Поведение алкоголиков совершенно непредсказуемо. Непредсказуема и реакция на лекарства, которые встречаются у алкоголиков. Так в больницу однажды привезли одного известного актера кино. Всем он был хорош: красив, невероятно талантлив, но очень сильно пил. Однажды на фоне очередного перепоя у него возник гипертонический криз, "скорая" ввела лекарство, снижающее давление. Давление упало вообще до нуля, и поднять его уже не удалось.

Профессор Самсыгин советовал молодежи:

– Вы не называйте алкоголика алкоголиком, люди на это обижаются, а называйте его потатором.

С точки же зрения Борискова слово "потатор", то есть пьяница по-латыни, звучало еще хуже и куда как оскорбительнее. Месяц назад в платной палате лежал директор одной крупной фирмы. У него из всех заболеваний только и была "алкогольная болезнь печени": долгое время каждый день вечером он пил одну-две бутылки хорошего французского вина – для сна. Написать в выписке так было неудобно, поэтому написали просто "стеатоз печени". Он, конечно, сказал, что завяжет пить, но тут же спросил о сроках, когда можно будет развязать.

В связи с этим тут же вспомнился муж медсестры из процедурного кабинета второй терапии, который умер в последний Новый год с перепоя. Вместо водки он где-то на рынке купил три литра спирта, и начал его пить его еще до наступления Нового года, и уже числа второго января выпил весь и умер от фибрилляции сердца прямо у себя в доме на унитазе.

Всем известно, что при входе на Апраксин рынок всегда стоят толпой кавказцы и кричат: "Спирт, спирт, спирт!" – словно домашнее животное приманивают. Они продают контрабандный спирт. Один из прохожих сказал им что-то такое, что им не понравилось, и они начали его бить. Он пытался отбиваться, вырвался и побежал. За ним гнались торговцы спиртом. Откуда-то тут же еще появились и молодые ребята в спортивных костюмах – что-то вроде охраны или местных боевиков и тоже ринулись за несчастным.

В этот момент пришла заведующая отделением и сообщила, что на второй терапии в это время случился скандал: врач приемного не посмотрел больного ниже пояса, а в отделении оказалось, что там махровая чесотка. А он поставил штамп на историю болезни, что чесотки нет. Действительно, есть золотое правило: надо осматривать больных полностью. Говорят, великий Боткин осматривал больных очень тщательно, чуть ли не обнюхивал их, и это было фактором его успеха.

Ему верили безоговорочно, хотя случалось, что и он ошибался.

Однажды, когда в Москве были зарегистрированы случаи чумы, а в

Петербурге их еще не было, он, обнаружив у дворника пакетные лимфоузлы, высказал предположение, что это именно и есть чума. Все население, кто только мог, бросилось из Питера прочь. Но потом оказалось: сам Боткин ошибся! Позже он реабилитировал себя и снова поставил точный диагноз. Как писали газеты того времени, "Диагноз великого Боткина был подтвержден на вскрытии!" Говорят, в юности он работал на Крымской войне хирургом, но так как был очень близорук, порезал много сосудов и какое-то количество раненых будто бы угробил, и тогда ему сказали, что вам-де, г-н Боткин, не стоит заниматься хирургией, и он стал гениальным терапевтом.

Жизляй на это, впрочем, сказал:

– Ничего страшного, все могут ошибаться. А великие – они все с прибабахом – на то они и великие. Например, нобелевский лауреат

Мечников всерьез считал, что прямая кишка человеку вообще не нужна, и ее надо всем удалять.

Заглянул Максаков. Борисков Максакова не любил. У него когда-то была серьезная стычка с Максаковым, чуть не до драки. Дело состояло в том, что у того был маленький налаженный бизнес по продаже американских БАДов, и он толкал их всем больным без разбору и очень дорого. Как-то подошел к Борискову, предложил отстегивать за каждую упаковку. Борисков вспылил:

– Ты только моих больных не трогай!

Бизнес этот все равно разрастался, Максаков богател, но потом дело как-то неудачно всплыло, и этот канал доходов прикрыли. Просто официально запретили продажи БАДов в больнице. Максаков затихарился, и нашел себе приработок на стороне. Но обиду помнил, и однажды в какой-то праздник, будучи сильно пьяным, он вдруг сказал в лицо:

– Ты, Борисков, по правде говоря, человек не очень чтобы хороший!

Тебя любить особенно и не за что. Есть в тебе некая гнильца. Я бы с тобой в разведку не пошел бы – сдашь при малейшей стремной ситуации.

И я думаю, уже своих сдавал. У тебя кишка слаба!

Это были жестокие, но в принципе правдивые слова.

Надо сказать, что Борисков действительно был слаб на кишку. Он был из тех, про которых говорят, "кишка слаба", потому что при стрессе его пучило, тянуло бежать в туалет по большому. Склонен он был, как говориться, к "медвежьей болезни", а попросту говоря – обосраться с испугу. Главный как-то вызвал его к себе в кабинет, взглянул злобно:

"Садитесь, Сергей Николаевич!" – Борискова тут же вспучило, потянуло внизу живота, заурчало в кишках. В медицине это называется "Синдром раздраженного кишечника" – никто толком не знает, почему это происходит и что при этом делать. Понятно, что во многих случаях все идет от головы, как у Борискова. Остается разве что только пить антидепрессанты. Так ведь всю жизнь не будешь, а заранее не предусмотришь. Как-то подумал (как раз тогда же, на том самом приеме у Главного) про себя: "Если тебя, Сережа, сильно напугать, не исключено, что ты и навалил бы в штаны". От такой мысли он даже ухмыльнулся. Главный это тут же заметил: "Чего это вам так весело,

Сергей Николаевич! Я вот лично ничего веселого не вижу!" – и начал прочистку. Дело касалось одной неприятной ситуации на отделении.

Кто-то накапал, да и вообще постоянно, видать, капает. Только кто?

Борисков этот вопрос решить не мог.

А кто мог решить подобный вопрос? Разве что Андрюша Каледин, подрабатывавший везде, где только можно, к тому же еще и многолетний кафедральный соискатель (писал кандидатскую диссертацию), решал этот вопрос очень просто: у него была прикормлена секретарша. Она его обожала, а он еще ей подкидывал дорогие подарки и денежки, так как сам зарабатывал очень много. Та контролировала ситуацию на месте, что-то нейтрализовывала сама, а при необходимости предупреждала об опасности. Андрюша Главному, конечно, регулярно приносил то, что тот любил – дорогое виски, а секретарше – обожаемый ею ликер Бэйлис, которые всегда покупал в аэропорту в магазине Дьюти-фри. В итоге главный его особо не дергал. Он иногда на работу вообще не ходил, а занимался своими делами. Он занимался медицинской логистикой, только не медоборудованием, а больными, типа устройство на лечение в

Германию. И зарабатывал очень хорошо. Тут позвонили и сказали, что нужно срочно перевести тяжелого больного из Барселоны в Питер. Они наняли частный самолет за пятьдесят тысяч евро, поставили туда аппарат гемодиализа, реанимационную аппаратуру и благополучно доставили больного в Питер живым, взяв за услуги по доставке сто тысяч евро. Больной, впрочем, умер через две недели, но уже здесь в клинике. У него был цирроз печени, сахарный диабет и почечная недостаточность. На этом фоне повторялись желудочные кровотечения. В другой раз попросили доставить пациента, молодого парня, разбившегося на мотоцикле в Таиланде. Парень был в коме. Местные запросили за доставку 150 000 долларов. Андрюша и компания просчитали, что нанять отдельный оборудованный самолет будет стоить

110 000, однако родственники прямо заявили, что у них есть только пятьдесят. Тогда приняли гениальное решение: отправить парня обычным рейсом. Выкупили весь первый класс, частично сняли кресла, поставили туда кровать и поставили реанимационную аппаратуру. Это обошлось в двадцать пять тысяч долларов. В конечном итоге парня доставили в

Питер живым.

Андрюша всегда где-то болтался, а Борискову приходилось сидеть перед начальством и стрессовать. А реакция на стресс у Борискова была специфическая – тянуло на низ. Впрочем, подполковник Саня

Мельников, бывший одноклассник Борискова, как-то рассказывал, что люди в стрессовых ситуациях могут вести себя совершенно непредсказуемо. Он, предположим, может быть хорошим спортсменом, казаться вам спокойным надежным парнем, и вдруг в стремной ситуации, например, под реальным обстрелом, вообще себя не контролировать. Он, рассказывал, сам видел, как лежавший рядом в канаве солдат, вроде даже куда-то и целится и даже нажимает на спуск, но не сняв автомат с предохранителя. Существует, конечно, спецподготовка, все эти учения, перебежки со стрельбой и взрывпакетами, и это, несомненно, очень важно, но опасность там все равно минимальна, и человек это в любом случае понимает, и как он поведет себя в реальном бою – остается неизвестным, пока сам он туда не попадает. Тем и полезен боевой опыт. Мельников считал, что все реально работающие группы обязательно надо проводить через боевое крещение, поскольку реакции бывают парадоксальные. Один пациент-ветеран рассказывал Борискову, что на той, большой войне, мог идти совершенно жуткий артиллерийский обстрел, а некоторые люди спят себе в окопчиках – тоже защитная тормозная реакция психики.