— Но подъехать вы к этим объектам можете? — задал я ему вопрос.
— Могу. Мой роллер имеет право беспрепятственного проезда по всей территории. Я регулярно объезжаю весь лагерь.
— Внутренние посты вас останавливают?
— Нет. Ведь я контролирую их. Подъезжаю к дверям объекта, останавливаю роллер и, не выходя из него, проверяю, как они несут службу, на месте ли стоят. Потом еду дальше. Иногда я провожу выборочную проверку объектов «резерва 88». Постов там нет, двери можно открывать электронным ключом. Он лежит в правом кармане рубашки.
Я проверил. Ключ на месте. Однако время мое истекло. Задавать дальнейшие вопросы было бессмысленно.
— Прошу засвидетельствовать вашему командованию, — вдруг заговорил мой пленник, — что я ответил на ваши вопросы охотно и в полную меру собственной информированности. Можно считать, что я сдался добровольно. Ведь сопротивление я оказал чисто машинально, еще не зная, кто на меня напал. Прошу верить, что я хотел сдаться западным союзникам еще тогда, но в силу приказа оказался здесь, почему и не сумел осуществить своих намерений. И вообще я всегда только лишь выполнял приказ.
«Нет, определенно, то ли он свихнулся, то ли у меня уже начались галлюцинации», — успел подумать я. Но времени разбираться у меня не оставалось. Сделаю ему укол, и в путь…
На территорию лагеря я, как и ожидал, въехал безо всяких проблем и через несколько минут оказался у первого из зданий таинственного «резерва 88». Приложив ключ к глазку фотоэлемента, я подождал, пока раздвинутся в разные стороны створки массивных дверей, и прошел внутрь.
Я оказался в огромном помещении. Склад? Пожалуй, да. Ряды огромных металлических стеллажей, идущих от пола до потолка и разделенных узкими проходами. Однако что же хранится здесь? Какие-то огромные, в рост человека, белые коконы, к каждому из которых подсоединены прозрачные трубки, отходящие от большого приборного щитка, находящегося у одной из стенок. Я подошел к одному из них поближе и… чуть не упал в обморок. В белых полупрозрачных коконах действительно лежали люди. Обнаженные мужчины, все как на подбор лет сорока — сорока пяти, стройные, мускулистые…
Присмотревшись, я понял, что люди в коконах спокойно спали. Сделав несколько быстрых снимков, я прошел в глубь помещения. Все то же самое; щелкнув еще несколько раз своим миниатюрным аппаратом, я пошел обратно к выходу. Увиденное не укладывалось у меня в голове.
«Что же, господин заместитель начальника лагеря по режиму, извольте продолжить инспекцию вверенной вам территории!» — усмехнулся я, выходя из склада.
Но только я сел в роллер, как зазвучал зуммер установленной в переднем щитке рации. «Хорошо еще, что здесь видеотелефона нет», — подумал я, нажимая приемную кнопку.
— Второй, второй, ответьте Центральной. Почему не отвечаете? Прием. Вас вызывает первый. Прием.
Затем монотонный голос вдруг смолк и сменился резкой немецкой тирадой, из которой я понял, что в микрофон заговорил сам первый и что я срочно требуюсь мистеру Томпсону, которого, оказывается, принесло в лагерь именно тогда, когда мне заблагорассудилось посетить его.
Мне ничего не оставалось, как, игнорируя зуммер и голоса из рации, развернуть роллер и на полном ходу рвануть в сторону вышки, часовых на которой вывел из строя подброшенный мною баллон с газом.
Но у вышки меня поджидали два бронетранспортера с охраной, подлетевшие к воротам вдоль забора наперерез мне. Штурмовать их с двумя пистолетами, собственным и отнятым у Пальбе, было явно бессмысленно. Я остановил роллер. Подбежавший ко мне человек вытянулся было по стойке «смирно» и начал:
— Бригаденфюрер, осмелюсь доложить… — Но, увидев мое лицо, тут же вскинул автомат. — Сидеть на месте, не шевелиться, рук с руля не снимать! Гицке, возьмите у него оружие!
Меня разоружили и, защелкнув на руках наручники, вытащили из машины. Затем Гицке наклонился ко все еще пищащей на приборном щитке рации и сказал несколько быстрых слов. Потом требовательно спросил:
— Где Пальбе?
— У могилы. Жив и здоров, — спокойно ответил я, решив, что запираться по пустякам не имеет смысла.
Еще несколько коротких приказов — и группа солдат выбежала в раскрывшиеся ворота.
— В машину! — скомандовал немец, указывая стволом автомата на бронетранспортер.
Я повиновался. Броневик двинулся в глубь лагеря.
«Что же, инспектор Финчли, вас везут как раз туда, куда вы так стремились».
Еще десять минут тряски, и я увидел берег реки и большие самоходные баржи, на которых лежал укрытый чехлами груз. Но толком разглядеть открывшуюся передо мной картину я не успел, потому что бронемашина свернула за угол длинного барака и остановилась у не очень приметного бунгало, перед которым навытяжку торчал часовой с уже изрядно надоевшим мне таинственным знаком на петлицах со зловещим черепом.
Подтолкнув меня автоматом в спину, Гицке знаком велел шагать за офицером. Мы прошли по длинному коридору и оказались в прохладной комнате с кондиционированным воздухом. У окна спиной ко мне стоял чем-то знакомый человек.
— Арестованный доставлен, мистер Томпсон! — доложил начальник моего конвоя.
— Хорошо. Оставьте нас вдвоем и подождите за дверью, — стоя в той же позе, кивнул Томпсон.
Когда конвой вышел, он наконец-то повернулся ко мне, и я понял, почему его фигура показалась мне знакомой. Я так много раз читал описание его примет в наших секретных досье и так часто видел его фотографии в многочисленных газетах и журналах, что даже удивился тому, что не узнал его сразу. Передо мной стоял Реймонд Сандерс, самый доверенный человек Хауза.