Уже подходя к КПП меня охватило необычайное волнение, как будто бы я шёл делать предложение само'й принцессе Англии и думал о том, что не получу ли я отказ. Да мне не верилось, что я выйду из этой проклятой зоны и хоть на короткое время буду свободным. Я зашёл на проходную, протянул в щель пропуск, но кто его взял, я не видел.

Стекло было зеркальным, я до этого никогда таких не видел и мне при моём волнении было не до разгадок. Вдруг, как гром прозвучал голос:

– Фамилия!!!.

Это в микрофон изнутри крикнул человек взявший у меня пропуск, голос усилился динамиками, а я от неожиданности проглотил язык и не мог ему ответить.

– Фамилия, – во второй раз прокричал динамик и я с ужасом понял, что я забыл свою фамилию. Я пытался вспомнить, но в голове стучало:

"Теперь не выпустят, теперь не выпустят, не выпустят", – а фамилия стёрлась из моей памяти. В динамике послышался смех и последовал уже спокойный тихий вопрос.

– Ты чё, парень, усрался? Фамилию свою не вспомнишь?

– О-о-т-тяан,- пролепетал я.

– Номер пропуска помнишь?

– Помню.

– Назови, – я назвал.

– Проходи..

Я много раз потом проходил через это КПП и, ожидая автобуса, иногда подолгу сидел там и перезнакомился со всеми пограничниками, работавшими на нём. Они, смеясь, мне рассказывали, что я не первый и не последний, кто ведёт себя так, проходя в первый раз через КПП.

Они знают какой эффект производит первый окрик, и развлекаются тем эффектом, который он производит. Но это будет позже, а пока я вышел на свободу! Я вдыхал морозный воздух, после того волнения и перепуга я расслабился, оглядывался вокруг, смотрел на лес, в котором мы стояли всю ночь, а душа пела: "Свобо-о-да-а!"

Уже здесь, в Германии, я увидел плакат или рекламу, на котором была изображена поющая птица, сидящая на ветке, внизу большими буквами написано -Frei!- свободна!, и я вспомнил то состояние, которое ощущал тогда.

Каждый человек в своей жизни ощущает состояние свободы в различных случаях; ушёл в отпуск, закончил школу или университет, демобилизовался из армии, развёлся с ненавистной супругой или супругом, и т.д. У меня много раз было ощущение свободы и до этого, но такое сильное чувство, в ожидании которого забываешь своё имя, посетило меня один раз в жизни.

Подошёл автобус и я поехал в город Томск.

Томск- старинный русский город. Тогда в пятидесятых годах, он был сплошь деревянным. Я до этого жил в Сибири и видел деревянные одно, двух и даже трёхэтажные дома, но то был шахтёрский город, выросший за годы советской власти, и его дома были прямоугольными, без каких либо украшений. А томская деревянная архитектура могла бы быть, а может и является образцом русского деревянного зодчества. Мезонины, балконы, надстройки и всё это украшено резьбой по дереву. Резные наличники на дверях и окнах, замысловатые узоры на фронтонах, на трубах непременно петушки, медведи, зайцы, вырезанные из железа и, держащие нос по ветру, флюгера. Смотришь на такой дом и видишь купчиху сидящую за самоваром. А в другом доме живёт кузнец. У него на деревянных воротах железные кованные цветочки и красивые кованные кронштейны удерживают балкон. А в этом доме…да очнись ты, Отян, посмотри лучше. На купеческом доме крыша провалилась.

Купца в двадцатом году большевики шлёпнули, а у кузнеца забор упал, всё кованное железо ржавое и ржавчина пластами отваливается.

Ушёл кузнец к большевикам в партизаны, да и сгинул в тайге. А старуха его жива до сих пор. Пенсию за мужа получает. Но пенсия копеечная, на хлеб не хватает, не то чтобы забор новый справить да дом починить.

Шёл я по деревянному Томску, фантазировал. Многие дома были ветхими и я строитель, понимал, что скоро не будет деревянного Томска. Но тогда я считал, что хорошо, что будут каменные дома, они долговечней, удобней и т.д. А несколько дней назад показали, что осталось от деревянных домов в Томске всего ничего и те разрушают, сносят, разрывают на части. И показалось мне, что это мою молодость разрывают и сносят.

Но были в Томске и большие старинные постройки. Видел старинный большой корпус университета, старейшего в Сибири. Медицинский факультет этого университета закончил знаменитый нейрохирург Бурденко. А три года назад и мой племянник, сын сестры по отцу Владимир Масунов. Томск – студенческий город. В этом старом городе было столько молодёжи, что казалось здесь, люди рождаются взрослыми и не стареют.

Аэроклуб находился на горе, в бывшей церкви. С высокой горы был виден весь город и реку Томь, как и все сибирские реки, очень хорошую собой. Хотел сказать, как невеста, но нет, как замужняя красавица сибирячка, которая не идёт по земле, а несёт себя любимую.

Так и Томь несёт свои воды к сестре своей старшей, тоже красавице - Оби.

Парашютный класс Аэроклуба находился под центральным куполом церкви, с вершины которого опускалась длинная цепь, которая когда-то поддерживал люстру. Большевики многие церкви разрушили, но многие остались, и были или полуразрушены, или применялись как склады под зерно в сёлах и под различные товары в городах. Так, в Кировограде церковь в районе города, называемого Ковалёвкой, была использована для складирования соли, от чего сильно разрушались стены. Сейчас её восстановили, но я по опыту знаю, что соль все равно будет выступать через штукатурку.

А этой церкви, как и церкви в Туле, расположенной в Тульском Кремле с зубчатыми стенами, как в московском Кремле, повезло. В них были разместились аэроклубы.

Аэродром находился рядом с Иркутским трактом, который до открытия Транссибирской железнодорожной магистрали служил основным связующим путём между Дальним востоком и Европейской частью России. Тракт в своё время и обеспечил процветание Томску.

А сейчас это была просёлочная дорога, местами мощёная булыжником, а в основном грунтовка. С северной стороны была расположена спичечная фабрика с высокой дымовой трубой, с южной стороны был лес, на востоке проходила высоковольтная линия. Аэродром был небольших размеров и описанные мною объекты были постоянной угрозой парашютистов. Даже незначительная ошибка в расчёте влекла за собой неприятности. Особенно страшными была труба и высоковольтная линия.

За то небольшое время, когда я совершал прыжки в Томском аэроклубе, и на трубе, и на высоковольтке побывало по одному парашютисту, правда, с благополучным исходом.

Я часто себя спрашивал: чем отличаются большевики от фашистов.

Фашисты расстреливали неугодных, в т.ч. и священников, и большевики расстреливали неугодных и священников, фашисты расстреливали евреев и цыган, большевики расстреливали собственный народ. И те и другие организовали концентрационные лагеря, и те и другие хотели покорить себе весь мир. Можно много и долго перечислять их сходство, а различий почти нет, кроме того, что фашисты делили людей по расовому признаку, а большевики по классовому. Ответ напрашивается сам собой.

Приняли меня в Аэроклубе хорошо, дали медицинскую карту для прохождения комиссии, пройдёшь и прыгай себе на здоровье. Я так и сделал, и мне сказали когда придти на первые прыжки. Я приехал в назначенный день, мы погрузили парашюты и поехали на аэродром.

Аэродром находился сразу за городом, за кирпичным заводом. Других, "мелких", но не менее опасных случаев, было хоть отбавляй.

Обычно по аэродрому ездят, подвозя людей и парашюты на автомобилях, но в Сибири при полуметровом снеге не сильно поедешь.

Здесь я впервые увидел аэросани, о которых имел представление только по книгам и по кинофильмам. Это были большие сани, которые управлялись при помощи лыжи, находившейся спереди, а приводились в движение пропеллером который вращался от мотора без глушителя, издававшего страшный шум. Зимой прыгать с парашютом громоздко.

Парашют, зимняя одежда сковывают движения и даже идти по глубокому снегу проблема. Но приземление такое мягкое, что, привыкший к жёсткому приземлению, организм напрягается, но не встречает сопротивления. Подобное ощущение бывает, когда хочешь поднять что-то тяжёлое, напрягаешься, а оно оказывается лёгким и заряд выходит впустую.