Одна давняя знакомая Борискова врач одного районного кожвендиспансера Татьяна Сергеевна Медунова рассказала, что у них там недавно случилась довольно любопытная история. У кабинета венеролога встретились сразу вместе все четверо: муж, жена, любовница мужа и любовник жены. И у всех у них был сифилис.

Многие, получив такой неприятный диагноз, конечно, переживали.

Один мужик в возрасте около полтинника, сетовал Борискову:

– Да, здорово лопухнулся! Теперь жена грозит мне яйца отрезать!

Обидно, что женщины-то те вроде на вид были приличные, солидные, не какие-то там сопливки – под тридцать лет. А главное, не повезло – презик разорвался! Два выдержали, а третий – разорвался! Эх!

Впрочем, особенного раскаяния на лице у него видно не было. Просто не повезло человеку, стечение обстоятельств. Он говорил:

– Мужская компания, привезли симпатичных женщин. Что – отказываться? Ведь откажешься – ребята не поймут!

Его к Борискову тогда прислали с высоким давлением.

Борисков постарался закончить прием в эту пятницу пораньше. Дело в том, что в 18.00 у сына в школе созывали родительское собрание. Было уже 17.12, с учетом пробок – доехать только-только притык. В холле школы, пока объяснялся с охранником, встретил Нину Малахову, маму

Олегова дружка и одноклассника Мити. У нее тоже были свои проблемы.

Борисков от своего Олега знал, что Малахов торговал в школе бутербродами и напитками – то есть своими собственными завтраками, которые ему каждый день собирали мама и бабушка. Завтраки он всегда с собой брал обильные, а потом продавал голодным одноклассникам. У него всегда можно было купить бутерброд с ветчиной или стакан кока-колы. Причем цены довольно были смешные.

Пока Борисков просмотрел объявления, Малахова уже куда-то исчезла, наверно поднялась в класс. Гардероб в это время уже не работал, и

Борисков пошел наверх прямо в пальто. Школа, когда-то бывшая императорская гимназия, Борискову очень нравилась даже просто самим зданием: высокие потолки, широкие мраморные лестницы. Сам он учился, считай, что в простой сельской школе постройки пятидесятых годов и такого великолепия никогда до этого не видел. Олег же другой школы не знал и считал эту школу вполне нормальной, а шикарные компьютерные классы и электронные школьные доски как само собой разумеющееся – в порядке вещей.

Родители подтягивались долго, многие опоздали чуть ли не полчаса.

Наконец, с трудом начали. Оказалось, что имеется серьезная проблема: дети в классе дерутся друг с другом. Причем даже девочки. Создали в классе кланы, которые враждуют. Классная руководительница говорила:

"У нас в прошлом году одиннадцатый класс "А" отмечал выпускной в трех разных местах". "Кстати, может быть, и правильно, а то передрались бы по пьянке-то", – подумал Борисков. Свой школьный выпускной он помнил довольно смутно, но дрались там это точно. Тут же по этому поводу возникла дискуссия и теперь уже чуть не передрались сами родители. Борисков сидел на маленьком стульчике за последней партой и думал о своем. Виктоша, сидевшая рядом (на это собрание пригласили всех родителей, как отцов, так и матерей, хотя половина и вовсе не пришли), ерзала, все пыталась вступить в дискуссию. Борисков ее пихал в бок: "Ты лучше молчи!" В конечном итоге ни к чему не пришли, а под конец собрания как всегда стали собирать на что-то деньги.

Вернулись они домой уже в девятом часу, и Борисков сразу же отправился гулять с Микошей.

В десять вечера позвонил Жизляй и сказал, что этот самый момент по телевизору в записи показывают бой Рината Валеева. Этот известный боксер-тяжеловес когда-то лечился у Борискова с почечной коликой и с тех пор они изредка общались. Жена Валеева и многочисленные его родственники тоже периодически лечились в клинике. Борисков тут же, несмотря на протесты смотревшей очередной женский сериал Виктоши, переключил телевизор на спортивный канал. Там уже шел второй раунд поединка Рината с каким-то негром из Африки. Боксировал Ринат несколько тяжеловато, но бой у негра все же выиграл за явным преимуществом, хотя и сам хорошо получил по роже. Борисков дозвониться до него не смог, и тогда из вежливости послал ему

SMS-сообщение: "Смотрел бой. Здорово!" И тут, раздеваясь, он с удивлением обнаружил на себе монитор. Надо сказать, что к подвешенному на шее монитору Борисков привык удивительно быстро, однако когда снял одежду, настроение тут же испортилось.

– Серенький, что это у тебя? – спросила подозрительно Виктоша, увидев "плейер" и проводки. Борисков заранее придумал правдоподобную версию: сказать, что участвует в эксперименте. Потом подумал: а может, сказать ей, что проблемы с сердцем, интересно, какая будет внутренняя реакция? Может быть, и такая: "На что мы теперь с детьми жить будем, если ты умрешь?", хотя были возможны и другие варианты:

"Наконец-то он сдохнет, и никто теперь не будет мешать нам с Вадиком встречаться!" (Борисков усмехнулся про себя: бред, конечно). Он практически ничего не знал о Виктошиной жизни вне дома и не интересовался ею. Что-то она иногда рассказывала, но он всегда пропускал мимо ушей. Тут же ей ответил:

– Надо людям помочь – контрольная группа для диссертации – потом и они мне когда-нибудь помогут!

– А сексом можно заниматься? – игриво спросила Виктоша.

– Сказали, что нельзя категорически! Сразу по прибору все будет видно! Будет погублен весь эксперимент! – буркнул Борисков, залезая под одеяло и подумав при этом, что уж теперь точно привяжется, а если и нет – обязательно самому вдруг нестерпимо захочется. Тут же внезапно и захотелось обоим. Потихонечку сделали дело по схеме

"девочки сверху". Потом Борисков некоторое время смотрел в сонном полубреду какую-то научную передачу – не поймешь даже, про что, но – как гипноз – было не оторваться. Что-то невнятное про вселенную.

Борисков вдруг заплакал. Задремывающая Вика это усмотрела:

– Ты чего?

– Космоса боюсь!

– Дурак! – Она поцеловала Борискова в щеку и отвернулась. Через минуту – уже было слышно ее сонное дыхание.

У Борискова же, напротив, весь сон вдруг пропал. "Писать ли завещание?" – вдруг подумал он. В принципе иметь завещание, конечно, было нужно, хотя в России как-то это дело раньше не было принято.

Просто у обычного человека ничего такого раньше и не было, что стоило бы завещать – все общее. Теперь у некоторых есть, но только не у Борискова. Чего завещать, когда нечего? Машину? Она, считай, ничего не стоит. Счет в банке, куда иногда перечисляли деньги за дополнительную работу? Там, по сути, тоже были копейки. Квартира была полностью Виктошина частная собственность. Написать "похороните меня на родине без оркестров"? – да и так похоронят без оркестров.

Пожалуй, никто и не заметит, что Борисков помер. Сними мир фотоаппаратом до и после Борискова и попробуй найти различия. Ведь не найдешь. Борисков подумал об этом, и снова чуть слеза не пробила.

Вон, Андрюша Салтыков, одногруппник, в возрасте двадцати пяти лет помер от рака семенного канатика. Сгорел мгновенно. Получалось, уже очень давно. Наверняка растворился в земле. Черви съели. Хорошо, что еще успел в институте жениться и родить ребенка. Хоть что-то осталось. Как-то еще на первом курсе ходили с ним вместе в

"Юбилейный" на рок-концерт какой-то затрапезной польской группы

(других тогда еще не приглашали), перепили в туалете портвейна, кричали и свистели в зале, их забрала милиция. Борисков вспомнил это и другие их совместные приключения, усмехнулся, подумал о себе:

"Увидишь ли и ты, Сережа, завтрашнее утро? Вовсе не факт".

Интересно, кто придет, если что случится, на поминки? Давид наверняка припрется, если узнает, нажрется и еще будет приставать к

Виктоше, потащит ее в спальню утешать. Схожий эпизод Борисков однажды на чьих-то поминках уже как-то раз наблюдал. На всех поминках, на которых он был, всегда что-то случалось, причем совершенно неожиданное. Однажды, уже лет пять назад, ходил на поминки бывшей заведующей из своего отделения, которая работала в больнице много лет и буквально за полгода сгорела от рака. Она, очень властная женщина, контролировала и поддерживала мир во всей семье. Самое поразительное, что она с самого начала недомогания постоянно обследовалась у разных специалистов, будто чувствовала, но все равно сделать ничего не смогли. Тучи начались собираться еще в самом начале поминок. На столе появилась в большом количестве водка в бутылках зеленого стекла, которую в обычной обстановке Борисков никогда пить бы и не стал – просто испугался бы отравиться. От одного вида такой бутылки у него сжался желудок. Посидели, выпили, а потом понеслось. Под конец оба зятя сцепились в кровь, сломали несколько стульев, выбили дверь в комнату. Кстати, хотели и