Так безысходно, заведомо-безнадежно я любила только в детстве, очень, очень раннем, до-грамотном, до-четырехлетнем.

Черноглазую барышню на Патриарших прудах.

Зеленую актрису из Виндзорских проказниц.

Зеленую куклу в Пассаже — с муфтой.

Милая С<аломея>, это письмо глубоко-беспоследственно. Что с этим делать в жизни? И даже — если бы знала — то: что с этим сделает жизнь!

До-знанье (наперед-знанье) обратное дознанью (post fact’номy и посмертному) — игра не слов, а смыслов — и вовсе не игра.

Мне сегодня утром дали прочесть в газете статью о стихах — А<дамови>ча, где он говорит, что я (М. Ц.) — ничей путь.[195] (Всякий поэт — свой собственный путь — в пропасть.) С<аломея>, он совершенно прав, и я счастлива, что это — так: — Правда поэтов — тропа зарастающая по следам, — это я сказала.

Так и моя правда — сонная, данная — о Вас — правда, меня — к Вам — когда-нб. зарастет, но я нарочно иду медленно, а может и вовсе стою — ногами посреди своего сна, спиной ощущая, что та Вы (ты — Вы!) еще там (здесь).

С<аломея>, Вы сухи, Вы сплошная сушь, и моя сушь — по сравнению с Вашей — но не надо водного сравнения, ибо во мне ничего от воды и от водоросли — но моя сушь — огонь. Я никогда не видела Вас что-нибудь до самозабвения любящей, но раз я Вас, именно Вас, без всякого внешнего повода, о Вас не думая — Вас — такой — видела, та Вы — есть, другая Вы — есть. Иначе вся я, с моими стихами и снами — ничего не стою, вся — мимо.

Кончаю в грозу — души и природы, под такие же удары грома — как сердца, под встречные удары сердца и грома, под такие же молнии, как молния моего прозрения о Вас: себе — к Вам. Ибо — бесконечный такт моего сердца — хотя громового! — Вы меня в моем сне вовсе не так любили, так любить двоим, т. е. друг друга нельзя.

— С<аломея>! Электричество погасло — чтобы одни молнии! — пишу в темноте, итак: Вы меня во сне вовсе не так любили, Вы ходили как зачарованная — моей любовью, конечно — Вы ходили, чтобы я Вами любовалась, Вы — красовались, но не тою дурацкой красотой красавиц, а красотою любимого и невозможного.

NB! Случайно пропущенная страничка книжки, после «из существ» — последняя строка третьей страницы назад.

(Случайный — при переписке — пропуск:)

…Если бы я сейчас была с Вами я бы — знаю себя! — врылась бы в Вас, зарылась бы в Вас, закрылась бы Вами от всего белого света, дня, часа, века — от Ваших глаз и от собственных, не менее яснозрящих.

С<аломея>, спасибо: я, после нынешней ночи, на целую тоску: целую себя — богаче.

Дико будет читать это письмо?

Мне еще не дико было его писать. Мне не было дико его жить, так естественно было — его жить.

С<аломея>, у меня озноб по коже, вникните: наперсницы, греческий хор, одежда, ложно-классическая променада — точное видение Вас О. М<андельшта>ма. Значит, прежде всего — поэт во мне Вас такой сновидел, значит — правда, значит — Вы такая и есть, дважды — правда, дважды — такая, значит — та Вы и есть, только та — Вы и есть. Не могут же ошибиться: целый сон и два целых поэта: один — во сне, другой — наяву.

Я во сне видела не Вас, а свою любовь к Вам, Вы были лицом моей любви, моей жажды — точным лицом моей тоски — так давно уже не женским лицом, но — мужским не заменимым и не затмеваемым!

И — озарение (дальше — 2 стр<аницы> назад, предпоследняя строка третьей назад. — Теперь — продолжаю.)

…(Почему у меня всё время, после сна, м<андельштамов>ское начало Федры:

Как этих покрывал и этого убора

Мне роскошь тяжела — средь моего позора[196]

(А может — и позор — прозрение? Всему готова верить — после Вас — в грозу.))

Милая С<аломея>, письмо не кончено, оно единственное, первое и последнее от меня (во всем охвате слова) — к Вам — которую знаете — только Вы.

Милая С<аломея>, лучше не отвечайте. Что Вы можете на это ответить?

— Это была не я.

— Нет, Вы.

— Это были — Вы.

— Да, только эта — я.

Я Вас всё равно не убежу — и переспорю.

Что на это можно ответить? Ведь это не вопрос — и не просьба — и не зов — это просто кусочек Элизиума (тех Елисейских Полей!), лоскут неба любви.

Даю Вам этот лоскут — из благодарности, ибо, повторяю, — нет, лучше не повторять! И не из благодарности (неизбывной) — а возвращение по принадлежности. Утаить такое было бы неправедным.

Знаю еще, что при следующей встрече — через день или через год — или через год и день (срок для найденной вещи и заветный — запретный срок — всех сказок!) — на людях, одна, где и когда бы — я буду (внутри себя) глядеть на Вас иначе, чем все эти 7 лет глядела, м. б. вовсе потуплю глаза — от невозможности скрыть, от безнадежности сказать.

Vulaines sur Seine — Seine — 22-го августа 1932 г.

Облака подъемлют кулаки

(Немецкие Wolkenbaken.[197])

Мур

Без глазов

(его тень)

Купанье. — За что ты просишь прощенья?

— Вы меня ругали, значит я что-то плохое сделал.

— А стол-то в башмаках, мама!

мужов

«Poules d’eau flottant sur l’eau,

Elles semblaient ci gaies!

Mais en vérité

Ce n’est pas gai de vivre à

Chercher avec inquiétude

Les moyens d’existence».[198]

(Японская поэтесса)

…и правда более полная, чем Вы думаете: ибо дерево шумит Вам навстречу только если Вы это чувствуете, это так чувствуете, а так — просто шумит. Только Вам и никому другому, так же как: никому. Вам — если Вы его так слышите (любите), или, если никому не нужно — никому.

(NB! можно еще яснее)

31-го августа 1932 г., Clamart

Разговор во дворе. Мур и Dédé.

Dédé: — Tu es gros.

Мур: — Oui.

Dédé: — Tu es fort?

Myp: — Oui.

— Moi (пигмей) je suis fort comme un camion.

Myp: — Moi, pas comme un camion, comme un éléfant, je suis fort comme les trois éléfants.

Silence admiratif.