ТЕПЕРЬ ГОЛУБО-СИНЯЯ ЗАПИСНАЯ,
о к<отор>ой уже сказано):
— Почему Бог не сделал уродов еще и злыми, а красивых еще и добрыми. Так бы лучше было.
— Почему Вы меня так незнатно назвали — Георгий Сергеевич?
— А что ты думаешь — знатно?
— Чтобы все знали.
— Ну, какое имя например?
— Иван Сергеевич.
— Иван самое простое имя, крестьянское.
— Большое имя, по-моему.
Мёдон, 15-го ноября 1931 г.
Валяясь на диване и закрывая глаза, торжественно:
— Je — dorme.
Je — morte.
Je — squelette![158]
После рассказа про братьев Кесселей, сломавших в автомобильной катастрофе один — хребет, другой — ногу.[159]
— Так он теперь всю жизнь будет хромать спиной?
(Синтез)
Разговор про чуму. Человек чернеет и т. д.
Мур: — И нельзя смыть?
— Нельзя, п. ч. это кровь — черная. Вот М<аргарита> Н<иколаевна> — врач, спроси у нее.
— Она не таких вещей — врач.
О деревьях: — Думают — раз склонились!
— Жен много, Мур, а мать одна.
— Не одна. Другая жена.
— Так жена другая, я про мать говорю.
— Папы — жена, ведь папа же женится, когда Вы умрете.
— Ну, даже если — какая это мама? Ничего твоего знать не будет, ни твоих Мумсов ни Barnrn…
— Но Вы же ей, когда будете умирать, скажете!
…Только уж я сам буду выбирать жену.
— Конечно. Умные спрашивают у родителей, а глупые сами выбирают.
— Не свою. Папину жену — когда Вы умрете.
— А ты знаешь, что такое — умирать?
— Да, да, сначала полежать, а потом все эти скелеты встанут и пойдут на небо.
— Не скелеты — души, скелеты, это кости, к<отор>ые на небе не нужны.
— Но души — это ведь мы? А в раю яблоки будут? А можно будет гладить тигров? (Утвердительно) Пантеров.
Мёдон, 15-го — 17-го ноября 1931 г.
Мур — 27-го ноября 1931 г.
— Знаете, какие я сочинил стихи?
Хлынет дождь,
Нахлынет ночь.
Лавка закрывается —
Бесы появляются.
Бесы появляются —
Аля: — Мура покрывается.
Мур: — А можно и:
Мура ухмыляется!
Я
Гнать писателей на стройку ж<елезной> д<ороги>,[160] — лучше людей науки! Свидетельство писателя ведь само по себе — о чем бы ни было — не внушает доверия.
— Ишь, расписал!
…Время само спросит, без всяких своих временных представителей.
(Первая запись: Езжай, мой сын, в свою страну!)
— Vous êtes désenchanté de trouver le poète désenchantant? Que n’êtes vous — une page blanche! (de mon cahier).[161]
Myp, 6-го дек<абря> 1931 г.
Кто-то: — Ты и его знаешь?
Мур: — Я всех знаю, только кабана зеленого не знаю!
— А меня никто не зовет в гости…
— Еще бы! Ты в гостях картины раскрашиваешь.
— Один раз!!! (Пауза) У других картины за стёклами…
— И что же?
— Ну, а у этих — нет: вот я и пользуюсь.
(Расписал у А<ртемо>вых «pot de fleurs»[162] — натюрморт. «Картина отвратительная, между прочим» — 12-го мая 1938 г., Ванв — больше чем вдвóе, ибо на 7 лет старше.)
Мечта о доме с плоской крышей — с садом — и павильон будет прилеплен.
— В нем я буду жить.
— Да. И себе такой же построю, из него будет дверь в Вашу комнату.
— Вот, Мур, попируем когда ты женишься!
— Да, и индюки будут. А что Вы мне дадите в приданое?
— Не знаю. В приданое в общем дают что-нб. из дому. Выбери.
Долго оглядывает кухню — и:
— Утюг для жены — чтоб гладить мои штаны!
Мёдон, декабрь 1931 г. Идем с ним в Кламар — очевидно, в четверговую школу.
— Какая девочка худая! У-ужас! Стянуть пояс — и ничего не останется. А от меня (самодовольно, но скромно) — если стянуть — все-таки останется!
— Ехать на Северный Полюс и делать там деньги, чтобы полиция не увидела.
(До этого — разг<овор> о фальшивомонетчиках.)
Я — мысленно — P. M. Р<ильке> (†29-го дек<абря> 1926-го г. — запись в дек<абре> 1931 г.)
Da ich zu Haus nie Zeit habe, nie zu Haus bin — weil immer drin, lese ich Deine Briefe immer nur im Untergrund (das herrliche, heim> — unheimliche Wort!) und, wie ich mich innerlich vor Allem und allen mit Dir schütze, so list Du — <пропуск одного слова> — Dein Buch mit meinem, ja unter meinem Arm — Flügelarm — Rainer, geschützt.
Goethe und Rilke — nie обратно. Denn Einen am Letzten nennen ist ihn am nähsten fühlen — nennen — haben.[163]
Так как дома у меня никогда нет времени, да и дома я никогда себя не чувствую — ибо всегда внутри, я читаю твои письма только в метро <букв.: под землей> (прекрасное, >[164] — жуткое слово!), и когда я внутренне тобой от всех и всего огораживаюсь, ты тоже начинаешь читать — <пропуск одного слова> — свою книгу вместе с моей, под моей рукой — крылом — укрывшись, Райнер.
Отсутствие зубов на молодом лице — то же, что целые зубы на черепе: <фраза не окончена>
Мур — кому-то, указывая на автомобиль:
— Moi être très content quand cette machine écrasera moi: parce que plus de pas-bonheur, plus — guerre.[165]
158
«Я — сплю.
Я — мертва.
Я — скелет!» (фр.)
159
Речь идет о Жозефе и Жорже Кесселях, попавших в автокатастрофу 28 августа 1931 г.; у Жозефа был поврежден позвоночник, у Жоржа сломана нога. Из двух братьев — сыновей выходцев из России, переселившихся в конце XIX века в Аргентину, а в 1908 г. переехавших во Францию, — известностью пользовался Жозеф Кессель (1898–1979), в то время восходящая звезда французской литературы, в 1927 г. удостоенный Большой премии Французской академии.
160
По-видимому, имеется в виду Турксиб (Туркестано-сибирская магистраль) — один из наиболее заметных объектов социалистического строительства в это время. Массовое движение по отправке творческих бригад писателей на стройки первой пятилетки началось в мае 1931 г. по инициативе РАППа; это движение было призвано обеспечить «художественный показ» в литературе героев и достижений пятилетки.
161
«Вы разочарованы поэтом, не оправдавшим ваших ожиданий? Как жаль, что Вы не остались белой страницей! (моей тетради)» (фр.)
162
«горшок с цветами» (фр.)
163
Гете и Рильке — никогда обратно. Ибо назвать первого после второго значит почувствовать — назвать — утвердить его ближайшим из двоих (нем.).
164
Очевидно, Цветаева выбирает между heimisch (родной, домашний) и heimlich (тайный, сокровенный).
165
«Я буду очень доволен, когда эта машина меня раздавит: потому что больше не будет несчастий, не будет — войны» (искаж. фр.).