Однако отвергнуть мистера Квина было невозможно. Он с серьезным видом поблагодарил Уикса и, вместо того чтобы повернуть в коридоре к югу, в сторону выхода, пошел к северу — к лестнице, ведущей на верхний этаж. Потрясенный Уикс воздел руки к небу.

План, как получить разрешение миссис Слоун, был проще простого. Он постучал в дверь ее апартаментов и, услышав режущий ухо крик вдовы «Ну кто там еще?», спокойно сказал:

— Тот, кто не верит, что Гилберт Слоун — убийца.

Среагировала она мгновенно. Дверь распахнулась, и миссис Слоун появилась на пороге; она тяжело дышала и жадно искала взглядом Дельфийского оракула, произнесшего эти слова. Однако, осознав, кто такой этот гость, она столь же быстро запылала ненавистью.

— Это обман! Видеть не хочу никого из вас, глупцы!

— Миссис Слоун, — мягко произнес Эллери, — вы несправедливы ко мне. Я вас не обманывал, я верю в то, что сказал.

Гнев поубавился, сменяясь холодным размышлением. Она помолчала, вглядываясь в его лицо. Затем и холодность смягчилась, вдова вздохнула, открыла дверь шире и сказала:

— Извините, мистер Квин. Я... немного расстроена. Входите, прошу вас.

Эллери не стал садиться. Он положил шляпу и трость на стол — роковая табачная коробка Слоуна так и стояла на месте — и начал:

— Давайте сразу к делу, миссис Слоун. Очевидно, вы хотите помочь. Разумеется, вы питаете сильнейшее стремление восстановить доброе имя мужа.

— Господи, ну конечно, мистер Квин.

— Что ж, очень хорошо. Но если вы будете прибегать к уверткам, мы ничего не добьемся. Я намерен тщательно осмотреть каждый зазор этого дела, понять, что прячется в каждой темной, неисследованной щелочке, собрать недостающие лоскутки, чтобы все было на своих местах, и представить полную картину. Мне нужно ваше доверие, миссис Слоун.

— Вы хотите сказать...

— Я хочу, — твердо сказал Эллери, — чтобы вы мне рассказали, зачем несколько недель назад вы приходили к Альберту Гримшоу в «Бенедикт».

Кажется, она полностью ушла в себя, и Эллери ждал без особой надежды. Но когда она подняла взгляд, он понял, что выиграл первую схватку.

— Я расскажу вам все, — просто ответила она. — И да поможет вам Бог... Мистер Квин, когда в тот раз я сказа да, что не ходила в «Бенедикт» к Альберту Гримшоу, я в общем-то не лгала.

Эллери ободряюще кивнул.

— Я не знала, куда шла. Потому что, видите ли, — она примолкла и опустила глаза, — весь тот вечер я следила за мужем...

Повествование давалось ей трудно. За многие месяцы до смерти своего брата Георга миссис Слоун заподозрила, что у мужа завязался тайный роман с миссис Вриленд: ее бесстыдная красота и искушающая близость в доме плюс частые и долгие отъезды Яна Вриленда и эгоистичная чувствительность Слоуна делали связь почти неизбежной. Вырастив в груди червячка ревности, миссис Слоун не могла обнаружить ничего материального, чтобы его подпитывать. Поскольку ей не удавалось проверить подозрения, она хранила молчание и намеренно притворялась несведущей. Но постоянно была настороже, смотрела и слушала, ловя знаки и звуки, которые могли бы означать условленную встречу.

За несколько недель у Слоуна вошло в привычку возвращаться в дом Халкиса очень поздно. Он давал самые разные объяснения — держал червячка на строгой диете. Не в силах вынести терзавшую ее муку, миссис Слоун сдалась и решила получить подтверждение. Вечером в четверг, 30 сентября, муж собрался уйти из дому и назвал в качестве предлога мифическое «совещание»; жена последовала за ним.

Слоун перемещался по городу явно без какой-либо цели, ни с кем, разумеется, не «совещался» и ни с кем вообще не контактировал весь вечер вплоть до десяти часов. Затем он свернул с Бродвея и направился к обшарпанному отелю «Бенедикт». Она вошла в вестибюль вслед за ним. Червячок ей нашептывал, что этому месту суждено стать Гефсиманским садом ее супружеской жизни, что Слоун, действуя в такой странной и скрытной манере, вот сейчас встретится с миссис Вриленд в каком-нибудь противном номере отеля «Бенедикт» с целью настолько отвратительной, что миссис Слоун даже не пускала это в свои мысли. Она видела, как он заговорил с портье у стойки, после чего, держась все так же необычно, пошел к лифту. Когда Слоун разговаривал с портье, она уловила слова «номер 314». Поэтому она тоже подошла к стойке и не сомневаясь, что номер 314 должен был стать местом любовного свидания, спросила соседнюю с ним комнату. Она действовала импульсивно, у нее на уме не было ничего конкретного, не считая, возможно, дикой идеи подслушать преступную пару и ворваться к ним, когда они сольются в похотливом объятии.

Воспоминания об этих возбуждающих моментах зажгли огонь в глазах бедной женщины, а Эллери мягко подогревал бурлившие в ней страсти. И что же было дальше? Она вся вспыхнула — пришлось рассказывать, как она поднялась в снятую и оплаченную комнату, номер 316, приложила ухо к стене... Но не смогла ничего услышать, поскольку каменная кладка в отеле «Бенедикт», в отличие от всего остального, достойна жилища аристократов. Она дрожала у стены, не пропускающей ни звука, и почти готова была разрыдаться, как вдруг услышала, что дверь соседней комнаты открылась. Она подлетела к своей двери и осторожно ее приоткрыла — как раз вовремя, чтобы увидеть, как объект подозрений, ее муж, вышел из номера 314 и зашагал по коридору к лифту... Ну и что думать? Покинув украдкой комнату, она пробежала по аварийной лестнице три этажа вниз и в вестибюле заметила быстро выходившего из отеля мужа. Она, конечно, последовала за ним и с удивлением поняла, что он идет домой. Потом она искусно выведала у миссис Симмс, что миссис Вриленд после обеда вообще не выходила из дому. И тогда она уверилась, что, по крайней мере в тот вечер, Слоун не был повинен в адюльтере. Нет, она не запомнила время, когда Слоун появился из комнаты 314. Она вообще не чувствовала времени.

И это, по-видимому, все, что она могла рассказать.

Она тревожно всматривалась в его лицо, словно спрашивая, дал ли ее рассказ зацепку, хоть какую-то зацепку...

Эллери задумался.

— Пока вы были в комнате 316, миссис Слоун, вы не слышали, чтобы кто-то входил в комнату 314?

— Нет. Я видела, как Гилберт вошел, а затем вышел. Совершенно точно, если бы кто-то открывал или закрывал дверь, пока я была в соседней комнате, я бы услышала.

— Понятно. Это полезная информация, миссис Слоун. И поскольку вы были полностью откровенны, скажите мне еще одну вещь: звонили вы мужу из этого дома в прошлый вторник вечером, в его последний вечер?

— Не звонила — я так и сказала сержанту Вели, когда он спросил меня в ту самую ночь. Я знаю, меня подозревали, что я предупредила мужа, но я этого не делала, мистер Квин, нет, не делала. Я понятия не имела, что полиция собирается его арестовать.

Эллери внимательно посмотрел на нее. Она кажется довольно искренней...

— Может быть, вы припомните, как в тот же вечер, но раньше мы с отцом и Пеппером появились из дверей кабинета, а вы быстро шли по коридору к гостиной. Прошу меня извинить за такой вопрос, миссис Слоун, но я должен знать, слушали ли вы под дверью, перед тем как мы вышли?

Она густо покраснела.

— Я могу быть... да, отвратительной во многом другом, мистер Квин, и, наверное, мое поведение по отношению к мужу... вы теперь можете не поверить, но клянусь, я не подслушивала.

— А если предположить, кто мог подслушать?

У нее даже голос задрожал от злости.

— Миссис Вриленд! Она... она была довольно близка к Гилберту, довольно близка...

— Но этого не скажешь, если судить по истории, которую она нам поведала в тот вечер. Она говорила, что видела, как мистер Слоун ходил на кладбище, — мягко заметил Эллери. — Ее скорее можно было обвинить в злом умысле, чем в защите любовника.

Она вздохнула с сомнением:

— Возможно, я ошибаюсь... Понимаете, я не знала, что миссис Вриленд вам что-то рассказывала в тот вечер. Об этом мне стало известно лишь после смерти мужа, и то из газет.