Одна за другой мы вышли из зала. Здесь продолжа­лась борьба «за» и «против». Мне показалось, что для очень многих девочек гости были только предлогом. Я старалась агитировать, как умела, но мои слова в та­ком деле не имеют веса. Сама-то, я все равно не хожу на танцы. И тут молчавшая до сих пор Веста сделала решающий шаг. Она просто стала спускаться с лест­ницы.

— Веста, постой, куда ты? — крикнула Лики. Веста обернулась, и выражение ее лица решило все сомнения. Ладно! Разве это преступление, если однажды вечером девочки почему-то предпочтут баню танцам?

Наша группа удалилась в полном составе, исключая, конечно, Мелиту. Роози мы уполномочили наблюдать, как развернутся события. За нами последовали другие группы. Прежде всего первая, а за ней остальные. Те­перь, когда решение было принято, нам стало просто весело.

Такого веселого банного дня у нас еще не бывало. Малыши помылись еще днем и персонал тоже. Мы были совершенно одни, и нам не надо было спешить из-за мальчишек.

Мы использовали все банные удовольствия. Ритмично похлопывая себя на полке вениками, чувствовали себя хозяевами положения. Победителями! Внизу на ска­мейке Урве и Анне затянули песню. И скоро вся баня гудела от песни, которую распевали несколько десят­ков победных голосов. Роози появилась в тот момент, когда мы громко распевали импровизированные слова на известный мотив:

Танцует парень с песнею, песнею,

обняв скамейку, кружится, кружится!

Осторожно не споткнись, не споткнись,

носик можешь ушибить, ушибить!

Тра-ля-ля-ля и т. д.

Роози сообщила, что гости вместе с директором почти сразу ушли с вечера, так что они, по-видимому, ничего особенного не заметили. На Роози посыпались вопросы:

— Что делал Рейн?

— А Тийт сразу ушел?

— С кем танцевал Пеэду?

И т. д. и т. д. Каждую интересовала, главным обра­зом, судьба и поведение ее друга или партнера на тан­цах. На лицах появлялась легкая, довольная улыбка, когда Роози отвечала всем почти одно и то же:

— Не танцевал. Сразу ушел. Танцевал всего один танец с семиклассницей и исчез. Посидел у стенки и заковылял домой.

К Роози продолжали приставать с расспросами, и на­конец она даже рассердилась немножко и сказала:

— Я же говорила. Большие мальчики улетучились почти сразу. Сейчас там крутятся только семи- и вось­миклассники. Даже Мелиту никто не пригласил.

— А ты танцевала?

Роози как раз намылила голову, и можно было ожи­дать, что она не ответит, но после короткой паузы она заявила:

— Я отказала даже Свену.

— Даже Свену! — повторила Анне таким голосом, что стало понятно — и ей известна большая тайна Роози.

Посмотрим, чем все это кончится. Во всяком случае, завтра танцы определенно отменяются, если даже будут официально разрешены. Мальчишки не позволят себя дурачить вторично.

Прежде чем описывать сегодняшний вечер, я должна, пожалуй, рассказать, что произошло перед этим. Мы случайно оказались только втроем — Веста, Сассь и я.

Веста сидела к нам спиной, вглядываясь в темноту за окном. Видеть там она ничего не могла, разве что свое отражение в оконном стекле. Сассь стояла на коле­нях на стуле и, опираясь локтями в стол, углубилась в какую-то растрепанную книжонку. Я заметила, как она время от времени исподлобья поглядывала на Весту, Вдруг она спросила;

— Веста, биллион — это самое большое число?

Для Весты в эту минуту явно не существовали ника­кие числа на свете, она с головой ушла в какие-то свои тяжелые, грустные мысли.

— Веста! — этот голос невозможно было не услы­шать. Веста пробормотала что-то, не поворачивая го­ловы.

— Я же тебя спрашиваю, Веста. Биллион — это самое большое число? Ты знаешь? — Сассь, по-видимому, ре­шила не отступать.

— Да. — Веста, наверно, сказала бы «да», даже если бы Сассь назвала число «10». Так далеки от нас и от этой комнаты были ее мысли.

Это поняла и Сассь. Она слезла со стула, подошла вплотную к Весте и, глядя снизу вверх в ее лицо, спро­сила:

— А что будет после биллиона?

Веста подняла светлые ресницы:

— Биллион один.

— А после биллиона одного?

— Биллион два. — Наверно, такой голос был бы у электронно-счетной машины, если бы она вдруг заго­ворила.

— А после биллиона двух?

— Биллион три.

— А после биллиона трех?

— Биллион четыре.

— А после... — Число достигло уже биллиона два­дцати трех, а нетерпение Сассь возрастало на глазах. Она захлебывалась от волнения.

— А после биллиона двадцати трех?

Голос Весты по-прежнему звучал безразлично и мо­нотонно, словно принадлежал машине по имени Веста.

— Биллион двадцать четыре.

— Веста! — крикнула потрясенная Сассь. — Когда же ты скажешь: «теперь оставь меня в покое!»?

Впервые с того злополучного воскресного вечера Веста слабо улыбнулась, хотя совсем рассеянно и словно бы против воли.

А у Сассь никогда не поймешь, сколько ей на самом деле лет.

Темой вчерашнего вечера группы по старому плану было «Как писать письма». Но как-то сама по себе по­лучилась совсем другая тема — «Мой одноклассник». Разумеется, инициатором была воспитательница- Исто­рия с нашим бойкотом дошла до учительской и, как можно было понять из нескольких слов воспитатель­ницы, по-видимому, вызвала там самые разные мне­ния, Теперь она решила расспросить нас о подробно­стях.

Постепенно все было рассказано. Фактов, то есть вопиющих фактов, самих по себе было немного. История с моим дневником, несправедливость Ааду во время проверки и отказ, полученный Вестой на танцах. Но ведь не это главное. Есть нечто иное, то и дело отрав­ляющее наши взаимоотношения. Какое-то умничание, высокомерие, унизительные двусмысленности и пош­лости, все то, о чем трудно, а зачастую очень неловко говорить. Воспитательница слушала и кивала головой.

— Ах, значит так? Таковы дела?

Когда мы опять вернулись к той последней капле, переполнившей чашу — то есть к тому, как Веста полу­чила отказ, она вдруг вскочила:

— Девочки, не надо, Из-за меня не надо. Напрасно вы это. Не стоит этого. Я все обдумала — освободите меня от обязанностей старосты. Выберите новую. Именно сегодня, сейчас выберите, Кадри или Лики, все равно кого. Я не буду больше. Не могу. Не стоит больше об этом говорить, Давайте, сразу выберем.

— Ну что ты городишь? — сердито и в то же время участливо сказала Лики.

— Я говорю серьезно. Кроме того, я больна и... Об этом уже был разговор. Вы сами хотели. Теперь я, со своей стороны, прошу — выберите нового. Нет смысла откладывать это дело. Кадри все равно заместитель и Лики.

— Пусть будет Кадри, — сорвалось у Тинки, и тут же Мелита торопливо перебила:

— Нет, лучше уж Лики!

— Постойте!

— Что вы выдумали? Во всяком случае, я не со­гласна. И Лики тоже (уголком глаза я успела заметить, что Лики кивнула). — У Лики и без того тысяча дел. А обо мне и речи быть не может. Я не справлюсь. Вы же сами знаете, что Веста — самый подходящий ста­роста группы. А если ты больна, — обратилась я к Весте, — то сходи к врачу и полечись. На это время каждая из нас согласится тебя заменить! Не разыгры­вай из себя жертву. Все равно тебя никто не отпустит. Теперь, когда у нас в группе все идет на лад, когда мы добились единодушия и прочее, и когда клавиши пиа­нино появились на горизонте, теперь ты хочешь уйти! Не пройдет. И вообще, за кого ты нас принимаешь? Кто за то, чтобы Веста осталась старостой группы? Подни­мите руки!

Раньше всех поднялись руки Сассь и Марью и пос­ледней — рука Мелиты. Но промежуток был очень ко­ротким. Во всяком случае, все подняли руки, включая воспитательницу.

Воспитательница не разрешила нам бежать за Вестой в спальню. Это нужно понять. Когда расплачется и убе­жит такой человек, как Веста, да еще при таких обстоя­тельствах, то уж, конечно, для этого должна быть при­чина...