– Например о монголо-татарах. Тебя это интересует?

Петр активно закивал головой в знак согласия, пережевывая колбасу, оказавшуюся за много дней одиночества очень приятной. А может быть потому, что ее готовила Мария.

– Например – Джебе! – Мария с усмешкой взглянула на Петра и откусила маленький кусочек хлеба.

– Не тяни! – попросил Петр. – Перестань мурыжить!

– Имя Джебе оказывается принадлежало одному из полководцев Чингизхана, и жил он почти восемьсот лет назад.

– Ну, мой чуточку помоложе, – усмехнулся Петр: – Лет на пять-десять старше меня.

– Не все так просто, – продолжила Мария. – Джебе был на Руси в 1226 году и участвовал в битве на Калке. Затем, после смерти Чингизхана, вместе с этим, – Мария щелкнула пальцами в воздухе, пытаясь возбудить память.

– С Субудеем? – спросил Петр.

– Вот именно! С Субудей-богатуром стал учителем Батыя, а затем он назначил этих военачальников своими советниками. В 1239 году они пришли вместе с Батыем на Русь, а в 1241–1242 годах растрясли всю Европу. Но еще до этого, Батый, в сопровождении Субудея и Джебе, инкогнито, совершили поездку по Европе и даже встречался с одним из кардиналов, с министром Папы Римского в Италии.

– Инкогнито – это тайно?

Мария подтвердила кивком головы, подцепив вилкой овощной салат.

– Это совсем другой человек, – вздохнул Петр. – Слишком давно. Прошло много лет, – и тут он вспомнил два необычных старинных дротика, впившихся между его пальцев в полированный стол. – Хотя… Хотя…

– Что, хотя? – поинтересовалась Мария.

– Да так, – махнул Петр рукой: – Просто бред, – и потребовал: – Продолжай!

– А больше и не о чем говорить. Меня стали признавать за свою, уже через полмесяца. Я вру конечно, но ничего не поделаешь. Говорю, что совершаю паломничество по святым местам.

– Верят?

– Самое обидное, что верят, – тяжело вздохнула Мария: – Кроме одной, помощницы настоятельницы.

– А что она?..

– Мне кажется, что она так же как и мы крутится в одном и том же дне. Но тщательно это скрывает. Я заметила в ее поведении разницу: ведь для нее все должно быть совершенно одинаково, если она нормальный человек. Но каждый раз помощница ведет себя несколько по иному.

– А ты?

– А я не скрываюсь, – бесшабашно заявила Мария: – Каждый день разная. Набираюсь у них опыта общения, лексикон и другие мелочи.

– Лесбиянство, например? – хмыкнул Петр.

– Грубиян! – обиделась Мария: – Уж где-где, но не в этом монастыре, – она наклонила голову к плечу, словно на иконе: – Я просто млею от их чистоты: духовной и телесной.

– Я рад за тебя, – серьезно сказал Петр.

– А как дела у тебя? – поинтересовалась Мария.

– По-старому, – пожал плечами Петр. Он не стал ей говорить о том, что предчувствует какие-то изменения: – И в подвале все так же.

– Ну и хорошо, – бесцветным голосом сказала Мария и тут же поправилась: – То есть – ничего хорошего! Хорошо – это когда все выскочат из этого круга.

– Выскочим, – пообещал Петр и осторожно спросил: – Ты надолго?

– Сейчас уезжаю, – грустно поведала Мария. – Мне нужно в монастырь.

Петр нахмурился и почувствовал на голове ее руку.

– Не печалься, – попросила Мария: – Я буду наведываться, – и поднявшись с табурета, не прощаясь пошла к выходу.

Петр снова остался один. Но настроение не ухудшилось. На душе было ясно и тепло, будто прикоснулся к чему-то светлому и пушистому.

Вечером он у входа в подвал впервые встретился с Александром. Терехов его ждал специально, это Петр определил по нервозности лектора, по тому, как тот оглядывал улицу.

– Случилось что? – негромко поинтересовался Петр, выныривая из полумрака рядом с Александром.

Тот вздрогнул от неожиданности, помолчал с минуту, разглядывая лицо Петра в отсвете зарева далеких огней и вяло сказал:

– Наверное скоро я выскочу из кольца… Многого не успел.

– В этом виноват я? – в лоб спросил Петр.

– Да нет! – замахал обоими руками Терехов: – Какая тут вина! Просто для меня уже невозможно оставаться в одном дне. Я это чувствую. И ничего не поможет…

– Для других наказание, а для тебя удовольствие, – усмехнулся Петр.

– Разные подходы, разные точки зрения, – быстро пояснил Терехов, грустно добавив: – Для меня зависание во временном кольце тоже не радость, а наказание, вернее: очищение. Но я не успел пройти весь процесс… Тешу себя мыслью, что есть люди, которые вообще не сдвинулись с места. Просто сидят и ждут.

– Как поп? Как слушатели? – сказал Петр.

– Нет, – отрицательно мотнул головой Александр: – Те, которые осуждены или под следствием. Которые сидят в тюрьмах или лагерях. У нас осталась свобода передвижения, а они лишены такого преимущества. Сидят один на один и никому ничего не могут объяснить. Для них и так дни ожидания почти не отличаются один от другого, но все-таки время идет. А представь, если ждущий суда в одиночке застрял в одном и том же дне?..

– Я только сейчас это увидел, – признался Петр. – Раньше не задумывался. Они могут так просидеть миллионы лет! Это более чем ужасно…

– Вот и я о том же, – тяжело вздохнул Александр и сменил тему: – Но я не об этом. Как только я выскочу из кольца, наш коллектив может развалиться… И я хотел бы… А что если ты попробуешь вести лекции?..

Петр резко помотал головой:

– Смеешься! У меня руки не под это заточены…

– Я же не про руки! – удивился Александр.

– Поговорка такая есть, – усмехнулся Петр и тут же став серьезным, категорически отверг: – Подобная миссия не по моим силам.

– Жаль, – тяжело вздохнул Терехов. – Собственно я ожидал подобный ответ. Распадется команда, вот что обидно!

– А может быть это к лучшему? – предположил Петр: – А может быть и не распадется?.. – он сбоку посмотрел на расстроенное лицо Александра и осторожно взяв его за плечо, слегка подтолкнул к подвалу: – Пошли. Там наверное заждались и волнуются.

– В том-то все и дело, – согласился Терехов, шагнув на ступеньки ведущие в подвал: – В основном все кучкуются вокруг меня.

– А ты не возлагай на себя ответственность за всех, – посоветовал Петр, двигаясь за ним: – У тебя нет права снимать чужие грехи, как и у священников. Каждый остается со своей грязью один на один, – и они вошли в подвал, освещенный тремя лампочками.

Все были в сборе и их ждали: Александра как лектора, а Петра… А Петра ждала та самая ведьма, с зелеными горящими глазами под низко надвинутым платком. Она обогнула Терехова, вошедшего в круг слушателей и остановила Петра, загородив ему дорогу к столу.

Из-за ее плеча Петр увидел, как поп активно крестится и что-то шепчет себе под нос: он был еще трезвый.

– Чем могу служить? – вежливо поинтересовался Петр, вглядываясь в притягивающие к себе изумрудные ведьмины глаза.

Женщина слегка коснулась руки Петра, чем всколыхнула в нем какое-то щемящее чувство, и прошла в темный угол подвала, как бы приглашая за собой. Петр покорно направился следом, мельком окинув взглядом приготовившуюся слушать лектора дисциплинированную толпу, и не заметил ни одного взгляда с их стороны, Священник, как обычно, наливал в стакан, а висельник сидел далеко справа у стены. Он приблизился к женщине, притягивающей его своим взглядом. Немного помолчав, она едва слышно произнесла:

– Отведите меня туда…

– Куда? – так же тихо спросил Петр.

Женщина на секунду дернула красивыми губами, выражая недовольство и мягко сказала:

– Вы же знаете, куда.

Петр молчал, проваливаясь в ее ярко светящиеся зеленым огнем в темноте глаза. Она его притягивала, как магнит притягивает железные опилки.

– Я согласна на любую оплату, – прошептала женщина и прикрыла глаза, освободив Петра от своих пут.

Сконцентрировавшись, он только сейчас понял, какую оплату она предлагает. И ему стало противно: он ненавидел продажных женщин. И хотел сказать что-то грубое и злое. Но женщина, не поднимая глаз, опередила его и прошептала:

– Простите меня, ради Бога. У меня с языка сорвалось… Мне это так нужно, что я… Я сама не знаю, что наболтала.