«Ты приходишь из страны безвестной…»

Ты приходишь из страны безвестной,

Чужеземец! я — в родном краю.

Молод — ты, я — стар, так разве честно

Оскорблять святыню древнюю мою?

Я служу Перуну. В храме темном

Провожу, как жрец, свои часы,

Мою бога, на лице огромном

Золотые чищу я усы.

Я считаю десять пятилетий

С дня, как мальчиком вошел сюда,—

Старцы, мужи, женщины и дети

Чтут мои согбенные года.

Славишь ты неведомого бога,—

Я не знаю, властен он иль слаб.

Но всю жизнь у этого порога

Я склонялся, как покорный раб.

Или был безумен я все годы?

Иль вся жизнь моя — обман и стыд?

Но Перун царит из рода в роды,

Как и ныне над страной царит.

Удались отсюда, странник юный,

Унеси свой заостренный крест,—

Я пребуду данником Перуна,

Бога наших, мне родимых, мест.

Пусть ты прав, и бог мой — бог неправый…

В дни, когда покинут все наш храм,

Я, воспев Перуну песню славы,

Лягу умирать к его стопам.

В АЛЬБОМ

Многое можно прощать,

Многое, но ведь не все же!

Мы пред врагом отступать

Будем постыдно… О, боже!

Мы пред врагом отступать

Будем теперь… Почему же?

— Брошена русская рать

Там, на полях, без оружий!

Брошена русская рать.

Пушки грохочут все реже,

Нечем на залп отвечать…

Иль то маневры в манеже?

Нечем на залп отвечать,

Голые руки… О, боже!

Многое можно прощать,

Многое, но ведь не все же!

1915

ВСЕ КРАСКИ РАДУГИ

Все краски радуги — небесные цвета,

Все трепеты весны — земная красота,

Все чары помыслов — познанье и мечта,—

Вас, пламенно дрожа, я восприемлю снова,

Чтоб выразить ваш блеск, ищу упорно слова,

Вас прославлять и чтить душа всегда готова!

Земля! поэт — твой раб! земля! он — твой король!

Пади к его ногам! пасть пред тобой позволь!

Твой каждый образ — свят! пою восторг и боль!

Пусть радость высшая пройдет горнило муки,

Пусть через вопль и стон в аккорд сольются звуки,

Пусть миг свидания венчает дни разлуки!

Всe краски радуги — небесные цвета,

Все образы весны — земная красота,

Все чары помыслов — всё, всё прославь, Мечта!

1915

«Волны волос упадали…»

Волны волос упадали,

Щечки пылали огнем.

С отзвуком нежной печали

Речи любовью звучали,

Нега сквозила во всем.

Солнце, с весенней улыбкой,

Воды теченья зажгло,

Мы над поверхностью зыбкой,

В лодочке утлой и зыбкой,

Медлили, бросив весло.

Милые детские грезы,

Вы не обманете вновь!

И тростники, и стрекозы,

Первые, сладкие слезы,

Первая в жизни любовь!

<1891–1915>

<ИЗ ВЕНКА СОНЕТОВ>

В моей душе, как в глубях океана,

Живой прибой зачатий и смертей,—

Стихийный вихрь неистовых страстей;

И им просторы водяные пьяны.

Здесь утро мира расцветало рано,

Земля здесь первых родила детей,

Отсюда сеть извилистых путей

Ко всем, кто дышит под лучом Титана.

Прародина живого! Как во сне,

Скользят в твоей безмерной глубине

Виденья тех явлений, что погасли;

Там, под твоим торжественным стеклом,

Еще жива, как в целом сонме Библий,

Несчетность жизней, прожитых в былом.

В моей душе, как в глубях океана,

Несчетность жизней, прожитых в былом:

Я был полип, и грезил я теплом;

Как ящер, крылья ширил средь тумана;

Меня с Ассуром знала Cordiana;

С халдеем звездам я воспел псалом;

Шел с гиксами я в Фивы напролом;

Гнал диких даков под значком Траяна;

Крест на плече, я шел в Иерусалим;

Как магу, Дьявол мне грозил сквозь дым;

Мара судил мне плаху гильотины;

И с Пушкиным я говорил как друг;

Но внятны мне звонки трамваев вкруг,

Как много всех, и все же я — единый!

<1915>

«С волнением касаюсь я пера…»

С волнением касаюсь я пера,

И сердце горестным раздумьем сжато.

Больших поэм давно прошла пора

(Как Лермонтов нам указал когда-то).

Но я люблю их нынче, как вчера!

Бессмертная, мне помоги, Эрато,

Мой скромный дар прияв, благослови

Рассказ в стихах о жизни и любви.

Я пережил дни искушений тайных,

И все равно мне, будет ли мой стих

В десятках или сотнях рук случайных…

Сам для себя люблю в стихах своих

Стеченье рифм, порой необычайных,

Я для себя пишу — не для других.

Читатели найдутся — сердце радо;

Никто не примет песни — и не надо!

Гремит война. Газетные столбцы

Нам говорят о взятых пулеметах;

На поле брани падают бойцы.

И каждый о своих родных в заботах,

Меж тем подводят в книгах мудрецы

Итоги бойни роковой на счетах…

Теперь ли время Музу призывать?

— Теперь, как и всегда! Шумела рать

Аргивян на брегах, у древней Трои;

Прошли герои, но живет Омир!

И нашей жизни твердые устои

Падут во прах, вновь изменится мир,

Не встанут, может быть, сверкая, строи,

Но будет вечно звучен ропот лир,

Поэзия над славой и над тленьем

Останется сияющим виденьем…

<1915>

«Пришли рассеяния годы…»

Пришли рассеяния годы,

Нам круг друзей не съединить:

Один уже сошел под своды,

Которых нам не сокрушить;

Тот роком самовластным брошен

В изгнанье, на чужой гранит;

Тот в цвете дум болезнью скошен,

Не жив, не умер, — словно спит;

Тот бродит по далеким странам,

Тоской гоним, всегда один,

От нас отрезан, как туманом,

Чредой изменчивых картин;

Еще иные — в поле ратном,

В окопах, под дождем свинца;

Согласно при луче закатном

У нас забьются ли сердца?

Как знать? Но будь еще помянут

Один: он факел снов задул;

Не нами тайный враг обманут,

Нас друг неверный обманул.

Быть может, прежним идеалам

Остался верен только я:

Доныне не была причалом

Оскорблена ладья моя;

Но, жизни бурями испытан,

Таю глубины грез моих,

И ядом горечи напитан,

Нередко, мой вечерний стих.

29 июля. 1916