Что облака они впрягают в колесницы?

В сердцах их — вот где тьма гробницы!

И этот пышный век похож на древний храм

Египетских жрецов: снаружи блеск чертога,

Внутри — торжественно моления звучат.

Но там, в святилище, но там на месте Бога,

Но там под алтарем сидит священный гад.

Земной неправдою измучен, я тоскую

Я смерть зову, но смерть, являясь, говорит:

„Нашел ли правду ты земную?“

И снова от меня со смехом прочь бежит.

А я, чтобы обресть желанный сон могилы,

Я снова в поиски за правдою иду.

Я, как больной, что мечется в бреду,

В болезни почерпаю силы.

Мое бессмертие растет

С моим отчаянием вместе.

Он распят был лишь раз. Меня ж голгофа ждет

Во всякий час, на всяком месте».

Так Агасфер стонал, кляня судьбу и мир.

Он призывал хаос, он вопиял о мщеньи

За долгие века скитаний и мучений.

И звезды меркли и эфир

От слов безумных содрогался,

И мрак на землю надвигался,

И, наконец, умолк старик.

Но лишь в немую ночь последний канул крик,

Вдруг свет иль света отблеск рдяный

Зажег полночные туманы,

И крыльев слышен стал полет.

Кто этот демон? Он растет,

Окутан облаком багровым,

Он каждый миг со взмахом новым

Глазам все кажется страшней.

В руках два факела дымятся.

Извивы пламенных кудрей

Вкруг головы его змеятся.

Он весь в огне. Лишь мрачный взор

Сверкает молниею черной.

Откуда мчится он тлетворный?

Кому несет он приговор?

— Кто ты? — спросил старик.

Голос

Я — гений разрушенья.

Агасфер

О сладкие слова! О, голос утешенья!

Голос

Все то, что жизнь чертит заботливым перстом,

Стираю в миг один я пламенным крылом.

Я по вселенной мчусь, в огонь и дым одетый.

Агасфер

Твои слова душе отрадней пенья сфер.

Голос

Мне покоряются стихии и планеты

Все, кроме лишь тебя, бессмертный Агасфер,

О, правды ищущий!

Агасфер

За то что, дух суровый,

Ты пожалел меня, о будь благословен!

Разрушь мою тюрьму, разбей мои оковы, —

И пусть окончится тысячелетний плен.

Устал скитаться я в пустыню из пустыни,

Устал то проклинать, что проклято давно.

Сотри наш праздный мир, как грязное пятно.

Нет правды, нет любви, нет цели, нет святыни.

Довольно. Разомкни бесцельный этот круг.

Как язва, страждет ум и сердце наболело.

Мне каждый запах, луч и звук

Червями кажутся, вползающими в тело.

Вот город. Сколько раз я подходил к нему,

Надеясь, веруя, мечтая.

Клянусь, отрадней мне встречать безлюдье, тьму,

Пускай зверей свирепых стая

В открытой ярости дерутся меж собой

На улицах немых, вдоль площадей пустынных,

Чем снова видеть ложь, в роскошных ризах длинных,

Идущую по ним уверенной стопой,

Ложь, окруженную толпой седых преданий,

Защитницу искусств, хранительницу знаний,

Ложь, умертвившую сестру,

Чтобы украсть ее одежды,

Ложь, храм воздвигшую добру

И кротким гениям надежды,

Ложь, возмущенную неправдою земной,

Грехи карающую строго,

Ложь, громко ищущую Бога.

О, сжалься, сжалься надо мной!

Смотри: я факел свой на землю опрокину.

Земля зажжется, как костер.

И Агасфер кругом обводит жадный взор

И видит гибели отрадную картину…

Пахнул невыносимый зной.

Все почернело, задымилось.

Волнистой рдяной пеленой

На землю небо опустилось.

Зловещий вид! Вся даль полна

Огня и мглы, освещена

Дрожащим заревом пожара.

Вода, что кровь, кипит в реке.

Встают вблизи и вдалеке

Туманы рдеющего пара,

И пламя вьется от холмов,

Как от бесчисленных костров.

Он видит город — пасть геенны.

Там тени красные, смятенны,

По красным улицам бегут,

Там крики тщетные растут.

И вдруг весь воздух содрогнулся

И вспыхнул надо всей землей,

Как лен, пропитанный смолой…

И с воплем Агасфер проснулся.

ПЕРЕД СФИНКСОМ

Ночь. Агасфер, усталый, проходит через большой город и останавливается перед одним из украшающих его сфинксов.

А, старый друг! Как я, бессмертный и единый,

Кто старше здесь, чем я! Привет тебе, привет.

Меня узнал ли ты? На лбу моем морщины

Все глубже, что ни век. Тебя ж суровый след

Столетий пощадил. Как средь пустыни знойной,

Где создала тебя загадка мудрецов,

Так здесь, в чужом краю, в столице беспокойной,

Служа тщеславию глупцов,

Безмолвно ты глядишь, объятый думой вещей,

Пугая дух и взор улыбкою зловещей.

О, брат мой по судъбе! Неумолимый рок

Обоих в судьи нас избрал своих деяний.

Вкруг нас волнуется истории поток

И люди, опьянев от счастья иль страданий,

Бегут, как призраки. Лишь только мы с тобой

Глядим, как две скалы, на трепет влаги зыбкой,

Ты с отрезвляющей улыбкой,

Я — с отрезвляющей тоской.

О сфинкс насмешливый! Свидетель безучастный

Столь многих жребиев. Скиталец страстный

Завидует тебе. Еще не ощутил

Ты в каменной груди ни жалости, ни мщенья,

И все, что ни видал, задумчиво казнил

Улыбкой тихого презренья.

Смеялся ты над всем: над играми детей,

Над юношей в бреду страстей,

Над старцем мудрым и бессильным,

Над тем, кто завещал земле безвестный прах

И тем, кто, подходя к дверям могильным,

Готовил для себя бессмертие в веках:

Над фараоном, воздвигавшим

Для памяти своей гранитную тюрьму,

Над воином, других без счета убивавшим,

Чтоб стать бессмертным самому,

Над чернью, плакавшей перед священным гадом,

Над угождавшим ей обманщиком жрецом, —

И над отшельником с глубокодумным взглядом, —

Тебя создавшим мудрецом.

Над всем смеялся ты — и годы проходили.

Увы, всегда был прав твой смех!

Старели юноши и юношей бранили

За то, что в жизни ждут утех.

Своих творцов забыли пирамиды.

Державу, что создал прославленный герой,

Разрушил и, как он, прославился другой, —

Но и его рука постигла Немезиды.

Над родиной твоей, как ураган,

Промчалась смерть, стерев следы безумий

И мудрости следы. Забвенье, как туман,

Заволокло весь край. Ряды забытых мумий

Вторично умерли в покинутых скалах,

И тайна надписей, как их судьба, забыта.

Бессильно низвергались в прах

Дворцы из яшмы и гранита.

Во храме ползал змей по мудрым письменам,

Любуясь в темноте своим изображеньем.

Ленивый крокодил глядел на спящий храм,

Давно постигнутый забвеньем.

Злорадный вихорь налетал

На беззащитные руины

И рать кочующих песков на них бросал.

Царила смерть. Лишь ты, былого страж единый,

Спокойно высился над грудами песков.

День умирал и день рождался.

Бесшумно пред тобой шли призраки веков

А ты, загадочный, глядел и улыбался…

Ты помнишь ли ту ночь, когда к тебе пришли

Жена и муж с младенцем чудным?

Их звезды яркие вели

Путем далеким и безлюдным.

В ту ночь прохладой тихих крыл

Пустыни зной обвеян был.

На небе метеор все ярче разгорался.

У ног твоих лежал младенец весь в лучах.

Жена и муж над ним молилися в слезах.

А ты, загадочный, глядел и улыбался…

Ты был забыт людьми — и вдруг тебя нашли.

И вот игрушкой стал ты средь чужой земли.

Опять у ног твоих толпа в чаду движенья.

Как прежде жизни шум и суетен и пуст,

И мудрость древняя с твоих недвижных уст

Глядит на юный век с усмешкою презренья.

О, смейся, древний сфинкс. Клянусь, в ряду веков

Не повторился век подобный,

Столь много о любви кричавший и столь злобный,