— А что мы упустили? Разве нам не удалось натравить друг на друга тех, кто вышел победителями в первой Балканской войне? И года не прошло, как…

— Им это удалось! Хорошенькое дело! И никакой нашей заслуги в этом нет, что ли? Ну, не будем спорить; рядом с нами вы, австрийцы, никак не можете избавиться от комплекса неполноценности, я это прекрасно понимаю, и потому придаете своим действиям бог знает какое значение. Ну да черт с ним, оставим это; но когда нынешним летом война на юге окончилась — каков был результат?

Надворный советник Шенбек не отвечал. Он даже не пытался ответить, все было яснее ясного. Но что-то сказать нужно…

— По крайней мере обстановка прояснилась.

— А до этого она не была вам ясна?

Лучше бы он промолчал! Впрочем, Берт тоже мог бы быть деликатнее; если мы здесь, возможно, и в самом деле подвержены комплексу неполноценности, то господа в Берлине этим комплексом решительно не страдают. Однако надо это поскорее замять…

— Важно, что сейчас она прояснилась окончательно, что ее совершенно однозначно оценивает все большее число людей — я имею в виду тех, кто занимает руководящие посты.

— Сам Конрад фон Гетцендорф…

— Конрад, Конрад! Только и слышишь это имя! Берт поднял руку, чтобы прервать возражения брата:

— Знаю, знаю. Кстати, ваш шеф генерального штаба — едва ли не единственный человек, который пользуется у нас хорошей репутацией. Но что толку? Когда вь; аннексировали и оккупировали Боснию и Герцеговину, казалось, войны не миновать. Тогда вы могли смести Сербию одной левой. Конрад, Конрад! Почему вы его не послушались? Ведь он прожужжал императору все уши, и потом опять, во время первой Балканской войны, затем во время второй…

— Все испортил Тиса. Он против войны. Тоже мне пацифист! Просто смешно!

Да, действительно, смешно приписывать хитрому и расчетливому человеку, каковым, несомненно, является венгерский премьер-министр, пацифистские побуждения! Берту даже стало жаль брата с его наивными представлениями, и он решил больше его не поддразнивать, а просто на все открыть глаза. Тем более что это явится своего рода приватной, семейной моделью немецко-австрийских взаимоотношений вообще: Берлину не остается ничего другого, кроме как (помимо всего прочего) взвалить на свои плечи еще и бремя постоянных поучений, а то и руководства гораздо более старшим и при этом на столько же более слабым и отсталым сородичем по расе. Берт вздыхает, он сам восхищен своей жертвенностью, и неторопливо, словно бы священнодействуя, закурив следующую сигарету, приступает к просветительской деятельности. Единственное, в чем он себе не отказывает, так это в тоне, своим подчеркнуто усталым голосом он дает понять, какая это скука — повторение прописных истин:

— Итак, начнем с Тисы… Прежде всего он венгр и потому у этого, в общем-то, не глупого человека на глазах шоры. Он, как лошадь, видит только то, что находится непосредственно перед ним, понимаешь? Он видит только Венгрию и ее интересы. Поэтому он против войны с Сербией. Если бы Австрия войну выиграла, а на это вы, полагаю, рассчитываете, то сербскую территорию вы прибрали бы к рукам, и куда бы вы ее включили? Разумеется, в состав Венгрии, куда же еще. Догадываешься, каковы были бы последствия? Не догадываешься. Так вот: венгров в мадьярской части империи в результате оказалось бы, черт побери, намного меньше, чем влившихся туда славян. А этого-то Тиса и боится, потому он и не хочет войны с Сербией.

— Ага, ага. — Надворный советник походил теперь на карпа, ловящего ртом воздух.

— Но было бы несправедливо упрекать в подобной близорукости одного только премьер-министра ваших венгров. — Берт входил в ораторский раж, радуясь расточаемым блесткам своего испытанного остроумия и красноречия. — За тот же недостаток вам следовало бы упрекнуть и самих себя. Ведь у вас — я имею в виду и Конрада фон Гетцендорфа, и вообще всю когорту сторонников войны, — у вас перед глазами лишь конфликт с Сербией! Сербию мы должны обезвредить, уничтожить, оккупировать, она угрожает нашему существованию… А что там дальше, за сербской границей, — этого вы уже не видите! В лучшем случае сознаете, что могут возникнуть осложнения с Россией. И то я говорю еще о наиболее умных ваших политиках. Между тем… — В предвкушении наиболее эффектного пассажа своей речи Берт сделал паузу, во время которой пополнил бокал и тут же выпил почти половину содержимого. — Между тем всю ситуацию нужно рассматривать, исходя из высших соображений. Высших и далеко идущих. Иными словами, видеть ее в более широком контексте. А теперь как можно проще, чтобы ты понял. Мы… — И в этом «мы» австрийскому надворному советнику почудился отзвук имен высших представителей германской империи. — …мы исходим из основополагающего тезиса о том, что наше положение в мире никоим образом не соответствует нашему истинному значению. Наш государственный потенциал уже сейчас дает нам право играть первую скрипку в оркестре европейских держав. И скажу прямо — держав всего мира! Это, однако, привело к тому, что Англия, Франция и Россия тесно сомкнули свои ряды, дабы этому помешать. Своим сплочением они хотели бы душить нас до тех пор, пока мы не падем перед ними на колени. Но этому не бывать. Никогда!.. Ты знаешь, в какую семью я вошел, женившись. А ведь Манмесманы, Круппы, Сименсы — я мог бы назвать еще целый ряд других имен — это истинные Зигфриды современной эпохи, на плечах которых зиждется подлинная слава и могущество германской империи! И они никогда не допустят, чтобы кто-либо отказывал ей в том месте, какое ей по праву принадлежит в мире. Сейчас размежевание двух соперничающих лагерей — уже данность. Это и младенцу ясно. На одной стороне англо-франко-русский альянс, на другой — Германия и вы.

— А Италия, Болгария, Румыния, Турция?..

Берт, в общем-то, рад был тому, что его перебили, передышка давала ему, во-первых, возможность долить себе и выпить — после столь длинного монолога он уже ощущал сухость в горле, — а во-вторых, благодаря ей еще раз представился случай показать брату, как узки рамки его провинциального взгляда на вещи.

— Болгария? Румыния? Помилуй, что это такое? Я говорю о европейских государствах, а эти, эти… я называю их просто гуцулами. Ну, еще Турция куда ни шло, поскольку она расположена у Дарданелльского пролива и таким образом владеет ключом к русскому Черному морю. Об итальянцах я отказываюсь говорить. При виде их я застегиваю карман и затыкаю уши, чтобы не слышать их тарара́. В сущности, единственный союзник Германии, союзник, обладающий каким ни на есть весом с военной точки зрения, — это вы. Но долго ли продержится этот ваш рейх в целости и сохранности?

— То есть? — на этот раз венский Шенбек нахохлился и рискнул принять обиженный вид.

— Не хочешь ли выпить? Главное — спокойствие, спокойствие! Долей себе! Не знаю, сознаешь ли ты это, но, между нами говоря, уладить разногласия с теми можно лишь одним способом — войной!

Рука венского Шенбека позволила бокалу с вином опуститься на поверхность стола так резко, что брат даже потерял нить своих рассуждений и стал смотреть, не разбилось ли стекло.

— Вот видишь, какие вы, — Берт страдальчески покачал головой, — просто истерики! Чего вы, скажи на милость, боитесь? Что дело дойдет до войны? Разумеется, дойдет. Вопрос только в том: когда? А теперь слушай внимательно: коль скоро мы исходим из факта, что военное решение неизбежно и является единственно возможным, так зачем же нам ждать, пока остальные подготовятся к войне и перережут нам горло? Таким образом, остается лишь определить, когда следует взяться за оружие в порядке самообороны. И я тебе говорю: час пробил. Это не значит, что все произойдет сегодня или завтра или именно в этом году, но речь идет, так сказать, о современном периоде! Понимаешь? Смотри, начнем, скажем, с России, которая вас, австрийцев, больше всего страшит как защитница и покровительница Сербии, балканских славян вообще. Так вот, Россия. Не сегодня завтра она начнет оснащать свою армию новым оружием. И что же, мы должны ждать, когда она перевооружится? Далее — Англия; вовремя превзойти ее на море мы уже не успеем, но что из этого следует? Что в ходе молниеносной войны мы должны уничтожить ее европейских союзников прежде, чем начнет оказывать свое действие какая-нибудь морская блокада англичан. Ну а теперь Франция. Вот против нее у нас есть средство, то бишь средство стратегическое, причем настолько эффективное… извини, понимаешь… хоть ты мне и брат, сказать тебе об этом я ничего не могу, не могу. Но ведь ты знаешь, что значит, когда кто-то у кого-то в руках? Этим все сказано. Ну и наконец мы добрались до вас, пока что вы еще держитесь вместе. Но с каждым годом все больше и больше расслаиваетесь. Не знаю… но эта ваша дурацкая национальная политика, эти бесконечные свидетельствующие о вашей слабости тяжбы с чехами, это опасливое подобострастие в отношениях с мадьярами… Будь мы на вашем месте… э, да что там говорить. Короче, мы не можем ждать, когда ваше положение станет еще более плачевным; сейчас у вас еще есть армия, пусть и не первоклассная, но по крайней мере сковать какую-то часть неприятельских сил вы можете. Так что summa summarum{[54]} именно сейчас самое подходящее время…