В комбайнах дышать было совершенно нечем. Пыль забивалась во все щелочки одежды, лезла в нос и гортань, слюны не хватало, чтобы сплёвывать её постоянно изо рта, и при всём этом пот заливал глаза, тёк по спине и в пах.

Но больше всего изводили частые поломки. Хотя технику и готовили всё лето к уборочной, постоянно докладывая "наверх" о её готовности, но это было равносильно тому, чтобы старику-инвалиду поставить новые протезы и отправить его на Олимпийские игры. Ремонтировать комбайн приходилось в поле, иногда ночью, но через некоторое время он опять останавливался.

Потратив свой отпуск на непосильную работу, Василий заработал чуть больше пятисот рублей, а это почти три его месячные зарплаты и отдал их Семёну. Долг, таким образом, сократился, но оставалась ещё значительная сумма, которую негде было взять. В свободное от работы время Млынарь ремонтировал чужие машины и занимался извозом в качестве таксиста или, как говорили, "таксовал", что запрещалось законом.

Однажды во дворе к Василию подошёл председатель недавно организованного комитета профсоюза треста, бывший главный механик одного из управлений, Анатолий Фёдорович Меньшов и сообщил, что есть туристическая путёвка в Японию, и не хочет ли Василий туда съездить.

– Сколько стоит?

– Вся поездка обойдётся около двух кусков.

– Чокнуться можно! Я ещё за машину не рассчитался!

Меньшов и Млынарь во многом походили друг на друга. Оба одинакового телосложения, оба круглолицые и, самое главное, характеры у них были схожие. Между ними давно сложились доверительные отношения, поэтому Меньшов позволил себе дать Василию совет:

– На те деньги, что вам поменяют, купишь в Японии музыкальный центр и ковёр. Центр толкнёшь здесь за пару тыщь, и окупишь поездку, а ковёр себе оставишь.

– Нет, Толя, не могу, да и дел у меня дома сейчас невпроворот.

– Ну, как знаешь. Я объявление повешу, может кто и захочет.

Василий давно уже не думал о монетах. Вернее, постоянно не думал.

Иногда вспоминал, как вспоминают о давно прочитанной книге, стоящей в на полке в шкафу только в связи с возникшей ассоциацией. Вот и сейчас подумал, что можно было бы продать в Японии одну монетку и рассчитаться с долгом. Но сколько настоящая её цена он не знал, да и как в Японии он найдёт покупателя, если и слова не знает, а посвящать кого-то в свою тайну он не мог.

Да, говорят, и шмонают сейчас на границе и в аэропортах. Так и стёрлась возникшая мысль о продаже монеты. Но, видимо, не надолго и тем более не навсегда.

Жил через несколько домов от Млынарей Богуславский Игорь Львович.

Он несколько лет назад купил себе развалюху и на её месте построил в течении года добротный дом. Своей машины он не имел, но его ежедневно привозили на легковых машинах после работы домой. Работал

Игорь Львович заведующим складом областной базы Рыбторга. С соседями он не дружил, но и не ссорился, здоровался и проходил дальше.

В пятницу, придя с работы, Василий копался в двигателе очередной ремонтируемой машины и услышал, как хлопнула калитка. Во двор заходил Игорь Львович.

– Здравствуй Василий, можно войти?

– Можно, конечно. Здравствуйте.

– Я, собственно по делу.

– Слушаю Вас.

– Мне надо в воскресенье съездить с женой в Одессу на толчок.

Скоро дочку замуж отдаём и нужно кое-что прикупить. Я тебе нормально заплачу. Только в Одессе надо быть не позже девяти. Сколько туда езды?

– Минимум четыре часа.

– Так когда выезжаем?

– В полпятого.

Никогда раньше Василию не приходилось бывать на легендарном одесском толчке. В Одессе он бывал до этого в командировках много раз, знал хорошо Привоз – одесский продуктовый рынок, но всегда на выходные уезжал домой, а толчок работал только по воскресеньям.

Василий никогда не задавался вопросом, почему вещевой рынок называется толчок. Сейчас он понял. Народу сюда набивается так много, что пробиться сквозь толпу можно имея солидное здоровье.

Такая давка бывает только в переполненном автобусе, но в него входит только около сотни человек, а здесь толкаются десятки, а может и сотни тысяч. Если толпа разделяет двоих человек, как правило, держащихся за руки, то найти они друг друга могут только за пределами толчка, если договорятся о месте встречи.

Когда они вышли из машины, к ним подошёл мальчишка лет пятнадцати и предложил свои услуги.

– Дядя, если Вы хотите, чтобы Вашу машину не угнали и не обокрали, дайте три рубля, и я буду её охранять.

Игорь Львович дал мальчишке деньги, и когда они отошли от машины, сказал Василию:

– Этот пацан – ширма. За ним стоит целая банда, не дашь трояк, можешь потерять машину, а так надёжно.

Они договорились о времени встречи после толчка и влились в громадную толпу. Чего здесь только не было? Продавалось всё, что существовало в мире сейчас и веками раньше. Многое привозилось моряками из-за границы. Это был их основной заработок, так как зарплату они получали мизерную. Василий продирался сквозь толпу и смотрел на вещи, ранее им не виданные, наблюдал, как торгуются покупатель с продавцом. Он первый раз увидел накладные цветные ногти необычной длины и услышал, как покупательница, полная дама лет сорока, спросила у продавца:

– Если я захочу этими когтями подрать кавалеру рожу, я их не потеряю?

– Только со своими ногтями, мадам.

– А сколько они стоят?

– Двадцать пять рэ.

– Усраться можно!

– Вы за один сеанс, мадам, больше заработаете. Эти ногти неотразимы.

– За кого ты меня имеешь, швонец?

– За оперную певицу, конечно.

– Тогда другое дело. На тебе червонец, и я пошла обвораживать кавалеров.

– Двадцать.

– Пятнадцать.

– Годится, и иди допевать свою арию.

Похожие сценки Василий наблюдал очень часто. Толчок, как и

Привоз, являлся громадной сценой народного театра.

Василия вещи не интересовали. Но когда он пробился сквозь толпу и вышел на другой край, его заинтересовали продавцы монет и старинных бумажных денег. Они стояли рядом с продавцами старинных книг, дореволюционных журналов, антикварных вещей. Монеты у всех были разных стран, разного достоинства, из разного материала. Подойдя к продавцу, у которого в специальных альбомах монеты лежали в карманчиках Василий увидел российские медные монеты с гербом, какой он видел на платиновых монетах. Под каждой из них стояла цена.