– Вы на правильном пути. – Лилия Петровна подняла со стола книжечку, показала обложку.- Самое главное это то, что происходит с нами внутри. Я не случайно принесла сегодня Сэлинджера и заговорила о герое нашего времени. Главный персонаж романа "Над пропастью во ржи" показался близким мне человеком. Подросток недоволен собой и занят поисками счастья…

Счастье. Несколько лет назад я не допускал возможности быть в

Америке счастливым человеком. Страна "багровых туч" и непролазной тьмы. Американцы непонятно для чего родились. Они не живут, а выживают. Какой надобности ради – непостижимо. Из Америки притопал к нам комплекс неполноценности. Комплекс, что свел Джона с ума.

Значит ли это, что сумашествие – освобождение от комплекса?

Идиотская мысль. Все равно что шизофрения.

Шизофрения отдает автомобильной шиной, тугой, твердой, как камень, резиной. Ш-ш-ш…Ш-ш-шайба… Шайба та же прокладка. Придет в негодность – кранты водопроводу, "сработанного рабами Рима".

"За далью дали не видать… И впереди другая даль…На тризне грозного отца мы стали полностью в ответе. За все на свете – до конца".

На день рождения прилетела открытка.

Там были слова.

"Набирайся силенок, Орленок!

Мы с тобой еще выйдем в орлы!

Зоя Долбня.

Краснодарский край, Туапсинский район, п.л. "Орленок", дружина

"Звездная".

Я не ответил Зое. Я только что прочитал "За далью даль"

Твардовского. И если бы догадался ответить, то может написал бы и так.

"Зоя, милая!

"За далью даль" – дорога от Туапсе на наш "Орленок".

Горно-серпантинная поэма. Утро и Солнце. Автобус летит то вверх, то вниз. За поворотом вспыхивает и слепит глаза Солнце. Машина ныряет влево и через километр новый поворот, И так всегда, до бесконечного конца. "За далью даль. И впереди другая даль". Хорошо то как…

Чувствуешь?".

Историчка поручила доклад. В школе готовят диспут о роли личности в истории.

Я позвонил дяде Ануарбеку Какимжанову.

– Дядя Ануар, мне поручили сделать доклад о роли личности в истории. Учительница указала на работы Ленина и Плеханова…

– Та-ак… Хорошо… Что тебя интересует?

– Работы я прочитал. Но мне все равно непонятно…

– Что непонятно – это может и хорошо… – Дядя Ануарбек простудился и говорил в нос. – Что непонятно, ты пока отодвинь в сторону и сильно в докладе не касайся. Понял?

…В актовый зал согнали три десятых класса. За столом методист из Гороно. Сейчас я выдам. Ох и выдам.

– …Молодой человек, что вы тут нам про Сталина рассказывали?

Повторите.

– Что? Ничего нового я не сказал про Сталина. Сталин развязал репрессии, опираясь на ложный тезис об обострении классовой борьбы в переходный период…

– Что вы знаете о Сталине, чтобы говорить так о репрессиях?

Положительно, тетка из Гороно дурочку валяет и сбивает меня с наступательного темпа.

– Были двадцатый и двадцать второй съезды партии… Есть решения… Имеются и другие документы.

– Хорошо. – Методистка вышла из-за стола и спустилась в зал – Вы читали вчеорашний номер "Комсомольской правды"?

– Нет.

– В газете напечатаны воспоминания военного о Сталине.

Военачальник особо отметил, что Сталин не любил, когда ему заглядывали в рот.

– При чем здесь это?

– Как раз причем. – нравоучительно сказала методистка и спросила.

– И вообще, что вы знаете о понятии контекст истории?

– Ну, это по-моему…

– Ясно. – перебила методистка. – Вот вы говорили, что движущей силой истории является народ. Так?

– Так. Народ и только народ.

– Что народ, понятно. Я хотела узнать у вас не кто, а что приводит в движение историю, вызывает событие?

Вот прицепилась. Я перестал понимать происходящее. Сталин, Ленин,

Плеханов… На фиг согласился делать доклад?

Я заикнулся о желании учиться в литинституте. Мама ничего не имела против. Более того, считала, что лучше, чем писательство, занятия в жизни нет. Но, говорила она, редко какой писатель способен прокормить себя литературой. Потому-то прежде надо приобрести надежную специальность. О том, что в литинституте меня не очень то и ждут, я не подумал и слышать ни о каком матушкином политехническом не хотел.

Пришла тетя Айтпала Орманова с дочерью Жамигой. Матушка позвала их поговорить со мной.

– Айтпала, он хочет поступать в Литературный институт.

– Это правда?

– Правда. А что тут такого?

– Это очень хорошо. – сказала тетя Айтпала и замолчала.

– Я ему говорю, – заговорила мама. – Прежде чем садиться за письменный стол, надо получить хорошую профессию. У писателя должен быть свой кусок хлеба.

– Тетя Шаку права.- сказала Жамига. – Прежде чем писать, надо узнать жизнь.

Жамига преподаватель маркшейдерского дела в Казахском политехе и ко всему относилась всерьез. В том числе и к тезису о том, что прежде чем писать, надо сделать себе трудовую биографию.

– Я ему говорю. – Мама разливала чай по кисюшкам. – Получи профессию инженера и делай что хочешь. Но он не слушается.

Матушка всегда ходила с червей, почему сказанула еще и такую вещь:

– Чехов был врачом. И это не помешало стать ему писателем.

Жамига поддержала маму.

– Бекетай, ты не смейся. Василий Аксенов тоже врач.

Аксенов положим не Чехов и пример Жамиги на меня подействовал.

Ситка продолжал предсказывать скорое наступление Золотого века и не забывал напоминать всем, что он сын Господа бога. Обращался Ситка

Чарли со Всевышним по-родственному, от чего прийдя в молельный дом к баптистам на 5-й линии решил и их обрадовать скорым Армагеддоном и прочими фейерверками.

Баптисты поинтересовались.

– Кто ты?

– Сын бога. – Ситка Чарли никогда не врал.

Баптисты прогнали его. Ситка плевался и обзывал их сАтанами.

Папа о боге никогда не говорил. Мама иногда напоминала нам о

Господе:

– Кудайга сенн.

– На что почти в рифму я отвечал:

– Кудайга ссиим.

– Айтпа сондай соз! – пугалась мама.

Но это она так, на всякий случай. Потому что в бога Ситок не верила, обычаев, даже для блезира, мусульманских не придерживалась.

Некогда.

Падал снег. Бика, Омир и я шли с заводской практики. Выпили пива,

Бике захотелось отлить. Прохожих не видно.

– Ссы прямо здесь. – предложил Омир.

Бика отлил на тротуар и хотел уже спрятать крантик, как я сказал:

– Не прячь. Тебе есть чем гордиться.

– Да? – небрежно переспросил Бика и оставил как есть незапахнутым и пальто.

Мы шли вверх по Розыбакиева и у Бики была для встречных прохожих своя откорячка:

– Как будто разговариваем…

Шеф тоже откровенно любовался своим членом Политисполкома

Коминтерна. Когда дома не было родителей, он выходил из ванны без трусов и разговаривал с кадрухами в голом виде часами по телефону. . Шеф плескался в ванной. Пришел Омир и мы прошли к Шефу. Он поинтересовался:

– Как тебе?

– У Бики больше. – сказалОмир.

– Возможно. – Шеф пожал плечами.

На мой глаз у Бики был поменьше. Хотя может и ошибаюсь – до контрольно-измерительных испытаний дело не дошло.

Шеф любил и в зеркало на себя смотреть. Что симпа, он знал и тщательно следил за чистотой лица.

Омир говорил, что потенция определяется приливом крови. Никто не спорит, но чем обусловлен этот самый прилив крови – Омир не знал.

Как будто, получалось по Омиру, прилив крови сам по себе причина всего суть первобытного на Земле. Но кровоток это следствие и не он инициирует прилив животворности. Тогда что? Сигналы мозгового вещества? Здесь тоже неясность. Ведь сколько ни упрашивай мозги повлиять на разболтанность поведения первобытности – она ведет себя, как ей заблагорассудится. Что хочет, то и делает.

Чтобы отмазаться от приближавшегося призыва в армию Омир залег на две недели в психдиспансер на Пролетарской. Предусмотрительно. Ему было уже восемнадцать, и если в институт не поступит, то непременно должен загреметь на строевую.