"Что же, Олег с Игорем как загорели тогда в Ираке, так до сих пор?.." – озадаченно подумал Берг.
– Коман са ва, Гаривас! – крикнули от подъемника.
– Са ва бьян, – ответил Гаривас.
– Кто это с тобой? – бесцеремонно-дружелюбно крикнули еще раз.
– Саша Берг!
– Коман са ва, Саша!
– Здрасьте, – ответил Берг и тихо спросил: – А это кто?
– Наш народ, интели, – легко сказал Гаривас.
Они вышли к склону.
– Смотри, – Гаривас показал рукой. – Вон та гора называется Север. Эта, соответственно, Юг.
За горой, на вершине которой сейчас стояли Берг с Гаривасом, стелилась равнина, метров триста. Из снегов жидко торчал камыш с пушистыми метелками.
"Болото", – подумал Берг.
За равнинкой круто поднималась вверх другая гора, поросшая высокими соснами. У подножия стояли будки подъемников, а возле них – несколько фигурок. Одна из фигурок поползла по склону вверх под невидимым отсюда тросом.
Горка, на которой они стояли, была раскатана. Посередине горки росла кряжистая разлапистая сосна. Внизу, широко расставив руки и ноги, сползал на лыжах ребенок, совсем маленький, лет четырех. Он походил на Нила Армстронга на Луне, сходство умножал оранжевый пластиковый шлем. У подножья стояла девушка в вязаной шапочке и красном комбезе.
– Поворачивай, Костик!.. И еще раз поворачивай! – донеслось снизу.
– Чего я не люблю, так это детей на горе, – с душой сказал Гаривас.
Берг усмехнулся – детей Гаривас терпеть не мог, это было общеизвестно.
– Ты с возрастом помягчаешь, – пообещал Берг.
– Мамаша! – зычно крикнул Гаривас. – Уберите дитя с горы! Во избежание!
Девушка подняла ладонь козырьком к глазам, посмотрела вверх и четко ответила:
– А пошел бы ты, Гаривас!
– Бардак на палубе, – беззлобно сказал Гаривас. – Никакого уважения к ветеранам.
– Вовка, мы будем кататься? – спросил Берг.
– Погоди. Продолжаю. Итак – Север. Все сюрпризы ждут тебя там. Сейчас должен приехать Немчинов. Он нас отвезет.
И действительно, послышался нарастающий мотоциклетный звук. Подкатил "Буран" с Володей за рулем.
– Чего вы стоите? – недовольно спросил Немчинов.
Он подгазовывал и, привставая, смотрел на дальний подъемник.
– Отвезешь? – спросил Гаривас.
– Бугели возьмите. – Володя протянул им скрученные бугели.
Берг сунул бугель за пазуху.
– Значит так, ребята, – сказал Немчинов. – На все про все вам три часа. Гаривас, ты слышишь меня? Если выдернет – сворачивайтесь.
– Ты чего? – изумился Гаривас. – Саню с непривычки выдернет – концерт окончен?
– Ну, значит, окончен! – зло сказал Немчинов. – Ты почему так себя ведешь, Гаривас? А может, тебе показать, где дверь, а, Гаривас? Чтобы ты потом в Крыле шкрябал?
– Как я себя веду? – огрызнулся Гаривас.
– Короче, всё! – Немчинов был рассержен не на шутку. – Спускайтесь.
Он газанул и поехал вниз.
– Что происходит? – Бергу все это не нравилось.
Гаривас наобещал ему чего-то необычного, а сам втянул Берга в свои непонятные дрязги.
– Да, ладно, – отмахнулся Гаривас.
Они толкнулись палками и поехали. Берг прислушался к своим ощущениям – "Доломиты" держали ноги сильно и удобно. Внизу он остановился, нагнулся и утянул клипсы еще на одно деление.
Немчинов ждал их у опоры. "Буран" стрекотал и обдавал выхлопом.
– Цепляйтесь, – сказал Немчинов. – Гаривас, договорились?
– Да, саиб. Слушаюсь, саиб, – буркнул Гаривас.
– Вот тебя выдернуло в прошлый раз, – уже спокойно сказал Немчинов. – Ты опять полез. Потом еще раз. И снова ты полез. Потом неделю никто не катался.
– Ну да? – ошеломленно сказал Гаривас. – Неделю?
– Вот тебе и "ну да". Не открывалось неделю.
Гаривас выглядел виновато и сконфуженно. Берг его давно таким не видел.
– Я не знал, – убито сказал Гаривас.
– Вечером извинись перед всеми.
– Извинюсь, – послушно сказал Гаривас.
Они привязали фалы к скобе за сиденьем, и Немчинов быстро повез их по замерзшему болоту. Осторожно проехав по камышу, Немчинов газанул, и накатанная заснеженная дорога полетела им под лыжи. Подъехав к горе на той стороне, они отцепились от "Бурана".
Немчинов обернулся и сказал:
– Давай, Гаривас, покажи все Саше. И поспокойнее. На немцев, пожалуйста, не ори.
Без толку. Бараны…
Он кивнул Бергу и, вздымая белый бурунчик, покатил обратно, через замерзшее болото.
Берг проводил взглядом "Буран" Немчинова и огляделся. Два подъемника расходились кверху V-образно, тросы тянулись за сосны и там пропадали из виду. Между будками стояли двое на лыжах, они не обернулись на шум двигателя, от одного из них тянулся дымок. Берг почувствовал сильный аромат трубочного табака. До того как те двое повернулись, Берг знал, что увидит загорелые лица. И он их увидел.
– А ты не торопишься, Гаривас, – сказал один, вынув изо рта трубку.
– Всем привет, – сказал второй.
– Что, Гаривас, жаба давит? – спросил тот, что курил трубку. – Через наш подъемник будешь кататься?
– Хоть говенная, а все же валюта. Все же тратить исключительно жалко, – ответил Гаривас и подмигнул трубачу.
– После двенадцати ски-пасс на "Жандри" стоит сорок франков, – укоризненно сказал второй. – В полтора раза дешевле. Зато не надо дыру грузить.
Берг испытал мимолетное раздражение. Он не любил бывать в чужих компаниях, где говорили на своем жаргоне. Еще он увидел, что у этих двоих к петлям "молний" пристегнуты закатанные в пластик карточки.
"Прямо настоящий клуб, – уважительно подумал Берг. – Даже ски-пассы".
Вдруг раздался неясный звук – то ли хлопок, то ли щелчок. Слева от Берга неожиданно оказалась полная женщина лет пятидесяти, в полартексе и на красных "Россиньолях". Она подъехала к будке подъемника, слегка потеснила Берга, сказала: "Разрешите…" – подцепила бугель к тросу и стала подниматься.
– Вера Сергеевна, вы обедать пойдете? – крикнул ей в спину тот, что курил трубку.
– Я не хочу, – громко ответила женщина. – А Николай Федорович скоро спустится.
Она поднялась выше и пропала за соснами.
"Что за чертовщина", – подумал Берг.
От подножья горы до будки было метров тридцать. И Берг, хоть и стоял лицом к горе, не видел, чтобы дама на "Россиньолях" проехала эти тридцать метров. И она не стояла у подъемника, когда Немчинов подвез их на "Буране".
– Ну что, Сань, поднимайся, – сказал Гаривас.
Берг достал из-за пазухи бугель, бросил под ноги свернутый фал, подцепился к тросу и стал подниматься. Склон располагался слева от трассы подъемника, и чтото показалось Бергу странным. Надо сказать, Бергу здесь многое казалось странным.
И тут он сообразил – что. Лыжню под тросом укатали до льда. То есть поднимались здесь сегодня много раз. А склон слева оставался нетронутым. На эту горку поднимались сегодня, и лыжню под тросом раскатали сегодня – снег последнюю неделю шел ежедневно, и вчера тоже шел. Лыжню под тросом раскатали, а горку – нет. А всего-то склона было – Берг уже прикинул – метров двести. Пять человек за час разъездили бы всю гору.
Тогда Берг решил, что поднимаются здесь, а катаются справа от подъемника.
Наверное, из-за сосен склон, где катаются, не виден. Но странно, потому что эта гора-то – отличная. Крутая, без бугров, чего здесь не кататься? Но, видно, справа еще лучше…
Берг выкатился к верхней опоре, бугель звякнул об отбойник. Возле мачты лежали шишки и окурки, а снег был разбит и расчерчен лыжами. Толстушка на "Россиньолях" сматывала фал и косилась на Берга.
Нос и щеки толстушки (надо ли говорить "покрытые густым загаром"?) были жирно намазаны зелеными полосами из "карандаша".
Берг смотал фал, посмотрел на кроны поскрипывающих под ветром сосен и сказал толстушке:
– Погода, конечно, не очень…
– Не знаю, – недоуменно ответила та. – Разве что задувает. И то редко…
Берг вежливо улыбнулся и поехал. На нетронутом снегу ехалось прекрасно. Он взял чуть левее, поюлил между соснами и выскочил к нижней опоре. Там не было ни Гариваса, ни трубача. Стоял второй из той пары и держал в руке маленькую плоскую выгнутую фляжку в желтой коже. У Берга была похожая фляжка, лежала в кармане. Он посмотрел на склон – склон отсюда просматривался на две трети, – по горе никто не ехал. Он накинул бугель на промасленный трос и стал подниматься.