– Прекрасно! Прекрасно! – выпрямился граф, сильно жестикулируя. – Давайте действуйте! Вы уже выбрали для съемки какие-нибудь конкретные предметы?

– Возможно, вы согласитесь позировать с вашей книгой в руках, – предложил Тони.

Граф глубоко втянул дым манильской сигары.

– Мой дорогой мистер Брайтуэйт, – проговорил он, – поверьте мне, я хорошо понимаю вашу проблему. Не могу утверждать, что мне по душе сама идея публикации задуманной вами статьи. На этот счет вас, несомненно, просветил ваш главный редактор. Но издатель моей книги… – Граф небрежно махнул рукой. – Дворец в вашем распоряжении, делайте с ним, что хотите, но я… – Он покачал головой. – Я предпочитаю, мистер Брайтуэйт, в нашем сумасшедшем мире оставаться в тени.

Тони с трудом скроил на лице улыбку и многозначительно посмотрел на Санчу.

– Хорошо, синьор, – проговорил он вежливо. – Тогда извините меня, я сейчас же начну.

Через десять минут все было кончено, и граф стал прощаться.

– Для меня встреча с вами была чрезвычайно полезной, – заявил он с очаровательной улыбкой. – Надеюсь, вы оба получили такое же удовольствие, как и я.

Тони постарался не менее вежливо ответить, Санча вполголоса пробормотала слова благодарности.

Затем Паоло проводил их вниз по мраморной лестнице и через просторный зал наружу, где ослепительно сияло южное солнце.

Вступив на катер, Тони потянулся и с облегчением вздохнул.

– Слава Богу, разделались! – воскликнул он радостно, удивив Санчу.

Обычно Тони был довольно сдержанным человеком и редко так открыто проявлял свои чувства.

– В чем дело? – взглянула Санча на него с любопытством. – Удалось получить фотографии?

– О да. У меня масса снимков. Об этом позаботился Паоло, – ответил Тони, закуривая сигарету. Руки у него немного дрожали. – Но было чертовски не по себе внизу, в подземной тюрьме!

– В подземной тюрьме? – изумленно посмотрела на него Санча.

– Именно. Ведь ты слышала о подобных вещах, не так ли?

– Ка… Кажется, да. Но никогда не задумывалась над этим. Но все-таки, в чем дело? Что произошло?

– Ничего особенного, – сказал Тони, как будто несколько успокаиваясь. – Ничего особенного, за исключением того, что этот малый Паоло был против моего посещения подземелья.

– Он что, так и заявил?

– Вовсе нет. Было бы чересчур прямолинейно, но это явствовало из его поведения. Санча, уверяю тебя, слуги, готовые из преданности хозяину убить кого угодно, не выдумка, они действительно существуют. Боже мой, я нисколько не сомневаюсь, что Паоло без всякого сомнения прикончил бы меня, если бы возникла необходимость.

– Но почему?

– Я уже говорил тебе, – вздохнул Тони. – Граф никак не хотел давать интервью. Его буквально принудил издатель книги. Паоло это известно. Представители старинных венецианских семейств – довольно упрямое племя, однако они не привыкли делать что-либо своими руками.

– Тони, ты преувеличиваешь!

– Возможно, – усмехнулся он, приглаживая ладонью волосы. – Тем не менее я был страшно рад, когда мы оттуда ушли. Ну, а как твои дела? С интервью все в порядке?

– В полном, – кивнула Санча, открывая блокнот и показывая исписанные стенографическими символами страницы.

– А он видный мужчина, не правда ли? – пристально взглянул Тони на Санчу.

– Что ты хочешь этим сказать? – прикинулась она непонимающей.

– Ах, Санча, перестань! – сердито заметил Тони. – Не говори мне, что ты не обратила внимания.

– Он… Он мне показался скорее… ну… утомленным, – ответила Санча, тщательно подбирая слова.

Тони прислонился спиной к борту катера.

– Ну что ж, можно, пожалуй, выразиться и так, – согласился он. Затем, улыбнувшись, добавил: – Не совсем подходящий кандидат для такого младенца, как ты?

– Не говори глупости! – покраснела Санча, а Тони вновь усмехнулся и стал смотреть по сторонам. Когда исчезли из виду стены дворца Малатесты, к нему опять вернулось хорошее настроение.

Глава вторая

Редакция журнала «Парита» помещалась в узком переулке, недалеко от Фондако-дей-Тедесчи. Как издание международного плана, журнал располагал своими бюро в большинстве крупных городов по всему земному шару, но выходил одновременно раз в неделю только в трех местах: Нью-Йорке, Лондоне и Венеции. В журнале печатались статьи и заметки, посвященные преимущественно проблемам искусства, однако в редакции функционировала также отличная служба новостей. Благосклонная статья на страницах журнала означала почти мгновенное признание для упомянутых в ней лиц, и сотрудники редакции прекрасно сознавали важность собственной роли.

Санча начала работать в лондонском бюро в качестве младшего репортера, когда ей исполнилось восемнадцать лет. На первых порах ей приходилось выполнять всякие поручения, которые мало чем отличались от обычных обязанностей заурядной машинистки-стенографистки на заре деловой активности издательства, однако постепенно Санча продвинулась по служебной лестнице и сделалась помощником Элен Баркли, которая вела отдел светской хроники.

Именно тогда дядя предложил Санче поработать год в Италии, выучить язык и основательно познакомиться с издательской кухней. Он же определил ее помощником к Элеоноре Фабриоли, чьи очерки регулярно появлялись на страницах журнала. Старше Санчи всего на несколько лет, Элеонора была намного опытнее, и в ее обращении с юной помощницей наряду со снисходительностью сквозило и известное пренебрежение. Санче она не особенно нравилась, но у нее можно было многому научиться, что в конце концов было важнее всего.

Элеонора снова вышла на работу на следующее утро после интервью с графом, и Санча сразу же заметила, что ее начальница сильно не в духе.

– Не могу себе представить, почему Эдуардо счел необходимым поручить вам провести эту беседу! – воскликнула она, не ожидая даже, когда Санча снимет пальто. Усугубил ситуацию еще и тот факт, что Санча опоздала на несколько минут. Уставившись на нее сильно подведенными глазами, Элеонора с недовольным видом продолжала: – Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь другой редактор поступил бы подобным образом без веской причины. Но разумеется, вы ведь его племянница!

В устах Элеоноры последние слова прозвучали как ругательство.

Санча подошла к своему письменному столу, выдвинула ящик, достала листки с машинописным текстом, подготовленным накануне на основании стенографических заметок.

– Вот, возьмите, – сказала она Элеоноре. – Я отпечатала это вчера вечером. Если хотите сами написать очерк, я не возражаю.

С кислой миной Элеонора выхватила листки. Быстро пробежав глазами содержание, она воскликнула:

– И это все? Но здесь никаких фактов, касающихся личной жизни! О чем вы только думали? Вам хорошо известно: наши читатели любят всякие такие подробности.

– Граф вообще без особого восторга воспринял наши планы с очерком, – вздохнула Санча. – Он хотел бы рекламировать книгу, а не самого себя.

– Моя дорогая Санча, – скривила губы Элеонора, – с каких это пор журналисты пишут только о том, о чем их просят интервьюированные? Ваша задача так заинтересовать собеседника, что он, сам того не замечая, станет рассказывать вам самое сокровенное.

Санча покраснела. Представить себя способной серьезно заинтересовать графа Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста на какой-то более или менее длительный период было просто смешно.

Элеонора внимательно взглянула на Санчу.

– В чем дело? Почему вы так смущены? Граф не был особенно любезен?

– Чепуха, – ответила Санча отворачиваясь. – Я старалась сделать свою работу как можно лучше. Очень жаль, если вы считаете, что интервью не удалось, но тут уж я ничего не могу поделать.

– Ну, мы еще посмотрим, – отрезала Элеонора и, поднявшись, направилась по проходу между столами сотрудников и машинисток к кабинету Эдуарде Тессиле.

Провожая ее глазами, Санча подумала, что хотела бы обладать ее самоуверенностью и умением держать себя. Элеонора вовсе не была высокой, стройной и какой-то неотразимой, а наоборот – маленькой, угрюмой и довольно вспыльчивой, но она безоговорочно верила в себя, в свою работу, и в этом Санча завидовала ей.