Хорошо, что готово и резюме. Он наскоро перелистывает его еще раз, иногда задерживается на каком-нибудь месте, особенно там, где речь идет о социал-демократической партии — в ней не перестают гнуть свою линию ревизионисты… Программные заявления, правильные и приемлемые, — это одно, а практика — совсем другое. Уже само это противоречие приводит к отсутствию единства в партии… Дисциплина падает, административные органы и периферийные ячейки партии живут как бы обособленной жизнью… решающее влияние на партию начинают оказывать профсоюзы, а не наоборот… Вместо сознательных, активных революционеров на ключевых и руководящих постах мы зачастую встречаем администраторов, функционеров, а то так и людей, место которым скорее на левом фланге буржуазии.

Так, и точка. Он доволен. Хотя выводы основаны прежде всего на немецком материале, но, к сожалению, их вполне можно толковать расширительно.

В этот момент раздался стук в дверь, и в ответ на приглашение в комнату вошел мальчик — собственно, следовало бы сказать «вошло», ибо порог переступило некое совсем еще юное существо со всеми признаками своего возраста. Это впечатление, несомненно, усиливалось тем, что мальчик был невероятно худ, и личико у него было крохотное, одни лишь глаза смотрели по-взрослому строго. Держался он совершенно непринужденно, без тени смущения — вероятно, привык к тому, что его облик вызывает удивление у всех, кто видит его впервые.

И потому, не дожидаясь, пока с ним заговорят или о чем-либо спросят, он выудил из кармана клочок газеты и положил его перед мужчиной, что сидел за письменным столом. Это был обрывок текста с неровной, зубчатой кромкой.

Теперь мужчина уже не колебался, он поднял пресс-папье и взял лежавший под ним такой же клочок газеты. Когда он приложил один клочок к другому, их зазубренные края в точности совпали.

Все в порядке. Связной выбран недурно, никто такого шкета не заподозрит.

Мужчина привстал, вложил исписанные листы в большой конверт и протянул его пареньку. У него уже вертелись на языке слова о том, что посыльный должен глядеть в оба, что это работа многих дней и ночей, но, встретившись с проницательным взглядом мальчика, почувствовал, что может его этим обидеть.

И он просто протянул ему руку.

Только когда дверь за мальчиком захлопнулась, он провел рукой по лысому черепу до самого затылка, словно желая стереть невидимые следы усталости, и наконец опять по прошествии долгого времени улыбнулся.

Молодчина…

Сухим треском всплеснул выстрел по отвесным стенам скал. Горные кручи словно бы перебрасывали этот треск друг другу, сливая эхо в протяжный грохот. Не успел он замереть, как снова затрещали выстрелы, перемежаемые стаккато пулеметных очередей.

Снаряды и пули попадали в твердые камни, попадали в мягкие тела, пробивая в них брешь, через которую жизнь беспрепятственно уходила вместе с целым миром воспоминаний и целой вселенной грез.

Эти пули и снаряды выпускали из ружейных дул и пушечных жерл черногорцы, сербы, болгары и греки, чтобы попасть ими в турок, которые, в свою очередь, стреляли по грекам, болгарам, сербам и черногорцам. В скором времени лагеря убивающих несколько перегруппировались, и теперь сербы, греки, румыны и турки воевали против болгар.

Муравьиное мельтешение солдат и комариное жужжание пуль нарушали спокойствие балканских горных великанов, оставляя на их скалистой поверхности царапины попаданий, заполняя ущелья трупами людей и лошаков, обагряя горные речки кровью.

Это уже были не латники, что в сверкавших доспехах и шлемах, с развевающимися султанами из конского волоса сбегали с Акрополя на поле брани, размахивая над головой копьем или с грохотом ударяя короткими мечами по круглым щитам; не были это и юнаки в кольчугах с блестящими металлическими пластинами на груди и в островерхих шлемах византийского образца, прискакавшие за славой и смертью на Косово поле; и по другую сторону тоже, конечно, не было диких всадников Пророка в красных и зеленых шароварах, в белоснежных тюрбанах и с кривым, зажатым в кулаке, ятаганом. Нынче с обеих сторон противостояли друг другу люди в невыразительных униформах, цвет которых сливался с цветом земли, должно быть, затем, чтобы после смерти легче было слиться с ней и человеческим телам; в мятых, рваных шинелях, заурядные с головы до пят, такие же заурядные, какими были и ежедневные их смертоубийственные мытарства, сопряженные лишь с темными оттенками серого и коричневого, каковые присущи грязи, земле, пропитанной кровью, или, наоборот, облепленным землей внутренностям, вывороченным наружу.

Но это не имело значения. Значение имели те возвышенные идеалы, за которые воины отдавали жизнь, как говорилось в бодряческих речах политиков и восторженных газетных статьях по обе стороны фронта. Впрочем, изгнание Турции с Балкан, ликвидация власти и влияния этого все еще остававшегося средневековым мусульманского государства в Восточной Европе, где оно жестоко порабощало нынешних победителей, — а именно таков был итог первой Балканской войны, — это, несомненно, явилось благом для всей Европы вообще! Хуже обстояло дело с идеалами второй Балканской войны, когда речь шла о дележе добычи.

Ситуация была весьма непростой, поскольку все осложнили — как и всегда! — великие державы. Национально-освободительные движения балканских государств — что ж, почему бы и нет? Следует, однако, проследить за тем, чтобы не слишком нарушалось равновесие интересов более «высоких», нежели локально-национальные, а заодно и попробовать как-то этим воспользоваться, авось удастся… Например, господа в Петербурге весьма приветствовали бы возникновение на Балканах прочного и долговременного блока преимущественно славянских государств, который окончательно вытеснил бы турок с европейского континента, поскольку российскому черноморскому флоту позарез нужны Дарданеллы как открытые ворота в Средиземное море. Другая функция, которую Россия предназначила бы такому блоку, это функция аналогичного барьера по отношению к Австро-Венгрии… Однако то, что нравится одному, по тем же причинам совершенно не устраивает другого. Победившая Сербия хочет выйти наконец к Адриатике? И, вероятно, основать там свою военно-морскую базу, не так ли? Австро-Венгрия ни в коем случае не намерена этого допустить, иначе ее Пуле с Триестом была бы грош цена. Достаточно того, что сокрушена и разорена Турция — вне всякого сомнения, потенциальный союзник Австрии и Германии. Германия тотчас послала в Турцию военную миссию, чтобы оказать помощь в обучении новой турецкой армии; кроме того, она распахнула перед турецкой экономикой двери своих банков, поскольку нуждалась в плацдарме на Востоке для строительства Багдадской железной дороги; дорога должна была облегчить Германии доступ к сердцу важнейшей английской колонии — Индии. Что, естественно, явилось поводом для того, чтобы в балканском вопросе принять сторону России и ее protege{[48]} — Англии. России Германия предложила помощь в деле перевооружения армии, и ее примеру последовала Франция, Западный сосед внушающей опасения Германии. Язычок пламени на Балканах ежеминутно грозил разрастись в общеевропейский пожар. Но это казалось (прежде всего Австрии) чересчур рискованным. Поэтому совместно с Германией она попыталась прибегнуть к другим средствам — дипломатическим. И им действительно удалось натравить Болгарию на ее бывших балканских союзников. Разумеется, это была ставка на фальшивую карту, Болгария проиграла, авантюра кончилась фиаско.

На балканские горы вернулась тишина. Дно их пропастей постепенно засыпалось оползнями и зарастало боярышником, который теперь зеленел особенно буйно. А в остальном? Несмотря на то, что балканские государства сбросили турецкое иго, причем Сербия, хотя она и на этот раз не вышла к морю, а также Румыния и Греция расширили свою территорию, миру не оставалось ничего другого, как продолжать усиленно и повсеместно вооружаться, поскольку обе Балканские войны по существу ничего не решили.