Увещевал его святой отец.

Краснеет Ника, но в ответ ни слова.

И хочется взглянуть на Милюкова,

И колется… Таврический Дворец.

Но впрочем, Ник послушаться готов.

Свершилось все по изволенью Гриши:

Под круглою Таврическою крышей

Восстали рядом Ник и Милюков.

А Скобелев, Чхеидзе и Чхенкели,[29]

В углах таясь, шептались и бледнели.

Повиснули их буйные головки.

Там Ганфман[30] был и Бонди[31] из «Биржевки»-

Чтоб лучше написать о светлом дне…

И написали… И во всей стране

Настала некакая тишина,

Пусть не надолго — все-таки отдышка.

Министров нет — один священный Гришка…

Мы даже и забыли, что война.[32]

<Mapт 1916>