Но с самого начала боевики потребовали, чтобы на переговоры в школу пришли Дзасохов, Зязиков, Леонид Рошаль и Мухарбек Аушев

(депутат Госдумы). Дзасохов то ли сам не захотел, то ли получил приказ – и в школу не пошел. Леонид Рошаль вылетел в Осетию тут же, но в школе так ни разу и не был. В основном детский врач успокаивал взрослое население Беслана. О Зязикове прошла информация, что 1 сентября он отключил мобильный телефон на середине разговора с

Дмитрием Рогозиным и с тех пор на связь не выходил. В четверг начальник информационно-аналитического отдела осетинского парламента

Фатима Хабалова пояснила, что Зязиков в Испании. На вопрос об исчезновении Зязикова Асламбек Аслаханов сказал, что 'за него не отвечает'. Потом выяснилось, что Мурат Зязиков все-таки прилетел в

Аланию, но – уже после штурма. Мухарбек Аушев, обладающий огромным влиянием на ингушскую диаспору, 1 и 2 сентября грипповал. Третьего он передал через одного из журналистов заявление, что готов приехать на переговоры. Оно прозвучало за двадцать минут до штурма. Прибывшие в Беслан депутаты Госдумы Дмитрий Рогозин и Михаил Маркелов не сделали попытки пойти к заложникам, как, например, это делали депутаты прошлого созыва во время 'Норд-Оста'.

Вообще все это время ощущался серьезный дефицит общения руководства с народом. И даже неожиданный, почти тайный двухчасовой визит Владимира Путина уже после штурма не успокоил возмущенных жителей Беслана.

Руслана Аушева боевики не требовали, он прилетел в Беслан сам.

Очевидцы рассказывали, как он заходил в школу. Он позвонил на подходе, потом сделал второй – контрольный – звонок. Сказал: 'Я иду'. После того как Аушев вышел и вывел заложников, никаких комментариев он не давал. Только стоявший в двух шагах от машины

Аушева осетинский милиционер сопровождения услышал, как Руслан

Султанович сказал: 'Правительство всех сдало'.

'Штурм случился'. Именно так выразился Асламбек Аслаханов. Что бы ни говорили президент России и другие представители спецслужб, случилось самое худшее из того, что могло произойти. Так считают в

Беслане все.

Существуют две точки зрения на вопрос: был ли штурм спланированным или спонтанным? Специалисты говорят, что заявление

Дзасохова за два часа до штурма и последующие заявления о том, что к пяти часам планировались переговоры с боевиками о передаче пищи и воды заложникам и об освобождении еще одной группы детей, – хорошее прикрытие. Многие иностранные журналисты высказались по этому поводу вполне однозначно: в своих репортажах они выразили недоверие официальной версии о 'случайности' штурма. С другой стороны, слишком много фактов говорит в пользу обратной версии – слишком плохая организация, в результате которой боевые действия на территории школы начались неожиданно для всех.

В 13.30 родственники заложников и журналисты находились около

Дворца культуры. Никто из нас не знал, что около 13.00 четверо сотрудников МЧС по договоренности с боевиками прошли на территорию школы за телами погибших. (В первый день боевики расстреляли практически всех захваченных взрослых мужчин и выбросили трупы из окон.) Когда эмчеэсовцы зашли на территорию школы, внезапно из-за их спины по направлению к школе раздались несколько выстрелов – и сразу же за этим последовал сильнейший взрыв в спортзале. Следом за ним – второй взрыв. У спортзала упала стена, в образовавшиеся отверстия выбежали дети. Террористы стали расстреливать детей в упор. Им ответили местные 'ополченцы'. (Так почему-то здесь стали называть городских милиционеров, которые в большинстве своем были одеты в гражданское.) Спецслужбы так и не смогли прогнать их за оцепление.

Судя по всему, именно они произвели спровоцировавшие штурм первые выстрелы. И сразу же ополченцы бросились прикрывать детей.

Только через несколько минут к школе подбежали сотрудники групп захвата. Многие из них были без бронежилетов и шлемов. Одним из первых погиб от ранения в грудь боец спецназа. Позднее специалисты скажут, что ополченцы – самая большая ошибка в этой операции. Но отогнать бесланцев от школы было просто невозможно: даже пожилые женщины бежали на звуки штурма, не отставая от мужчин:

Взрывы были сильными, сработала сигнализация у автомашин, задрожали стекла ДК, отдача пошла в землю. Взрывы отличались от выстрелов из гранатометов, к которым за два дня все уже привыкли.

Сразу же за взрывами началась перестрелка, ОМОН стал отгонять людей с открытого пространства, которое хорошо простреливалось. За оцеплением начали передвижение спецназовцы, которые, очевидно, были совершенно не готовы к такому развитию событий и находились довольно далеко от школы.

Перестрелка уже не затихала. Вдалеке около штаба были видны машины 'скорой помощи', быстро передвигались люди, кто-то крикнул:

'Бегут дети!'. Люди бросились поближе к оцеплению, омоновцы пытались их остановить. Неожиданно из двери Дворца культуры выбежал мужчина, у него на руках был почти голый окровавленный мальчик. Следом за ними вышла старшеклассница. Она шла босиком, пошатываясь, размахивая одной рукой. На ней были черная юбка и расстегнутая белая блузка, розовая и мокрая от крови. В волосах девочки были запекшиеся сгустки крови. Она плакала и все время повторяла: 'Зачем они начали в нас стрелять?..'.

Моментально разнеслась информация, что кому-то из детей удалось бежать. Люди около ДК бросились в разные стороны, перелезая через заборы и пытаясь пробраться через дворы поближе к школе. С левой стороны ДК стали одного за другим выносить детей. Все побежали туда, прорываясь через негустой милицейский заслон. Детей передавали дворами через военный штаб около училища. Их принимали мужчины, хватали на руки, садились в тут же подогнанные машины и увозили в больницы. На наших глазах вынесли около пятнадцати детей. Многие из них были ранены в ноги.

Потом прошла информация, что по улице Лермонтова сбежало около

100-120 учеников начальных классов. И что они практически невредимы.

(Некоторые дети бежали так быстро, что всего за несколько минут оказались на другом конце города, где их, обессиленных, подобрали и доставили в больницы.)