Возобновилась наша дружба с Володей, он тоже живет на Фрунзенской.

Мы случайно встретились и обменялись телефонами. Володя тоже разведен. Ходим в Макдоналдс, в кино. У него пудель и я иногда составляю ему компанию, гуляем вечером по третьей Фрунзенской.

Зимой мы стали ездить на лыжную базу в Жуковке. Мама достала два пропуска мне и Володе. В выходной мы садимся на автобус у дома пятьдесят по набережной, который везет нас до самой базы. Приехали, выбрали лыжи и ботинки. Переоделись. Вещи лежат свободно на лавочке, никто их не возьмет. В раздевалке душ, но это уже после лыж. А пока выходим и километра два катимся до Птичьей поляны и обратно. На поляне, подставив лица солнышку, стоят много лыжников, московских и

Одинцовских. Или катимся до крутых горок, это чуть подальше, почти у

Одинцово. Возвращаемся, переодеваемся. В запасе полчаса – можно посидеть в буфете за тарелочкой сосисок.

В марте мы с Володей поехали по заводской путевке в Таллинн, на четыре дня. Мне удалось достать путевку и для него. Вдвоем нам будет интереснее. Володе платить ничего не пришлось, он проходил как работник завода. На Ленинградском вокзале собралась группа из тридцати человек. Некоторых путешественников я знаю: с Ленькой учились в одной группе, его жена когда-то мне нравилась, но предпочла Леньку. Знаю двух девушек с третьего этажа инженерного, за одной я ухаживал.

В нашем купе едут: Володя, я, девушка Надя и молодая женщина чуть старше нас. Надя мне понравилась. В автобусе, который вез группу в гостиницу, я сел вместе с ней и безостановочно болтал. В гостинице наша группа столпилась у администратора, стали сдавать паспорта на прописку. Решение пришло сразу. Володю некогда предупреждать. Взял у

Нади паспорт и подал вместе со своим, а сам продолжаю пудрить ей мозги. Прошло, надо же, нас прописали вместе! Совсем недавно за такое можно было лишиться комсомольского билета у развернутого красного знамени. Володя надулся. Его поселили с каким-то незнакомцем. Я даже объясниться и извиниться перед ним не смог, не отходил от Нади. На второй день Володя успокоился. Но все-таки я ему подпортил: одному сложнее роман завесть. Тем более – всего четыре дня.

В гостиничном номере окна со щелями в палец толщиной, сильно дует.

Жмемся с Надей друг к другу. Полно медлить. Счастье хрупко. Поцелуй меня, голубка, юность – рвущийся товар.

8-го марта группа с экскурсоводом пешком идет по старому Таллинну.

Вдруг – толкучка. В Москве такие же толкучки: разнообразные люди стоят в ряд и держат в руках свой товар. Торгующие провожают взглядами нашу группу, как почетный караул Черчилля.

– Здравствуйте, товарищи продавцы с рук!!

Пауза (набирают в легкие воздух)…

– Гутен морген, товарищи туристы!!

Эхо отразилось от башни Толстая Маргарита и предмостных укреплений

Морских ворот.

– Поздравляем Вас с началом нового весеннего дня! Бог в помощь!!

– Уррр-а-а!!… Урр-а-а-а!!… Урр-а-а-а!!!

В конце торгующего ряда – люди продают букеты цветов. Мне повезло

– выбрал своей голубке ландыш с веточкой аспарагуса. Больше подобных букетиков нет, другие мужчины купили стандартные букеты.

В каком-то костеле слушаем орган. Красиво. Это здесь снимали эпизоды из 'Последней реликвии'.

В кафе с каменными средневековыми сводами нашу группу напоили грогом – подогретым портвейном 'Кавказ'. Два сорок две бутылка.

В августе 91-го по зиловской путевке поехал в Архипо-Осиповку

(Осипо-Ахриповку, как говаривал капитан второго ранга

Ревунов-Караулов). Это поселок, на черноморском побережье Кавказа, между Геленджиком и Туапсе. Поезд тбилисский, отправляется с

Курского вокзала. Меня предупредили, что если проводник спросит за белье 8 рублей 30 копеек, то нужно давать или 8 рублей 30 копеек, или 9 рублей или 10 рублей, но никак не 25 или 100, потому что сдачи не будет. Такие обычаи.

Днем ехали по Донбассу. Возникает тяжелое чувство, когда смотришь на высокие шахтные отвалы. Как тут живут?

В нашем вагоне едут десяток других архиповских курортников: выводок с родителями, две пары и отдельные зиловцы. Вышли из поезда поздно вечером на станции Горячий ключ. Кто-то сказал, что вот, вот будет автобус для нас. Автобуса так и не было. Ночевали на станции в креслах. Ранним холодным утром, когда еще ничто не движется, на небе ни облачка, а красное солнышко показалось над созревшими грушами, наш отряд пришел на автобусную станцию и взял билеты на первый рейс до Архипо-Осиповки. Автостанция – деревянный домик, как в фильмах про целину. Ничто вокруг не тронуто цивилизацией. Первый автобус пошел через два часа. Ехать пришлось стоя, в переполненном автобусе, на ногах лежат чьи-то узлы, корзины и чемоданы. Загорелые женщины, с белыми платками на голове громко беседуют между собой. Солнышко припекает, в автобусе душно и потекли капельки по лицу. Наконец-то,

Архипо-Осиповка. А до турбазы, оказывается, еще несколько километров. Спросил таксистов:

– Сколько стоит до турбазы?

– 80 рублей.

– А далеко она?

– Вон за той горой.

Если сесть по четыре в машину, то получится по 20 рублей на каждого. Все равно это дорого. 20 рублей стоит железнодорожный билет до Москвы. Нет, мы уж сами, как-нибудь. Сели на местный автобус и проехали две остановки в сторону турбазы. У подножия горы указатель на турбазу и грунтовая дорога, теряющаяся за поворотом в кустах. Мы бодро всем табором с чемоданами и сумками пошли по дороге. Дорога вьется, видно всего шагов на сто вперед. Кажется: вот сейчас за поворотом появится наша турбаза. Нет. Значит за следующим непременно. А дорога уходит вверх и вверх, а Солнце печет затылок, а чемоданы и сумки в руке. Минут через 15 нас нагнал автобус модели

'Фердинанд'. Сели, оказалось, что это турбазовский и нам здорово повезло, потому что он ходит один раз в сутки. Больше никакого транспорта на турбазу не идет. Ехали быстро по извилистой дороге.

Справа гора – слева пропасть, слева гора – справа пропасть.

Добрались минут за сорок. За сколько бы мы добрались, если продолжали идти пешком? На всем пути ни одного домика, только горы и пропасти.

Турбаза лежит в ущелье между двух гор. Горы похожи на раздвинутые ноги Гулливера, расширяющиеся к морю. Солнца так много, что виноград на глазах становится черным. Получили комнаты. Надел плавки и сразу полетел купаться – смыть липкость, заработанную в автобусе. Пляж галечный, камушки скользкие. Когда-то в Евпатории был песок.

На рассвете бегаю по дорожкам базы, которые быстро заканчиваются, превращаясь в тропинки, забирающие круто в гору. То тут, то там рычат кабаны, воют медведи и волки, как будто это их личная тропинка.

Читаю книгу, которую захватил с собой из дома. Играю в настольный теннис со студентами украинцами или в компьютерную игру 'Пакмен' на советской машине 'Искра'. Играть можно лишь до пяти вечера, после не позволяет влажность. Меня обступают детишки, визжат и прыгают. У них почти не получается, а у меня накоплен некоторый опыт. Вечером крутят фильм в металлическом сарае с высоким потолком. Часть мужчин тут же курит. Это не вызывает возражений окружающих.

Берегом моря мимо нас в сторону Геленджика прошел путешественник.

Одежда на нем выгорела, кожа задубела от ветра и солнца, волоски на висках и бороде золотистые.

Узнал, что берегом до Осиповки ближе, чем через горы. Всего километров пять. Решил сходить. А так как телефонов на турбазе нет, то наши Зиловцы попросили меня заодно позвонить кому-то, а также купить обратные билеты в Москву. Вышел рано, солнце светит в лицо все два часа пути. В Осиповке заказать билеты не удалось. Но мне посоветовали сходить в совминовский санаторий поблизости. Там проблем не было. Возвращаюсь назад – солнце успело развернуться и снова светит в лицо. Иду и через каждые двадцать минут снимаю майку и смачиваю ее в море. Ненадолго, но помогает. Почти у турбазы на камнях лежит в чем мать родила молодая девчонка. Красивая. Рядом с ней другая, в купальнике. Мои лицо и ноги сильно обгорели.