— Я не смеюсь, я не смеюсь.
Теперь Агриппа убедился, что его дружок — эльф и только притворяется обыкновенным мальчиком. Галльские божества зло подшутили над своим победителем.
Но эльфу, чтобы не погибнуть среди людей, если верить старому галлу, нужна человеческая душа. Он тяжело вздохнул и решил поделиться с другом своей душой. Октавиан маленький, может, ему половинки души хватит?
Агриппа все больше и больше привязывался к своему дружку. Он мог часами расчесывать его светлые кудряшки, чистить больные ушки, с радостью купал своего питомца, брал на руки, целовал ладошки, розовые и нежные, как у самой маленькой сестренки, "варил кашку", сжимая слегка зубами каждый палец, а мизинец стискивал так, что Октавиан взвизгивал:
— Ты что? Мне ж не два года! Скоро десять будет!
— Ври больше! — усмехался Агриппа. — Семь, так и быть, поверю! Агриппине Примуле десять, так я ее не подниму, а ты, как крошечка, легкий! Вот! — Он схватывал дружка и кружил его в воздухе, пока Октавиан не начинал просить пощады. — Плати выкуп! — И, легонько шлепнув своего питомца, бережно опускал на полянку.
Но иногда юным дикарем овладевал злой демон. Он заставлял Октавиана есть горькую траву или карабкаться на колючее дерево, и лишь безропотность малыша обезоруживала его мучителя.
— Не надо, это я пошутил! Давай лучше сядем вот тут, я тебе про рычаги Архимеда расскажу. Вот, слушай, — таинственно начинал он. Если найти точку опоры, можно всю землю перевернуть.
— А зачем?
— Да так, из интереса. Нужно забраться на самую высокую вершину Альп, вбить железный столб и привязать к нему железную цепь, потом пригнать из Африки стадо слонов и заставить их тянуть. Земля перевернется.
— Не надо! — Октавиан закрывал руками уши. — Мне страшно! Не надо про слонов!
— Ну, хорошо, давай про барашков. Они маленькие, пушистые, вроде тебя, и плачут: "Бя, бя, бя", а радуются: "Бэ, бэ, бэ", и прыгают, и играют...
Октавиан смеялся, и, глядя на него, его друг радовался.
— Я тебя никогда не обижу. Это я нарочно. А теперь давай задачки порешаем.
VIII
Но, несмотря на все заботы, Октавиан продолжал чахнуть. К весне Маленький Юлий стал кашлять. По ночам его знобило. Он забирался в постель к другу, а к рассвету рубашка становилась мокрой, как из воды.
Больной малыш совсем перестал есть неизменную кашу.
— Не могу, — жаловался он другу, — поем, а тут болит.
— Чем же тебя дома кормили?
— Молочком. — Октавиан вздохнул. — Манкой с яичками, а не ячменем, как быка.
— Я достану молока, будешь пить?
Октавиан кивнул.
Агриппа в тот же вечер пошел к Вителию. Сердце у него екнуло, когда он переступил порог узорной калитки. Он не был здесь с тех пор, как обругал Флавию и перетоптал ее свадебные полотна. Как-то примут его в этом доме? Но все равно, он должен поговорить с начальником школы во что бы то ни стало!
Вителий равнодушно выслушал мальчика:
— Не может есть кашу? Маленький? А как же другие могут? Меньше его, а едят.
— Немножко молока... — просительно протянул Агриппа, — немножко яичек, домашних булочек — и он поправится...
— Выдумываете все! — Вителий недовольно махнул рукой. — Цезарь велел кормить его как всех и ничем не выделять. Понял? И вообще, какое тебе-то дело? Ты вечно суешься туда, куда тебя не просят...
Агриппа промолчал. Он испугался, что сейчас старик начнет ему вычитывать все его провинности: и испорченное свадебное полотно припомнит, и Кануция. Юный пицен до сих пор удивляется, как ему. сошло с рук, что он при всех пристыдил Одноглазого.
— Что стоишь? — Вителий сердито кашлянул. — Ступай! Ступай!
Вернувшись в школу, Агриппа отрывисто спросил своего дружка:
— У тебя деньги есть?
— Нету, а зачем мне деньги? — удивился Октавиан.
— Были б деньги, я купил бы тебе молока.
— А ты им скажи, что Цезарь велел давать мне молоко.
— Цезарь велел тебе ничего не давать, кроме легионерского пайка, — сумрачно пояснил Агриппа. — Я ходил к Вителию, а он говорит: "Пусть ест то же, что и все. Так Цезарь велел".
Октавиан охнул:
— Даже молочка им для меня жалко!
— Я достану молока. Не реви! — Агриппа встряхнул его за плечи. — Ну, не реви!
Октавиан всхлипнул и вдруг улыбнулся:
— Я тебе верю, только не надо мне ничего. Все равно умру!
Агриппа похолодел, вспомнив слова старого галла, что эльфы не могут долго жить среди людей.
Утром он остановил Квинта Фабия:
— Тебе нужен чертеж катапульты?
— Так ты занят... — нерешительно протянул Фабий. — Конечно, катапульта нужна. Ганнибал опять грозил...
— У меня есть время. — Агриппа нахмурился.
— А что ты хочешь?
— Молоко, и каждый день чашечку до самых каникул
— Откуда я тебе возьму? — Фабий даже присвистнул от изумления.
— Где хочешь. Тебе нужен чертеж, мне — молоко, и до самых каникул. — Агриппа повернулся.
Фабий остановил его:
— А если будет молоко, я на первое место выйду?
— Выйдешь, лучше меня никто не чертит, а я в своих чертежах нарочно ошибку сделаю.
Фабий задумался.
— А зачем тебе молоко и как я его достану?
— Дашь денег, я сам куплю.
— А зачем оно тебе?
— Нужно.
— А первое место займу?
— Конечно.
— Подожди до вечера.
Фабий направился к этрускам. У обоих друзей Цецины и Волумния всегда водились денежки. Выслушав просьбу благородного Квинта Фабия, Цецина поджал губы:
— А зачем тебе деньги?
— Нужно.
— Хорошо, — вмешался Волумний. — Двадцать оболов мы тебе одолжим, но летом вернешь тридцать.
Фабий с радостью согласился. До каникул было еще далеко.
— Давай деньги.
— Так и давай, — усмехнулся Цецина. — Принеси свой скифский пояс в залог.
Фабий вспыхнул и закусил губу, чтобы не обругать обоих этрусков. Он уже знал: с ростовщиками надо быть учтивым.
Скифский пояс с золотой пряжкой привез его отец из далекой Тавриды, и Квинт очень гордился им. Но честолюбивое желание выйти у Одноглазого на первое место взяло верх. Он отдал этрускам в залог пояс и, получив двадцать оболов, вручил их Марку Агриппе.
Светало, и сад в утренних сумерках казался черным и огромным. Все притихло, и в этой тишине отчетливо доносилось шарканье метлы на Марсовой площадке. Старый галл уже вышел на свой пост.
Агриппа подкрался к старику и ласково отнял у него метлу:
— Посиди, дедушка, я подмету за тебя!
— Ты доброе дитя, — смущенно пробормотал старик. Быстро убрав Марсову площадку, Агриппа опустился на траву у ног старого галла:
— Тебя пускают в город?
— Да, мой добрый мальчик. Я стар и немощен, а отсюда даже молодому и сильному не убежать за Альпы.
Агриппа достал из-за пояса заветные 20 оболов:
— Прошу тебя, купи мне кувшинчик молока, яичек, домашних хлебцов с тмином. И каждый день покупай, пока денег хватит, а я каждое утро буду убирать за тебя. Я рано просыпаюсь, никто не узнает.
— Я с радостью сделаю это, — растроганно согласился галл. — А теперь иди!
Солнце уже встало, и розовые полосы заиграли на здании школы и верхушках тополей.
— Я еще хочу тебя спросить. — Агриппа понизил голос. — Чтоб эльф не умер, ему хватит половинки человеческой души?
Галл удивленно посмотрел на мальчика:
— Душа не хлебец с тмином, чтоб ее делить пополам. А почему ты так беспокоишься об эльфах?
— Мой друг — эльф. Он только притворяется обыкновенным мальчиком, а сейчас он очень болен. Научи меня: как отдать душу, ну, если нельзя половинку, пусть всю душу!
— Ты уже отдал этому ребенку всю душу, раз ты так заботишься о нем. — Галл погладил свои усы. — Люди отдают души ради золота, ради власти, ради продажных женщин, но ты хочешь отдать свою душу из-за жалости, и у тебя вырастет новая душа, более сильная и мудрая. Ты верь мне — мой дед был великим друидом! — Галл пересчитал деньги и прибавил! уже обычным тоном: — После Марсовых игр подойди к воротам, я принесу лакомства.