Предрассудки, предшествующие рассудку, с молоком матери всосанные: не преображенные ли инстинкты?

Так, отродясь и особенно в московский голод никогда не заглядывалась на съестные витрины. Еще подумают: хочу! Еще подумают: не могу! Явно хотеть и не мочь — мерзость!

И вот, в 1923 г., в Праге, от одного бывшего гвардейца узнаю: мой всосанный предрассудок (никто не учил!) — параграф гвардейского устава: Никогда не заглядываться на витрины, особенно — гастрономические. Я не воспитывалась в Гвардии, — м. б. мой предок какой-нибудь? А составитель устава — просто нищий гордец.

Начитанность <под строкой: Чтение> тоже делает одиноким: «вращение в <пропуск одного слова> кругах».

Есть, очевидно, и круговая порука зла: он, не желая, мне, я, не желая, другому, тот, не желая, еще кому… Безымянная. Круговая отместка — кому?

Остров Pathmos — не на тебе ли я родилась? [248]

Эротика, это похоже на рот и на грот.

Тело! Вот где я его люблю: в деревьях.

Platon и Platen. (Первого — никто не судил.) [249]

Интонация: голосовой умысел. Intonation: intention vocale [250].

NB! 20 год. Бальмонтовское ведро!

В моих стихах кто угодно спутается. Ничтожные поводы иногда вызывали эпохи. Эпос.

Присяжные поверенные и поэты.

Единственное чего я никогда не ощущала стихией — любовь. Дружбу (Д) — да!

О, мне всего мало, поэтому и не начинаю, не начну. (Я с людьми.)

До свидания великого! (Р. Ш<тейнер>)

      ранили, —

До великого свидания!

Сестра: в этом и простор и страдание. И еще — запрет. Простор, порожденный запретом. («Отыграюсь».) Победа путем отказа. (С<ергей> В<олконский>) Будь я женой, я бы ревновала к сестре. Беспредельность не может ревновать к пределу. (Думаю о Б. П. 1932 г.)

Б. П. Заочный оплот.

Жена — предел. Тупик, разверстый ребенком.

(Из мыслей к Б. П.) …Втроем не выйдет. Я и вдвоем умею плохо. Два уже меньше чем один (в котором другой). Мы уже меньше чем я (в котором ты). Два это рядом. Весу меньше. (Я вешу еще всем тобой, так мы вес — поделили, и земля нас конечно вынесет!) Нет, не обольщаюсь и не обольщаю: втроем не выйдет. (NB! 1932 г. М. б. — тоже гвардейский устав? Ne daigne [251].) Могут выйти два вдвоем (мое с Вами, мое с ней). Зачем втягиваете? Я — размежевываю. Не отводите мне никаких мест.

Сонмы голосов дозвучивающих.

Vorfühlen. Nachfühlen [252]. Вы поймете когда пройдет, я — прежде чем стряслось.

Сострадай!

Люди по мне проходят бесследно. Выходит: они — волны, а я — камень. (Без никакого следу кроме соли.)

Выпеть и выжечь.

Не хочу того слова: оно круг. (Из двух рук!) Гораздо больше, чем всё.

Встреча должна быть аркой. Не в упор (кто кого?) не две дороги вдоль (перекресток, чтобы вновь разойтись, да просто: РОССТАНЬ!) а радугой. Арка: увечнённая встреча. Не встретились, а непрерывно встречаются. Вечность в настоящем времени. Настоящее время (Presens) вечности.

Чем дальше основы арки, тем выше арка. Нам нужно отойти далёко. Для нужной нам высоты нам нужно отойти очень, очень очень далёко, м. б. (отступая спиной) и немножко оступиться — по ту сторону.

Кусочек из Диккенса. (Шаги перед грозою. История двух Городов.)

Мои стихи, равно как мои платья хороши в темной комнате. При белом свете дня — сплошные дыры (ожоги).

M-me Roland у подножья эшафота [253].

Море отражает дно (себя, недра).

Дно — одно.

Река отражает небо.

У реки не может быть лица, только поступь и голос (бег и звук). Лики ее — те небеса, под коими протекает. В известном смысле я — безлична.

Не оскорбила бы меня только страсть ангела: его стыд с семижды седьмого неба превышающий мой (с седьмого).

Еще: его стыд (mésalliance [254]) вместо моего собственного.

Бог (магнит) некоторых забыл снабдить сталью.

15-го нов<ого> апреля:

Чувство, что дорога за мной пропадает, зарастает по следам.

Дети меня жестоко ненавидели в детстве. Я не простила детям.

Мой страшный страх обид.

Меня нет: обижайте пустое место! Пустующее как раз на том месте, где я стою (где вы думаете, что я стою).

Белый и Блок: Внутренняя радость дающая внешнюю.

Застава: концы концов: все концы с концами сходятся: начало всяческой беспредельности: дали, горя, песни…

Апрель (конец, 29-ое. Говорят, самое любовное время — полночь. Неправда: час призраков. Еще: рассвет. Неправда: слушаешь гудки заводов и вокзалов: тоску просыпающегося дня. Нет любовного часа, а если есть то скорей уж полдень (Bettina: «Meine verschlafendste Zeit» [255]).

Если бы любовная любовь не включала в себя: услады и забавы, я бы может быть ее и любила. Если бы она была совсем горькой. (Т. е. — не собой. 1932 г.)

Дорваться друг до друга — да, но не для услады же! Как в прорву. «Зной — в зной, Хлынь — в хлынь, До — мой: — В огнь синь» [256].

Чтобы потом — ничего не было.

Чудо в физическом мире ограниченно, ибо огр<аничен> сам физ<ический> мир. Но чудо (безгран<ичность?>) ограниченным быть не может, следов< ательно>: или чудо происходит не в физ<ическом> мире, или в физ<ическом> мире чудес не происходит.

А м. б. другие (сущности их) вскрываются исключ<ительно> в любви (Эросе). Но может ли сущн<ость> вскрыться в частности? И в частности, да. Но почему же исключительно в этой?

Может ли сущность (Аполлон, Дионис, Люцифер) вскрываться исключ<ительно> в Эросе? Нет, сущности скрываются, пропад<ают> в Эросе. М. б. он и есть из богов — сильнейший! Да и то ложь: ибо частность Эроса в сущности Диониса, напр., растворяется.