– Не жалей. – отозвался Игорь. – Был я в "Артеке". Там хорошо, но в "Орленке" все всерьез. – Он поднялся и сказал Боре. – Пошли.

Всерьез? Вот и Валя говорит, что здесь все всерьез.

Всерьез крутила любовь танцевальная пара из Костромы. Развитого телосложения, упругий, с вьющимися светлыми волосами, паренек и высокая черноволосая, с тонкими чертами лица, девчонка. За ними следили вожатые, и пионеры всей дружины "Звездная".

Паренек горделиво выводил за руку на авансцену партнершу.

Девчонка ступала, едва касаясь ножками обшарпанного пола, с опущенной головой, словно чувствовала, что за их отношениями следят все кому не лень.

Илья Штейнберг из нашего отряда говорил: "Утром на репетиции этот… из Костромы страшно кричал на свою… И ты знаешь… она молчала".

Счастливая любовь красивой пары сочувствия не заслуживает. Все только и ждут, когда и у нее что-нибудь, да сорвется.

Много чего всерьез было в "Орленке". Всерьез говорили о "Бегущей по волнам", "Письме в ХХХ век", "Маленьком принце".

В гости к пионерам приезжали мировые и союзные знаменитости.

Учили нас уму-разуму не только прославленные мастера. Музыковед

Светлана Виноградова известна больше среди музыкантов и композиторов. Тем не менее послушать ее было полезно всем без исключения.

Она говорила об одержимости в искусстве и учила смотреть на мир.

– Посмотрите на море…- У Светланы Владимировны воспаленные, темно-карие глаза, черные брови. Говорит взволнованно. – Какое оно?

Кто скажет?

Какое море в "Орленке"? Солнечное. Если в ясный полдень смотреть на него вблизи, то море, серебрясь на Солнце, незаметно сливается с небом и играет чешуйчатыми желтыми красками.

К возвышенным занятиям в "Орленке" быстро привыкаешь и через два-три дня забываешь себя прежнего. Для того, кто решил удивить народ, главное не переборщить, чересчур не увлекаться. Дешевые трюки под личиной актуальности на ура здесь не проходят. У Вали и Зои тонкий нюх, фальшь девушки чуят за версту. При этом не покидает ощущение, будто вожатые и пионеры вовлечены в какую-то игру, результат которой не столь важен, как неукоснительно строгое соблюдение правил самой игры, в которой каждому дается шанс проявить себя полной мерой.

…На летней эстраде дружины "Стремительная" встреча с Пахмутовой и Добронравовым.

Поднялась девчонка из "Стремительного".

– Как вам пришла мысль написать песню "ЛЭП 500 – не простая линия"?

Александра Николаевна может и не знала, как вообще и откуда приходит мысль, но отвечала как есть, всерьез.

"Между тем время проходит и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня.

На эту тему я много раз говорил с Филатром. Но этот симпатичный человек не был еще тронут прощальной рукой Несбывшегося, а потому мои объяснения не волновали его. Он спрашивал меня обо всем этом и слушал довольно спокойно, но с глубоким вниманием, признавая мою тревогу и пытаясь ее усвоить…".

Александр Грин. "Бегущая по волнам". Роман.

Наслышанные о моей трепотне, пришли две московские ровесницы из лагерного пресс-центра. Я что попало болтал, а они, не перебивая, слушали меня полтора часа и не торопились уходить.

Душа требовала продолжения, но безжизненная плоть обмякшими в штиль парусами торопилась улечься в дрейф: "Кончай трепаться…".

…Отряд дежурил по столовой и объедался персиками.

Я помогал раздатчице на кухне. Раздатчицу звали Галя и была она из Краснодара. Прошло полчаса с начала дежурства, а мы с ней уже активно дурачились, болтали о разной чепухе.

– Ты похожа на Твигги.- сказал я.

– Опять что-то придумал? – рассмеялась Галя. Мы заливали воду в кастрюлю, руки наши касались и временами казалось, что не надо больше умничать, представляться, изображать из себя, потому что с

Галей было и без того легко и хорошо.

– Я серьезно. – Мы подняли кастрюлю на плиту. – Ты здорово похожа на Твигги.

– Кто такая?

– Девчонка из Англии. Наша с тобой ровесница… Сегодня ей подражает весь мир.

– Подражает? Чему?

– Не ей самой. – поправился я. – Ее фигуре. Она у нее изящная, тонкая.

Галя вновь рассмеялась.

– Я, по твоему, изящная?

– Очень.

– Не трепись.

– Я говорю правду.

Говорил я чистейшую правду. Твигги из Краснодара ходила в халате, под которым не было платья. Когда мы сидели друг против друга, я видел, что у нее под халатом.

Я смотрел туда без вожделения, но с волнением.

Галя поставила передо мной пластмассовую кружку с горячим какао.

– Пей.

– Не хочу.

– По вечерам чем занимаешься?

– Когда чем. В основном больше болтаюсь.

– А я вечерами купаюсь на море.

– Нам разрешают купаться только днем.

– Да-а… В Алма-Ате у тебя есть девчонка?

– Нет.

– Правду говоришь?

– Конечно.

– Не верю.

– Хочешь верь, хочешь не верь. Дело твое.

– А-а… Если тебе вечерами тебе делать нечего, приходи. предложила Твигги из Краснодара. – Погуляем.

– Приду.

Вредный мальчишка этот Алты. Алты, Алтышка семилетний солист ансамбля из Туркмении. Он дразнился, я погнался за ним. Танцор привел двух москвичей. Илья Штейнберг побежал за Игорем и Борей.

Байдалаков расправил плечи и, поправив очки, выписал тормоза москвичам;

– Вы что тут рязанские штучки выкидываете! А?

Столичные враз сникли.

Надо понимать так, что рязанские штучки в глазах ленинградцев мера дремучести. Москвичи хоть и понтовитые ребята, но здесь они ничем не выделяются.

На каких инструментах играли Боря и Игорь не помню. Да и не интересовался. Они во что-то дудели. Игорь поклонник Дина Рида, играет на гитаре и поет.

Игорь, как и Боря, никогда не выходит из себя, как бы кто не пытался специально задеть, завести.

Кончились сигареты и кому-то надо подняться на гору в магазин для вожатых. Игорь предложил:

– Может ты сходишь?

– Ты это что, Игорек? – Я поднялся с корточек. – Ты меня за сигаретами вздумал послать? Деловой что ли?

– Нет. Не деловой. – Конаныхин не шелохнулся. – Мне сигареты в магазине не дадут. А вы азиаты выглядите старше нас. Тебе дадут.

В их отряде из ребят запомнился еще Гарик. Но он хоть и умный, но совсем еще малек.

Среди ленинградских девчонок заметно выделялась Таня Власенкова.

Бессознательно я приглядывался к ней. Власенкова являла собой незнакомый мне тип европейской красоты. Высокая, с искрящимися зелеными глазами, с выгоревшими на Солнце русыми волосами, Таня была не Твигги. Она играла в симфоническом оркестре Ленинградского дома пионеров то ли на альте, то ли на скрипке. На репетициях, что происходили на наших глазах, Таня, самозабвенно водя смычком, уходила куда-то в дали далекие, остервенело подергивалась лицом и никого не видела вокруг себя.

После репетиции худрук что-то выговаривал музыкантам. Власенкова молча стояла рядом с Конаныхиным и широко улыбалась.

Днем играли в футбол с азербайджанцами. Если уж кто и выглядит взрослым, так это тринадцатилетний азербайджанец. С волосатыми, короткими, накачанными ногами азербайджанские отроки носились по полю половозрелыми вепрями.

Один из них подсек меня. Судья дал штрафной. Азик с ходу толкнул меня в шею – я, не успев испугаться, автоматом ответил тем же. Иначе было нельзя – на нас смотрели пионеры с вожатыми. Азербайджанец тяжело дышал и сквозь зубы пригрозил: "Ну смотри…".

Я ничего не сказал.

Игра закончилась. Подошла Валя.

– Пойдем к врачу. – сказала вожатая.

– Зачем?

– Меня беспокоит твой фурункул под ухом.

– Валя, не надо. Пройдет.

– Я сказала тебе, пошли.

– Ладно.

– Я принесла тебе Эразма Роттердамского. Слышал о таком?

– Нет. – ответил я и спросил. – О чем будет разговор на сегодняшнем костре?

– О человеческих отношениях.

– Опять?

– Да, опять. – Валя поправила, выбившиеся из под пилотки волосы. Когда-нибудь ты поймешь, что главнее всего на свете человеческие отношения. И больше ничего.