С 20 по 30 мая 1920 года в здании железнодорожных мастерских в Омске проходил суд над членами Российского правительства. Из 22 обвиняемых перед судом предстали только четыре министра: А. А. Червен-Водали – внутренних дел, П. И. Преображенский – просвещения, Л. И. Шумиловский – труда и государственный контролер Г. А. Краснов. Остальные были товарищами министров или чиновниками рангом ниже.

Накануне суда состоялось совместное заседание Сибирского бюро ЦК РКП(б) и Сибревкома. И. Н. Смирнов, сказав, что «этот процесс явится большим политическим митингом», поставил вопрос, надо ли применять ко всем подсудимым высшую меру наказания. И. П. Павлуновский, назначенный председателем суда, считал целесообразным поступить именно так с тем, чтобы Сибревком потом кому-то смягчил наказание. Е. М. Ярославский (Губельман) предложил применить смертную казнь к трем четвертям подсудимых. Смирнов не согласился ни с тем, ни с другим. «Ведь это будет суд, а не сплошной террор, – разъяснил он. – Необходимо, чтобы суд оставался судом». В итоге решили, что высшая мера наказания возможна, но коллективное ее применение нецелесообразно. К смертной казни были приговорены Червен-Водали, Шумиловский, Ларионов и А. К. Клафтон (последний в правительстве занимал скромный пост, но был видным членом кадетской партии и богатым человеком). Остальные были осуждены на различные сроки тюремного заключения вплоть до пожизненного. 27 июня все четверо были расстреляны.[1453]

Атаман Сибирского казачьего войска П. П. Иванов-Ринов отступал с армией до Красноярска. Там, увидев, что дело совсем плохо, он дезертировал, скрывался два месяца в Красноярске, а затем по подложному паспорту уехал в Харбин. Жизнь в эмиграции ему не понравилась, и он начал налаживать связи с советской разведкой. Потом, ввиду угрозы разоблачения, бежал и после ряда приключений в 1926 году вернулся в Советскую Россию. Дальнейшая его судьба неизвестна.[1454] Скорее всего, он был расстрелян.

Когда Советская армия в 1945 году заняла территорию Маньчжурии, были захвачены и депортированы в Москву атаман Г. М. Семенов и бывший министр финансов И. А. Михайлов. По приговору Военной коллегии Верховного суда они были казнены в один день – 30 августа 1946 года.[1455]

С. Н. Войцеховский был арестован в Праге 11 мая 1945 года. Умер в лагере под Тайшетом 7 апреля 1951 года в возрасте 67 лет.[1456]

М. К. Дитерихсу приписываются следующие слова: «Расстрел Колчака справедлив, это надо было бы сделать, если бы он мог прибыть в Верхнеудинск».[1457] Возможно, Дитерихс не говорил такое, но он вроде бы и не опроверг это высказывание, хотя оно широко разошлось еще при его жизни (он умер в октябре 1937 года в Шанхае). Только французы, имевшие отношение к выдаче Колчака, подхватили эту фразу. Дитерихс не был чужд русской эмиграции, но эта его позиция, обусловленная чисто личными причинами, оказалась ей чужда.

Несколько слов надо сказать о первом биографе А. В. Колчака – Сергее Абрамовиче Ауслендере (1886–1943). Он был сыном народовольца А. Я. Ауслендера, умершего в ссылке в Сибири вскоре после его рождения. По матери, ярославской дворянке, доводился племянником поэту М. А. Кузмину, своему литературному учителю. Другим его учителем был Н. С. Гумилев. Но в отличие от них Ауслендер писал исключительно прозу – рассказы, пьесы, критические статьи. Печататься начал в 1905 году, когда ему было 19 лет. В 1908 году вышел первый сборник его рассказов – «Золотые яблоки». Критика отмечала «кабинетную романтику» и «книжное вдохновение» автора. Любимыми его героями были «мечтатели и поэты», которых он противопоставлял «дельцам».[1458]

Оказавшись в Омске и по роду журналистских своих занятий соприкоснувшись с Колчаком, он и в нем разглядел черты «неустанного мечтателя и закаленного бойца». А потому брошюра о Колчаке была написана вовсе не в силу заказа (хотя таковой, несомненно, был), а как воплощение творческого замысла. Потому и дух романтики, патетические обороты, свойственные вообще его писательской манере, выглядят в ней естественно и уместно:

«Адмирал! О нем ходят уже легенды. Его имя уже давно повторяют кто с пламенной надеждой, кто со смертельным страхом.

Жизнь его, наполненная сражениями и упорными трудами, жизнь моряка и реформатора Русского флота, становится достоянием истории, и я, с детства влюбленный в старые книги с выцветающими гравюрами, на которых я тоже видел такие опаленные внутренним пламенем, изысканно тонкие лица далеких победителей, я не могу не развернуть книги наших фантастических дней и не сделать краткой записи жизни одного из замечательных наших современников».[1459]

Как ни странно, по совокупности фактов и по логике их изложения брошюра Ауслендера сильно напоминает иркутский «Допрос» Колчака. Видимо, автор лично беседовал с верховным правителем и записывал буквально с его слов. А Колчак на допросе уже во многом воспроизводил прежний свой рассказ – в расширенном варианте. Но Ауслендер, как видно, беседовал не только с ним, но и с некоторыми людьми, более или менее близко знавшими его и в прежние годы, в основном с моряками. Из их рассказов, например, перекочевала в брошюру известная уже нам легенда, связанная с прибытием Колчака в Севастополь.

По окончании Гражданской войны Ауслендер поселился в Москве и вновь занялся литературным трудом. Теперь он писал для детей – о бунтарях и революционерах, наших и зарубежных. В 1928 году успел издать пятитомное собрание своих сочинений. Но печататься становилось все труднее. Последняя его книга вышла в Саратове в 1936 году. Это была пьеса для детей «Мальчик-невидимка». В 1937 он был арестован, а 3 января 1943-го – расстрелян. Ныне, к сожалению, его творчество почти забыто.

Что же касается иркутского допроса, то в 1923 году его стенограмма была опубликована в издававшемся в Берлине под редакцией И. В. Гессена «Архиве русской революции» (том X). Как попал к Гессену этот документ, остается загадкой. Эта публикация подтолкнула советские власти к ответной публикации, и в 1925 году в Ленинграде, под редакцией и с предисловием известного нам К. А. Попова, была издана книга «Допрос Колчака». Издатели настаивали на том, что именно они представили читателю «единственно точное и достоверное воспроизведение подлинных протоколов». Однако сличение текстов обеих публикаций обнаруживает лишь небольшие расхождения. Практически исследователи вправе пользоваться и тем и другим изданием. Надо лишь помнить, что «Архив русской революции» опубликовал неправленые стенограммы, многие фамилии даются с искажениями, да и сам верховный правитель не всегда был точен в изложении фактов своей жизни.

В белой эмиграции, особенно в Китае и особенно среди офицерства, имя «белого Адмирала» было овеяно легендами:

7 февраля 1921 года, в годовщину расстрела верховного правителя, парижская эмигрантская газета «Общее дело» дала о нем подборку статей, в том числе двух замечательных наших писателей – И. А. Бунина и А. И. Куприна.

В статье Бунина говорилось: «Настанет время, когда золотыми письменами, на вечную славу и память, будет начертано Его имя в летописи Русской Земли».

В этом же духе высказался Куприн:

«Я благоговейно верю рассказу о том, что Колчак отклонил предложенные ему попытки к бегству. Моряк душою и телом, он – по неписаному величественному морскому закону, – остался в качестве капитана, последним на палубе тонущего корабля.