру: — Почему взрослые так много шутят?

— Потому что они удовольствие хочут сделать маленьким.

— Мама! Почему мясо в фартуке? Оно же не человек.

Мама, а мясо в человеке — hâché[56] или бифштекс?

(NB! Из памяти, но где-то записано, и многое еще, разыскать и вписать.)

Вчера, после 2-ой прививки — необычайная нежность, ласковость.

— Мур? Почему ты такой ласковый?

— От любви и от еды.

— Какие всё глупости… (С расстановкой) В Италии — шкилеты, в Германии — людоеды… (отзвук Дюссельдорфского вампира, о к<отор>ом говорят.)

— Я не сирот.

— Почему у этого шкилета нет глазóв?

— Папа, а у докторши в комнате был шкилет.

— А кто еще там был?

— Еще один мужчина.

— Если петь чорту священную песню — он станет священником?

с’рукавка (т. е. обратное безрукавке, куртка с рукавами)

18/31-го июля 1929 г. (случайно не вписано раньше) — собственноручное письмо — в воздух — Мура

— Лелик! Я тебе письмо написал, а мама тебя проявляет. Моя бумага очень плохая, я хотел хорошую взять, но не смог. Имянины были мамины, но кончились.

5/18-го сент<ября> 1929 г. (Алин день рождения)

Мур, глядя на аэроплан, неустанно, с громким треском кружащий над парком:

— Он — небо чинит?

(Небесный «трактор»)

— Папа! Я так рисую, что ни в сказке сказать, ни пером не описать! (Сам с собой) — Что это? Крыло? — Нет! — Это лодочка едет с парусом. — Очень красиво! — Красивый цвет!

(NB! Страсть к рисованию — осталась. Рисует — замечательно, но только гротеск. Призвание.)

Я: — «И стал медведь под столом заводить свою песню…»

— Чем? У него граммофон был?

— Мама! что такое политицкое привидение?

Я, не задумываясь: — Керенский.

— Мама, хрестоматия — святая?

Я, не успев понять: — Почему?

— Христо — матия. (матия — мать)

Мурины стихи:

Я пойду, милый друг,

На войну всех убивать.

Помоги, милый друг,

На войне всех убивать.

Прости, милый друг,