Но изложим всё по порядку.

5 ноября у Колчака побывал В. Н. Пепеляев. Все, кто встречался с ним, обращали внимание на его сюртук, который был явно ему маловат. Это ещё более подчёркивало дородность его фигуры. У Пепеляева было бульдожьего типа лицо с мясистыми щеками. Зычный голос мог невзначай оглушить собеседника, а маленькие глазки сквозь стёкла очков неустанно его сверлили. Пепеляев словно олицетворял собою твёрдость и волю – хотя внешность часто бывает обманчива.

По-видимому, Колчак прежде уже встречался с Пепеляевым, потому что они сразу, без околичностей, заговорили о деле – о диктатуре. Пепеляев сказал, что Национальный центр, подпольная антибольшевистская организация в Москве, возлагает основные надежды на Алексеева, но имеет в виду и Колчака. Ему, Пепеляеву, поручено переговорить с адмиралом, чтобы не возникало противостояния этих двух имён. Колчак отвечал, что генерал, если он жив, «для него и сейчас является верховным главнокомандующим». «Если бы я имел власть, – сказал Колчак, – то, объединившись с Алексеевым, я бы отдал её ему». Видимо, вопрос о передаче власти Колчаку в Сибири в принципе был уже решён, и теперь шла речь о том, чтобы избежать столкновения с белым Югом.

– Диктатор должен иметь два основания, – продолжал Колчак, – победу и огромные личные достоинства. У Алексеева пока нет первого, но есть второе. У меня нет ни того ни другого, но если будет нужно, я готов принести эту жертву. Однако форсировать событий не надо. Власти нужно оказать поддержку.

В дальнейшем, отметил адмирал, всё будет зависеть от того, насколько тесной выяснится связь Авксентьева и Зензинова со своей партией.

В тот же день, но уже после беседы, в Омск пришла телеграмма о том, что Алексеев умер ещё 8 октября.[954]

Разговор с Пепеляевым был до столкновения Колчака с Болдыревым. Потом была поездка на фронт. Колчак участвовал в церемонии вручения знамён 2-й чехословацкой дивизии в Екатеринбурге. Потом состоялась его встреча с генералом Гайдой, командующим Екатеринбургской группировкой. Затем был банкет. А после него Колчак и Гайда побеседовали с глазу на глаз. Эта беседа, как и прошлая, описывалась ими по-разному.

Колчак говорил, что речь сначала зашла о положении в Омске, причём адмирал отметил, что компромисс между Директорией и правительством получился очень шатким, единства власти по-прежнему нет, и чем это закончится – неизвестно. Гайда согласился, что Директория – «несомненно, искусственное предприятие». Затем опять перешли к диктатуре, но конкретных имён не обсуждали, хотя Колчак сказал, что диктатором должен стать человек, непосредственно командующий войсками. На это Гайда ответил, что только не из казачьих кругов, потому что «они слишком узко смотрят на этот вопрос». Тем самым он отмёл Иванова-Ринова и Дутова.

Гайда же вспоминал, будто Колчак «зондировал почву относительно себя» и понял разговор в том смысле, что он, Гайда, не будет ему препятствовать.[955]

Оба упустили один момент. Дело в том, что в это время разгорелся конфликт между Гайдой, с одной стороны, и, с другой, – командующим Сибирской армией Ивановым-Риновым и его начальником штаба Беловым. Дело дошло до того, что Гайда потребовал убрать Белова в течение 48 часов, угрожая двинуться на Омск. Ультиматумы и угрозы пойти походом на Омск – это было в духе Гайды.

Похоже, Гайда во время беседы так же торговался с Колчаком, как торговались с Пепеляевым казаки. Волков хотел быть генералом, а Гайда не прочь был занять место Иванова-Ринова.[956]

Потом Колчак выехал на линию фронта, которая по-прежнему проходила близ Кушвы. Встречался и говорил с офицерами и солдатами, воочию убедился, как плохо они вооружены, накормлены и одеты. Некоторые носили такие фантастические одеяния, на которых не было никаких знаков различия.[957] Колчак понял, что Иванов-Ринов и Белов действительно не занимались своим прямым делом.

Тем временем к Гайде явился полковник Лебедев и, видимо, осведомлённый о его взглядах, запросто показал ему список кандидатур, из коих надо было выбрать диктатора. Среди них были Иванов-Ринов, Дутов, Болдырев, Хорват, Дитерихс, Семёнов. Адмирал Колчак, как вспоминал Гайда, стоял на последнем месте. Гайда сказал, что из всего списка он поддержал бы только Колчака: Болдырев для таких целей слишком слаб, а все другие, по его мнению, – монархисты.[958]

С фронта Колчак вернулся в Екатеринбург, и здесь у него была ещё одна беседа с Гайдой. Последний уверял, что они говорили на общие темы, но скорее всего разговор носил вполне конкретный характер. Колчак поддержал Гайду в конфликте с Ивановым-Риновым и Беловым. Болдыреву от имени военного министра была послана телеграмма с настоятельной рекомендацией устранить от командования обоих.[959] После этого поезд полковника Уорда с прицепленным к нему вагоном Колчака направился в Челябинск, в штаб командующего фронтом генерала Сырового.

В Челябинске состоялся официальный завтрак, во время коего Колчак познакомился с Сыровым и Дитерихсом. После завтрака все трое удалились на совещание. Полковник Уорд уединился было в своём вагоне, но к нему вдруг без всяких церемоний вломился французский майор Ф. Пишон с бутылкой шампанского. Оказывается, пришло известие о Компьенском перемирии. Первая мировая война закончилась. Союзники выпили за победу, а потом Уорд отправился погулять по городу, «разбросанному и покрытому снегом», во многом похожему на Омск.

Когда он вернулся, ему сообщили, что совещания окончены и надо возвращаться в Омск. Это удивило англичанина: ранее предполагалось, что адмирал съездит также на Уфимский фронт. Если судить по дальнейшим событиям, совещание в Челябинске для Колчака было не очень удачно. Чехи считали, что Директория находится в их руках и никакой диктатор им не нужен. С Дитерихсом же у Колчака отношения, видимо, не сложились с самого начала. Не исключено, что с генералом тоже вели переговоры и что он был знаком с тем списком, который возил с собой Лебедев. В таком случае, он смотрел на Колчака как на соперника и пришельца, явившегося на всё готовое.

Спешный отъезд из Челябинска мог иметь две причины: либо пришли какие-то известия из Омска, либо на фронт Колчака просто не пустили.

Генерал Сыровой, полный и грузный, с чёрной повязкой, прикрывавшей утраченный правый глаз, был похож на Кутузова. Но это, видимо, было чисто внешнее сходство. Войну он вёл спустя рукава. Армия отступала, а генерал больше думал не о спасении России от супостатов, а о возвращении в своё отечество, тем более что пришло такое радостное известие. На фронте Колчак ничего хорошего увидеть не мог, и для чехов был полный резон поскорее избавиться от беспокойного министра.

Около 11 часов утра на следующий день, 16 ноября, поезд Уорда прибыл в Петропавловск. Здесь пришлось подождать около часа, потому что навстречу шёл поезд генерала Болдырева. Главнокомандующий решил, наконец, съездить на фронт. Ровно в 12 часов Колчак вошёл в вагон Болдырева и вернулся оттуда в пять вечера. Он был настолько голоден, что не стал ждать, когда в его вагоне приготовят обед, а пошёл к Уорду с просьбой что-нибудь перекусить.

И Колчак, и Болдырев позднее утверждали, что разговор у них вроде был пустячный. Колчак рассказывал, как он ездил на броневике на фронт, а Болдырев сообщил, что в Омске среди казаков какое-то брожение, но он этому значения не придаёт.[960] Однако пустячный разговор не мог идти около пяти часов, причём расстались, надо думать, не очень дружески, если Болдырев не пригласил гостя пообедать.

Перекусив, Колчак начал задавать Уорду вопросы: «Является ли в Англии военный министр ответственным за снабжение армии одеждой, экипировкой и за общее положение британской армии?», «Что подумали бы в Англии, если бы главнокомандующий сказал военному министру, что все эти вещи вовсе его не касаются, что он может иметь при себе небольшое управление из двух чиновников, а не штаб?» и так далее.[961] Видимо, между Болдыревым и Колчаком вновь разгорелся тот самый спор, который они не «доспорили» в Омске.