— Я не медик, но… разве это не так?

— Пиромания, как правило, врожденный недуг. А вы спросите у тех, кто знал Хосе до Верги, тянуло ли его когда-нибудь к огню?

— Значит, эта страсть у него появилась только здесь?

— Да.

— Сразу же после прилета?

— Н-не помню…

— И эта страсть появилась только у него? У него одного?

— Как вы уже успели, видимо, заметить — да.

— И вас это не удивляет? Вы не ищете причины недуга? Ведь вы врач.

Фархад улыбнулся. Разговаривая с Эркином, он почему-то все время едва заметно улыбался, словно бы ему были известны все тайны шахты номер семнадцать.

— Эркин, вы горячитесь совершенно напрасно. Вот вы сказали, что пишете детективы, так?

— Допустим.

— Почему вы их пишете? Ведь вы не писатель? Что же, мне лечить вас? Точно так же и Хосе. Чем его занятие хуже вашего? Вы развиваете воображение, а Хосе нашел возможность сосредоточиваться. Разве это в принципе не одно и то же? Почему же тогда свое занятие вы считаете нормальным, а увлечение Хосе — недугом? С такими взглядами можно далеко зайти.

— Ну, доктор, это вы уже хватили через край!

Фархад рассмеялся:

— Но ведь и вы хватили через край, решив, что Хосе поджег дом. А между тем это не так. Хосе — безобиднейший из всех известных мне людей. Что из того, что натура у него увлекающаяся и непостоянная? Вчера он горел желанием проникнуть в мир старинного танца, сегодня он изучает историю, а завтра займется геологией. Я считаю, увлечение игрой пламени — очередная его причуда.

— Значит, Хосе здесь ни при чем?

— Абсолютно.

— Тогда что же случилось с домом?

В ответ Фархад только пожал плечами:

— Кто знает!

Эркин собирался было еще кое о чем спросить, но Фархад поднес руку ко лбу, потер переносицу.

— Эркин, вы меня простите, но за минуту до вашего прихода я принял снотворное, и оно, кажется, начало уже действовать. Так и клонит ко сну. Разговор у нас с вами интересный, но, боюсь, поддерживать его я уже не в силах. Приходите через три-четыре часа. Я буду к вашим услугам. — С этими словами он лег на диван и закрыл глаза.

XII

По уже знакомой ложбинке Эркин подошел к шахте. Хосе давно с нетерпением ждал его.

— Как хорошо, что вы пришли! — торопливо стаскивая с себя скафандр, повторял Хосе. — Пойдем?

— А далеко нужно идти?

— Не очень. Только перебраться через хребет.

— А шахту оставим без присмотра?

— Ничего с ней не сделается. Идемте.

Хосе повел Эркина по ложбинке к жилому городку. Однако метров через сто остановился.

— Следуйте за мной. Я буду идти первым, показывать дорогу.

Только что наступила светлая вергийская ночь. Лохматые красные тучи плавали в небе, как огромные светильники. Их отблеск ложился на оранжевые скалы. Горные зубцы хорошо вырисовывались на фоне светлого неба, но тень от скал была густой, скрадывающей предметы.

Видимо, Хосе хорошо знал дорогу, так как свободно ориентировался, оказавшись в тени. В этом месте в сплошной стене скал виднелась небольшая расщелина. Скалы здесь были высотой метров двадцать. По расщелине можно было взобраться на их вершину.

Хосе уверенно перепрыгивал с камня на камень. Эркин не отставал. Он успел заметить, что в некоторых местах в скале вырублены ступеньки. Видимо, этим путем пользовались довольно часто.

Подъем был крутым, но сравнительно безопасным.

Минут через десять они поднялись на вершину гряды.

Грунт под ногами казался темно-рубиновым, как гаснущие угли костра.

Отсюда, с двадцатиметровой высоты, хорошо были видны огни коттеджей. А за площадкой, на которой стояли сейчас космонавты, тянулась целая горная страна, молчаливая, глухая, темная. Скалы стояли там не сплошной стеной, а были словно насажены друг на друга. Их острые пики, светлые и высокие, походили на густой сосновый лес. Основание же скал утопало в непроглядной тени.

Хосе тронул Эркина за рукав:

— Пойдемте. Уже недалеко. — Он направился в сторону острых пиков.

Ровная площадка кончилась. Начался крутой спуск. Здесь, в скале, тоже кое-где были вырублены ступеньки, так что спуск не представлял особого труда. Так они спустились метров на пятнадцать и теперь находились в кромешной темноте, в тени горных зубцов. Невозможно было рассмотреть даже собственные руки. Тем не менее Хосе довольно уверенно двинулся вперед. Путь пролегал по узкой извилистой расщелине, что тянулась куда-то в глубь гор.

Вдруг стало светлее, хотя они по-прежнему находились в глубокой расщелине в тени скал.

На одной из скал слабо мерцало светлое пятно.

Подошли ближе, и Эркин увидел, что светлое пятно — это вход в пещеру.

Перед самым входом Хосе остановился.

— Это здесь, — почему-то шепотом сказал он Эркину.

Также шепотом Эркин спросил:

— А другие сюда ходят?

— Да. Но никто не любит об этом говорить.

Он нагнулся, ибо вход в пещеру был невысок, и шагнул внутрь. Эркин послушно последовал за ним. Сердце его стучало гулко и учащенно. Кажется, он приближался к разгадке тайны 17-й шахты.

Поначалу путники шли по неширокому тоннелю. Эркин пристально присматривался к его стенам. Но сомнений быть не могло — пещера явно естественного происхождения.

Постепенно тоннель расширился, и космонавты оказались в просторном высоком зале. Здесь было значительно светлее. По-прежнему Эркин не мог понять, откуда льется этот приятный неярий свет. На стенах зала блестели капли какой-то жидкости. Пол был усыпан мелкими острыми камнями. Кое-где лежали крупные валуны.

Один из углов зала был ниже других. От этого угла тянулся вниз небольшой коридорчик. К нему Хосе и подвел Эркина.

Кажется, свечение исходило именно отсюда. И точно — дальняя стена коридорчика светилась рубиновым огнем. Огонь светил неровно, то становился сильнее, то ослабевал. Временами как бы волны пробегали по этим вспышкам.

Хосе опустился и присел на небольшой камень, с жадностью всматриваясь в свечение. Эркин последовал его примеру.

Так просидел он некоторое время, внимательно глядя на оранжево-красные сполохи. Вдруг он почувствовал, что ему интересно и даже приятно смотреть на эти перебегающие сверху вниз волны. Огонь не грел, но какая-то сладкая расслабленность, истома разливалась в груди от одного его вида. Ни разу в жизни Эркин не ощущал такого необычайно радостного состояния души. Все его прочие чувства притуплялись. Он забыл, что находится в пещере, что вокруг камни и замерзшие капли странной жидкости, что над ним острые пики скал, забыл, ради чего он прибыл на Вергу, забыл, что рядом находится Хосе. Он видел только переливающееся перед ним свечение и хотел видеть только его. Удовольствие, которое он испытывал, нарастало. Как он мог жить, не зная об этом чуде?! Разве можно сравнить его состояние с чем-то иным?! Он трепетал от наслаждения, покачиваясь в такт какому-то неслышному мотиву. О, как глупа и пуста была его жизнь до сих пор! Какие никчемные заботы терзали его! Какими мелкими радостями утешался он! Нет! Больше этого не будет! Он познал наконец смысл бытия. Он будет приходить сюда и наслаждаться игрой пламени, которое так пленительно обжигает нервы! Он раскачивался все сильнее. Сердце билось как сумасшедшее. Он был согласен умереть здесь, рядом с волшебным пламенем, лишь бы не прерывать невыразимого блаженства.

И все-таки он очнулся и пополз назад, пополз на четвереньках, медленно, то и дело останавливаясь.

Так, пятясь, выбрался из пещеры. И здесь силы оставили его. Он откинулся на спину и потерял сознание.