Они часто ссорились. Тоня была грустная и надутая, придиралась к Вове, а ночью преображалась, становилась общительной, ласковой. Я объяснила Володе, что она обижается на него из-за того, что он не удовлетворяет её в постели. Я знала, что такой женщине требуется удовлетворение от близости. Возбудив её чувства, он обязан был их удовлетворять.

"Нет худа без добра", – подумала я. Я знала, что Володю не примут в престижные институты из-за четвёртой статьи в военном билете, и ему легче будет перенести это, если он отвлечётся на семейную жизнь. Я искала в Тоне положительные качества и находила. Тоня была первым ребёнком в большой семье, следовательно, не избалована, всё умеет делать, мало говорит, но зато умеет слушать и приспосабливаться. У неё хорошая профессия ткачихи, заработок в два раза больше моего. Володя тоже получил профессию ткача. Я прочитала в записках Володи: "Если бы эта девушка полюбила меня, я бы и в институт поступать не стал".

Но я ошибалась в своих рассуждениях. Через месяц я узнала от Володи, что она уже целый месяц принуждает его к половой жизни, даже поит вином, но у него ничего не получается. Я сказала ему: "Сейчас же прекрати с ней все отношения. Возможно, она беременна, и мы не узнаем, от кого ребёнок". Но Тоня была в отличие от Вовы волевым человеком и умела подчинять своей воле это зависимое от женской ласки животное. Она его муторажила почти два месяца, но у него в нашей квартире так ничего и не получилось.

Тоня и не думала работать ткачихой, и когда Вова уехал в Москву поступать во Фрязинский техникум, она тайком от нас уехала к нему на следующий день. Она не собиралась жить одной семьёй в моей квартире, объясняя это тем, что Кинешма – серый город. В Москве, на частной квартире, второго августа у них что-то получилось, Тоня встала, отряхнулась и сообщила, что она забеременела, а Вова заметил, что она потихоньку собирает свои вещи, хотя обещала жить с ним в Москве.

Тоня уехала, несколько огорчив Володю, но девушек в Москве было много, а главное, от него теперь ничего не требовалось кроме разговоров, и это его устраивало. Когда Тоня прислала ему письмо и просила купить и прислать ей некоторые вещи, он ответил, что рад её отъезду, потому что она ему надоела, а в Москве много интересных девушек. В другом письме она сообщила ему, что он теперь стал отцом, обязан содержать семью и высылать ей деньги. Она требовала высылать их как можно скорее, пока не поздно, а иначе она убьёт общего ребёнка и себя. Он ответил, что денег выслать не может, потому что сам находится на содержании у родителей. Тогда Тоня написала мне письмо, в котором сообщила, что они с Вовой согрешили, она беременна и просила меня высылать ей побольше денег. До этого в Кинешме Тоня демонстрировала свои отношения с Вовой. Приезжая к нашим родственникам, она оставалась на ночь и ложилась с Вовой в одну постель. В Москве также Тоня приезжала на прежнюю Вовину квартиру и там ночевала с ним в одной постели. Она как будто бы собирала свидетелей их близости.

Можно было бы подумать, что Тоня принуждает его к половой жизни с целью женить на себе, если бы не требование денег. "Возможно, – думала я, – Тоня, насмотревшись на жизнь своих родителей, хотела жить иначе". Тоня рассказывала, что её мать не видела ничего хорошего, воспитывая пятерых детей и терпя побои пьяного отца. Володя вина не употреблял и поэтому был более подходящим для неё, чем другие выпивающие парни. Эталоном хорошей жизни для Тони была жизнь её тёти Любы, жены военного, которая не имела детей, ничего не делала, лежала на диване и читала книги. Тоня почему-то считала нашу семью очень богатой и была уверена в том, что у меня на сберкнижке лежат тысячи рублей. Но эта версия была маловероятна.

Мне стало ясно, что она, будучи беременной, использовала Володю, чтобы свалить на него чужого ребёнка. В день, когда он познакомился с Тоней, они пришли на вокзал. В этот день уезжал на юг Иолхом. Тоня смотрела на него только издали и побелевшими губами шептала: "Подлец. Подлец". Позднее я нашла письма Иолхома к Тоне. Очевидно, он отказался жениться на ней – вот и попал в подлецы. Я сообщила Володе, что он попал в беду, и Володя написал ей под мою диктовку то, что думал сам, с моими существенными дополнениями. От себя он написал, что она ему ненавистна, и он никогда не женится на ней, и будет выплачивать алименты только в том случае, если ребёнок, будучи доношенным, родится через девять месяцев со дня зачатия, кроме того, будет произведён анализ крови, подтверждающий отцовство. Сразу же самолётом Тоня прилетела в Москву. В двадцатиградусный мороз она была одета в лёгкий плащ и резиновые сапоги, с маленькой дамской сумочкой, в которой был один рубль и носовой платок, даже без запасных трусов. Володя не хотел и разговаривать с ней и просил уйти. Она осталась сидеть на стуле в его комнате и просила дать возможность переночевать хотя бы одну ночь. Ночь была её стихией. Она целовала и миловала его, клялась в любви, говорила, как и няня, что он лучше всех, а главное, говорила, что она вынашивает его ребёнка, и у него будет сын, похожий на него. Они стали жить вместе, ожидая появления сына. Молодой паре все симпатизировали, и милосердные люди (оказывается, у нас таких очень много) одели и обули Тоню. Вова получал стипендию 40 рублей и, по его словам, делился с Тоней каждой корочкой. Но когда они приехали к нам в гости, на её боках было жиру три сантиметра, а Володя похудел, как кощей, и брюки с него сваливались, пиджак болтался как на пугале. Тоня нигде не работала, но каждый день ходила в кинотеатры. Где она брала деньги – неизвестно.

Через несколько месяцев, Володя, заметив, что живот не растёт, спросил, когда же появится ребёнок. Тоня ответила, что, наверное, она ошиблась в своей беременности, но надо подождать ещё немного. Но ребёнок так и не появился. Тогда Владимир таскал её за волосы по снегу и бил, требуя признания, куда же она дела его ребёнка, но она твердила одно и то же, что её затошнило, и она поверила в свою беременность. Эта была ложь, рассчитанная на человека, несведущего в жизни. Тоня жила в общежитии, где девушки постоянно беременели и ходили на аборты. Тоня, будучи очень наблюдательной, не могла не знать признаков беременности. Не предполагая, что так можно лгать, Володя поверил ей, и она опять стала склонять его к половой жизни, обещая родить ему сына, который будет похож на него, и у него уже не будет одиночества.

Тоня хотела подчинить его своей воле, но он не мог жить с ней вместе, уходил и даже хотел броситься под электричку. Она тут же бежала вслед, становилась покладистой и уговаривала снова с ней жить. Из жалости он снова возвращался к ней Няня решила спасти Володю, дала бабушке большую сумму денег, чтобы подкупить милиционера, и тот потребовал от Тони покинуть Московскую область в кратчайший срок, так как нельзя было жить без прописки в Москве. Тогда они переехали в химкинский район, и Володе пришлось тратить на дорогу в техникум и обратно более пяти часов. Там, наконец, Тоня устроилась на работу. Тут я вмешалась, несмотря на свою клятву не вмешиваться в его жизнь. Я просила Володю ни в коем случае не связываться с ней, так как она лгунья, наглая аферистка без совести, приспособленка, любящая паразитировать, как комар, за счёт чужой крови. Рабочие Красноволжского комбината говорили о ней, что её работать палкой не заставишь. Бабушка и няня умоляли Володю расстаться с ней. Но ночная кукушка всегда перекукует дневную. Тоня требовала от Володи секса по десять раз в день, разными искусственными способами вызывая эрекцию. Володя не выдержал и, стукнув по столу кулаком, сказал: "Если не родишь, я больше не буду заниматься этим пакостным делом и разведусь с тобой". Тоня стала приходить с работы в 22 часа вместо 16 часов, объясняя, что работает на сверхурочных работах, чтобы заработать больше денег. И вскоре забеременела. Впоследствии выяснилось, что на фабрике никаких сверхурочных работ не было, там работали инвалиды, в 17 часов рабочий цех закрывали. Оставалась работать только администрация. Женщины этой фабрики говорили, что директор фабрики приставал ко всем женщинам, даже к пожилым и старухам.