Маленький фырчащий автомобиль поздним вечером высадил меня и Андрея в глухой деревушке. У моря кончились всякие признаки света, и мы оказались в кромешной темноте. Горный обрыв тянулся вдоль слишком узкого берега, и суматошные фосфоресцирующие волны легко подкрадывались к нашим ногам. Мне нравится любоваться морем при свете дня, но в темноте оно меня пугает, как все неизвестное, я воспринимаю его как врага, а не отдаюсь ему как любовница.

Трудно себе представить более негостеприимный берег, чем тот, на котором мы оказались. Он представлял собой скопище громадных острых камней, и путь по ним в темноте становился непредсказуемым и опасным. Пройдя несколько шагов, я тут же упала, ободрала кожу на ногах и расцарапала руки. В дальнейшем на трудных участках я предпочитала становиться на четвереньки и двигаться вперед как животное, ведомое инстинктом. Южные ночи ранней осенью становятся холодными, и только день возвращает напоминание о лете. К несчастью, перед отъездом я заболела ангиной, у меня горело горло и текло из носа. Я стала хныкать и жаловаться Андрею, но на этот раз роль беспомощной слабости не удалась. Он шел вперед, молодой и сильный, не оборачиваясь и игнорируя все мои причитания.

Темнота давила на нас, и мы потеряли всякое представление о времени. Мне стало тепло от усердия, я истратила все силы в этом изнурительном походе. Наконец я упала на камни, раскинула руки и сказала, что буду ночевать под открытым небом.

Андрей пустил в ход все способы убеждения – от поцелуев до уговоров: "Дашенька, ты не можешь спать на холоде, не съев чего-нибудь горячего. У тебя еще не прошла ангина. Ну, будь благоразумной, вставай". Я понимала, что он прав, но использовала эти блаженные минуты отдыха, чтобы полюбоваться роскошным звездным шатром равнодушной вечности. Ночь всегда пробуждает у меня религиозные чувства, в страхе мне почудилось, что бог снова начал свою старую игру, и я единственная женщина на земле, а мой Андрей – единственный живой мужчина. В панике я подскочила, полная решимости найти людей в темноте.

Самый трудный участок дороги оказался в том месте, где обрывалась узкая полоска берега, и путнику необходимо! было обогнуть утес, спускавшийся прямо в море. Карабкался по склизким коварным камням, мы услышали тоненькое мелодичное пение воды. Откуда-то сверху спускался родник.

Стараясь сохранить равновесие, мы вцепились в скалу и одновременно припали к обжигающе холодному, таинственному эликсиру жизни. Забыв о своем больном горле, я самозабвенно пила этот ледяной сок земли, на себе испытав могущество родниковой воды, которая восстанавливает силы и лечит. Мы мешали друг другу, сталкиваясь носами и губами,! пока не обнаружили на гладком камне белый пластмассовый стаканчик. Это открытие вызвало у меня бурную радость, которую испытывает, наверное, человек на необитаемом острове, обнаруживший следы своих собратьев. "Но это совсем непохоже на водопад, – остудил меня практичный Андрей. – 1 Значит, нам надо двигаться дальше".

Сочный лепет водопада мы услышали спустя час ходьбы. На горе теплился маленький огонек. Мы полезли наверх и на ощупь нашли привязанный к дереву канат, который облегчал подъем. На горе в наскоро построенной хижине сидели за столом люди при свете фонарика. Один из них, бородатый лесной житель, любезно приветствовал меня: "Здравствуйте, Даша. Нам сообщили, что вы приедете. Хотите водки?" "Это именно то, чего нам сейчас не хватает после трудного пути", – весело сказала я. Нас усадили за стол, дали водки и в качестве закуски тушенки. "Откуда вы меня знаете? – спросила я бородача. – Кажется, мы не встречались". – "Меня зовут Федор, нас с вами познакомила Катя на Ленинском проспекте", – сказал мой знакомый незнакомец. В этом босом человеке, кутавшемся в какие-то подозрительные тряпки, трудно было узнать цивилизованного Федора, с которым мы как-то пили чай.

Водка привела нас в чувство, но все же больше всего на свете нам хотелось спать.

Федор повел нас на консультацию в свою компанию, которая жила в палатках на самой вершине, над обрывом. Люди, гревшиеся у костров, обсудили ситуацию и разрешили нам жить в пустой палатке, расположенной в нижнем ярусе леса, почти у самого моря. Нас снабдили одеялами и проводили до нашего маленького дома. Меня удивляло, с какой легкостью Федор, идущий впереди нас, ориентируется в лесу. Он из любезности освещал нам дорогу фонариком, но вполне мог двигаться и без света. Он был такой же частью леса, как и еноты, приходившие по ночам под палатку заниматься любовью. Я и Андрей заснули в ту ночь в новом логове, крепко обнявшись, невинные и счастливые, как дети.

Утром мы проснулись в раю. Из лесного укрытия мы наблюдали, как вдоль моря движутся совершенно нагие мужчина и женщина, лилово-бронзовые от загара.

Очаровательные и свободные язычники, два прекрасных цветка из легенды – Ева со скульптурными формами и бритой голенькой головой, на которой золотился пушок, Адам, исключительно оснащенный природой для любовных игр, с роскошными длинными волосами. Они прошествовали мимо нас как герои мифов, не обремененные чувством стыда. Эта чистая, нагая свобода, позволительная только в сновидениях, ошеломила нас, и мы спустились к водопаду умыться, уже не заботясь об одежде.

Мир вокруг нас был переполнен избыточным, невероятным блеском солнца. Свет стал нашей единственной одеждой, он струился по телу как золотистая парча. Целыми днями мы купались в водопаде света. Солнечные потоки выжгли другой, суетный и беспокойный мир, где есть путчи, политика и гибель человека является лишь досадным недоразумением.

Впервые я начала боготворить свое тело, собственную хрупкую и прекрасную жизнь.

Ошпаренная солнцем, я могла, как ленивая ящерица, лежать на камнях часами, ощущая счастье физического здоровья. Я обнаружила, что моя кожа светится не только днем, но и ночью – отливает лунным светом, как раковина. Всякий стыд во мне умер. Несмотря на то что у меня были месячные, я все равно разгуливала голой, не стесняясь белой ниточки от тампона между ног.

Ночью меня ожидало восхитительное убежище объятий Андрея. Мой друг, обычно такой сдержанный, просто озверел от желания и нападал на меня, не боясь испачкать кровью чужие матрасы в палатке. Наши тела впивались друг в друга, и впервые я почувствовала естественность и безгрешность любовной страсти. Что может быть невиннее желаний нашей плоти, в пламени которой рождается колдовство новой жизни. В таких краях любовь может цвести круглый год.

С водой у меня сложные отношения. Я могу заплывать глубоко, но мысль о том, что подо мной бездна, вызывает панику. Мое воображение шутит со мной злые шутки. Я закрываю глаза и вижу чудовищные водяные воронки, которые образуются после тонущих кораблей, миллионы мертвецов, которые лежат на дне морском, а их кости оплели водоросли и другие причудливые растения, уродливых рыб с выпученными глазами. И все это покрывает блистательная морская гладь, обманчивая и коварная, как женщина. Море необходимо мне только для созерцания, когда я, сидя на берегу, вплываю в золотое царство фантазии.

Вода возбудила меня только один раз, когда я, будучи девственницей, брала интервью в лучших традициях советской прессы у тридцатилетнего красивого председателя колхоза, который после беседы увез меня купаться на лесное озеро.

Оно светилось, как изумрудный глаз, в глубине леса. У меня с собой не было купальника, я попросила моего спутника отвернуться, так как стеснялась своего тела, а еще больше своих безобразных дешевых трусов.

У самого берега озеро покрывали заросли трав настолько густые, что они образовали плотный зеленый ковер, по которому можно было быстро пробежаться и броситься прямо в; глубину. Я плавала с наслаждением, как русалка, чувствуя, что меня легко подкидывают теплые и холодные ключи. Мне казалось, что в этой темной таинственной воде, покрытой лилиями и травами, обитают на дне прекрасные нимфы. Постоянная смена температуры воды странным образом возбудила мое неопытное тело. Мне чудилось, что кто-то играет мной. Я поплыла к берегу, но выбраться оказалось не просто. Там, где кончался травяной ковер, я не могла достать до дна, и заросли не давали мне подплыть к берегу.