Слепой Риго, подобно гигантскому спруту, обвил тело своего врага. Правда, у него были только две руки и две ноги, но он обхватил Батьяни с такой силой, что тот не мог вырваться. Отчаяние овладело Батьяни. Лейхтвейс подбегал все ближе и ближе, шаги его раздавались уже совсем близко. Батьяни пустил в ход последнее средство. Он упал вместе с Риго на землю и пытался освободиться от него, катаясь по земле. Завязалась отчаянная, ужасная борьба. Борьба слепого со зрячим, калеки со здоровым. Но калека не поддавался. Он не ограничился тем, что держал руками и ногами своего врага, а еще изо всей силы вонзил зубы в щеку Батьяни, так что у того кровь брызнула струей.

Батьяни вскрикнул от боли. Он чуть не лишился чувств, но быстро сообразил, что если поддастся слабости, то попадет в руки еще более ужасного врага, чем Риго. Слепой Риго был ему не страшен в сравнении с теми, кто его преследовал. Если Риго и враг ему, то вражда этого калеки не могла сравниться с ужасной ненавистью Лейхтвейса. Батьяни отлично сознавал, что он был виновником того, что Лейхтвейс сделался разбойником. Он снова напряг все свои силы. На этот раз ему удалось стряхнуть с себя слепого Риго, который заревел от ярости, что месть ускользает от него.

— Я спасен! — радостно крикнул Батьяни. — Наконец-то я вырвался!

Но в то же мгновение его сразил страшный удар по голове. Батьяни отлетел в сторону и свалился на землю. Когда он открыл глаза и пришел в себя, Лейхтвейс уже связывал ему руки и ноги. Спасения не было. Лейхтвейс молча связал своего врага, как куль товара, а затем взвалил его себе на спину. Он не заткнул ему рта, его не смущал рев и крики Батьяни — напротив, эти ужасные крики доставляли ему истинное наслаждение, так как они исходили от ненавистного врага, находившегося в его власти.

— Скрежещи зубами, граф Батьяни, — злорадно расхохотался Лейхтвейс, — на этот раз ты попался и тебе не уйти от меня! Ты и сам понимаешь, что рассчитывать на мое снисхождение тебе не приходится. Ты разбил мою жизнь, ты толкнул меня на путь преступлений, ты сделал из меня разбойника, ты охотился за моей женой, ты хотел обольстить ее. А когда Лора избрала меня и решила разделить жизнь со мной, ты не угомонился, а продолжал преследовать ее. Ты пользовался каждым удобным случаем, чтобы оскорбить меня и мою жену. Ты стал злым духом для нас и не успокоился до тех пор, пока не разрушил нашего счастья. Но теперь настал час расплаты, и, признаюсь, я не мечтал, что месть моя будет так полна. Ведь тебя ждет не только смерть, ты будешь предан позору и поруганию. Я мог бы задушить тебя, перерезать тебе горло и бросить твой труп на съедение собакам. Но я не сделаю этого. Нет, я не запачкаю своих рук в твоей крови. Я мог бы убить тебя только один раз. Лучше я снесу тебя туда, где тысячи народа растерзают тебя на клочья, где тебя затопчут в грязи. Я снесу тебя в преданный тобою город, жители которого по одной будут вырывать из тебя твои жилы.

Связанный Батьяни издавал только глухие стоны.

Лейхтвейс медленно шел по направлению к городу. А за ним ковылял ужасный слепец. Риго следовал за Лейхтвейсом и его ношей, как собака за куском мяса. Он хохотал, бил в ладоши и изрыгал потоки проклятий и брани в адрес Батьяни.

— В Прагу, в Прагу тебя несут, граф Батьяни! — кричал он. — Там тебя замучают, четвертуют, привяжут к хвостам коней и разорвут на части! А если ты и после этого не околеешь, тебя швырнут вниз на камни мостовой с самой высокой колокольни. Кости твои захрустят, и ты разобьешься вдребезги. Ты еще жив, Батьяни? Неужели еще жив? Тем лучше! Мы обольем тебя горячим маслом и сожжем. Взвейся, пламя, пожирай предателя! Вонзите ему кинжал в сердце, вырежьте ему внутренности! Призовите собак, чтобы они растерзали графа Батьяни, коменданта крепости Праги!

Лейхтвейс нес по полю стонущего и хрипящего преступника, а кругом него бегал и плясал полупомешанный слепой, сопровождая прыжки диким смехом и бранью.

Луна призрачными лучами озаряла эту страшную картину.

Глава 72

В ПОРОХОВОМ ПОГРЕБЕ

Вблизи ворот стояли Аделина Барберини и поручик Бенсберг. Оба они с лихорадочным волнением следили за погоней и уже сомневались в успехе незнакомца. Они не знали, кто был этот человек и почему он принимает такое деятельное участие в преследовании предателя. Когда они увидели, что неизвестный несет на своей спине пойманного графа, связанного по рукам и ногам, они подбежали к нему и осыпали его выражениями благодарности и восторга.

— Благодарить меня не за что, — возразил Лейхтвейс, — то, что я сделал, я сделал не для вас, а для себя и моей жены. Этот человек принадлежит мне, а вы были лишь орудием в моих руках.

— Изменник! Предатель! — крикнула Аделина и плюнула графу Батьяни в лицо. — Слава Создателю, что таких негодяев, как ты, немного на свете!

Поручик Бенсберг размахнулся и ударил Батьяни шпагой плашмя по лицу.

— Презренный предатель, — крикнул он, — ты убил моего денщика, но ты поплатишься мне за его жизнь! Я вонжу тебе шпагу в самое сердце!

Все вошли через ворота в город. Поручик тщательно запер ворота и передал ключ Аделине. Лейхтвейс швырнул графа на землю, так что у того кости затрещали. Батьяни лежал, кусая в бессильной злобе губы. Из раны на щеке у него еще струилась кровь. Он пробовал все-таки оправдаться.

— Вы дорого поплатитесь мне за все, что со мной сделали, — проскрежетал он. — Что вам нужно, зачем вы преследуете меня? В данном случае произошло роковое недоразумение, которое я сумею выяснить в нескольких словах.

— Молчи, изменник! — воскликнула Аделина. — Не отнекивайся, ты этим ничего не добьешься. Два офицера, шесть человек солдат и я видели собственными глазами, как ты открыл ворота, чтобы впустить неприятеля.

— Это клевета! — крикнул Батьяни. — Я вовсе не хотел впустить неприятеля. Я действительно открыл ворота, но только для того, чтобы поймать Лейхтвейса, который хотел предательски ворваться в город.

— Лейхтвейса? — вскрикнула Аделина.

У нее точно пелена спала с глаз. Графа Батьяни поймал известный разбойник Лейхтвейс. Однако в данную минуту некогда было заниматься расследованием вопроса, каким образом Лейхтвейс проник в Прагу. Надо было прежде всего уличить изменника. Аделина выхватила бумагу и поднесла ее к глазам связанного предателя. Один из солдат осветил ее фонарем, так что Батьяни мог разобрать то, что было написано на ней.

— Кто писал это? — резко спросила Аделина.

Батьяни ничего не ответил. Он понял, что все погибло, что не было никакой надежды на спасение и, кроме смерти, ему ничего не осталось ожидать.

— Да, это писал я! — вдруг заревел он. — Черт с вами! Не буду больше отказываться. Да, я выдал этот документ, я хотел продать Прагу прусскому королю за миллион талеров и весьма сожалею, что мой замысел не удался. Я ненавижу вас всех, и участь города мне безразлична. А теперь делайте со мной что хотите. Убивайте, режьте, пытайте! Вы убедитесь, что смерть не страшна тому, кто будет проклинать вас при последнем издыхании. Будьте вы прокляты все! Будь проклят ты, Лейхтвейс, вместе с Аделиной, которая совершила предательство хуже моего. Много лет она была в дружбе с прусским королем только для того, чтобы предавать его и выдавать его секреты австрийцам.

Аделина изменилась в лице, так как упрек в предательстве ее по отношению к прусскому королю был вполне справедлив.

— Не слушайте его! — крикнула она. — Закройте его плащом и связанного доставьте в мой дом. Там состоится суд над ним, и его постигнет заслуженная кара. А вы все, свидетели прискорбного факта предательства коменданта крепости, храните этот случай в строгой тайне и удовлетворитесь сознанием, что часы его сочтены.

— Живо за дело! — скомандовал поручик Бенсберг. — Поднимите его, закутайте в плащи и отнесите в дом синьоры Барберини.

Солдаты хотели было исполнить приказание и разостлали плащ. Но тут выступил вперед Лейхтвейс и мощным голосом, не терпящим противоречий, крикнул: