22

– Помню, – сказал Пол, – мне и про Тимоти, и про Стива говорили, что они самые умные в семье. Что случилось с их умом?

Ильза вздохнула.

– Какие-нибудь личные обиды. Чувство неуверенности. Это такое же хорошее объяснение, как и любое другое. А теперь мне хотелось бы обо всем этом забыть и лишь радоваться тому, что ты, наконец, снова дома.

– Я радуюсь этому. – Пол лег на диване поудобнее, вытянув ноги. – Но я иногда спрашиваю Себя, а был ли Тим действительно простаком, которого парни наверху лишь использовали для дестабилизации правительств? Если это так, то смерть» Мартильини выбила, должно быть, почву у него из-под ног. Или он сам является одним из этих парней наверху?

Ильза не ответила. Она сидела, устремив взгляд на мерцающий экран телевизора, где мелькали в этот момент буйволы, рисовые поля, бегущие куда-то люди, вертолеты, носилки и костры пожарищ.

– Мне иногда кажется, – заговорил снова Пол, – что если мы не победим, этих людей в Камбодже постигнет ужасная судьба. И в то же время я думаю, что нам следует убраться оттуда как можно скорее, что, как предостерегал Эйзенхауэр, мы вообще не должны были в это ввязываться.

Ильза выключила телевизор.

– Довольно. Завтра в парке вечером концерт, и мы ужинаем на лоне природы.

– Ты думаешь, Тим – один из международных заправил?

Ильза вздохнула.

– Полагаю, что да. Что берем на пикник?

– Все, что приготовишь. Это всегда вкусно. Что, ты думаешь, могло произойти с Тимом?

– За него не тревожься. Если он не прячется где-нибудь в стране, то наверняка устроился со всеми удобствами в Ливии. Или на Кубе, а может быть, и в Ливане, на какой-нибудь белой вилле на средиземноморском побережье.

– Ты хочешь сказать, мир еще услышит о нем и ему подобных?

– Вечер совершенно изумительный. Пойдем погуляем и возьмем с собой Лу. А потом ты купишь мне мороженое.

– О'кей, твой намек понял. Молчу. – Он рассмеялся. – Бери поводок… – На мгновение Пол заколебался. – Еще одно, и обещаю, что на этом закончу. Я все думаю… Я хочу попросить Тео Штерна, чтобы он пригласил меня к ним в гости. Я подожду какое-то время, а потом попрошу его об этом, ну, скажем, через месяц или около того. Мне очень этого хочется.

Она погладила его по щеке.

– Ты меня удивляешь. Я думал, ты, как обычно, поднимешь шум, утверждая, что это полнейшее безумие и я сошел с ума.

– Нет, – мягко проговорила она. – То, что было верно когда-то, не обязательно остается верным всегда.

Все получилось по-настоящему чудесно, думала Айрис, оглядывая собравшихся за столом. На ужине присутствовали девять человек, почти столько, сколько могло разместиться с удобством в такой маленькой комнате. Здесь были Тео, Филипп и она сама, Джимми с женой и Лаура с мужем и, конечно, мистер и миссис Вернер, ради которых они и устроили сегодняшнее торжество. Пропадал где-то, как всегда, только Стив. И, подумав это, она мысленно тут же поправила себя: не пропадал, лишь отсутствовал.

Стол, на котором красовался старинный французский фарфор Анны и одна из ее самых прелестных вышитых скатертей, был поистине великолепен. Правда, немного тесновато, но теснота тоже может способствовать созданию интимной обстановки. Этим утром Вернеры, словно зная заранее, что в маленькой комнате, да еще и на небольшом столе, пышный букет будет выглядеть громоздким, прислали пять зеленых орхидей в лаликской[28] вазе, которые смотрелись довольно необычно и чрезвычайно изысканно.

Одновременно велось два или три оживленных разговора, и время от времени до Айрис долетали обрывки.

– Никто не знает, что может принести будущее, – услышала она голос Филиппа. – Мой преподаватель сказал нам, что в 1937 году Американскую академию наук попросили предсказать, какие изобретения могут быть сделаны в ближайшие десять лет, и ни один из ученых ни слова не сказал о радаре, реактивном двигателе или атомной энергии…

– …те же самые бабочки, которых мы видели на Кейп-Код, данаиды, – это говорила Лаура. – Можешь ты представить, что такие хрупкие создания проделывают весь этот долгий путь до Мексики, чтобы перезимовать там и отложить личинки?

Умные у нее дети. Умные, красивые и хорошие. Джимми, уже крепко стоящий на ногах и так быстро, так успешно делающий карьеру; Лаура, иногда своевольная и всегда очаровательная; Филипп, превращающийся сейчас из мальчика в мужчину и обладающий таким легким, покладистым характером… Естественно, что такие дети вызывали в Айрис чувство гордости. И тут же она мысленно поправила себя: не гордости, но благодарности. Огромной благодарности.

Мистер Вернер, сидевший справа от нее, хотел, судя по всему, чтобы она уделила ему внимание.

– Ваши цветы, – сказала она, оборачиваясь к нему. – Я должна снова поблагодарить вас за них. Они прекрасны.

– А я должен поблагодарить вас за самое прекрасное письмо, какое я когда-либо получал. Оно меня чрезвычайно тронуло.

– Я рада. Мне пришлось над ним немало потрудиться.

Он выглядел удивленным. – Потрудиться?

– Конечно! Я не знала, с чего начать, как сказать вам о нашей бесконечной благодарности за все то, что вы для нас сделали. Это чудо! Настоящее чудо! Если бы нам, мне и Тео, предстояло прожить еще тысячу лет, то и тогда не хватило бы времени, чтобы сказать вам о нашем облегчении, нашей радости…

Он прервал се.

– Я тоже рад. Мне всегда доставляло огромное удовольствие делать что-либо для молодежи. Клубы мальчиков, летние лагеря, дома для поселенцев, ну и остальное, в том же духе. Правда, на этот раз все было несколько иначе. – Он улыбнулся; улыбка была очень доброй.

В первую минуту, когда он вошел, Айрис была поражена, поняв, что узнала его, хотя они виделись с ним всего несколько раз и встречи эти были краткими, если не сказать мимолетными. Затем ей стало ясно, что некоторые черты, главным образом, рост и элегантность, делали Пола действительно незабываемой личностью. Мало найдется на свете людей с такими изысканными и в то же время простыми манерами. Тео тоже был из их числа, подумала она сейчас и улыбнулась.

– …радиология, – донесся до нее голос Джэнет. – Тогда я фактически смогу сама определять свои часы работы. Неотложная медицинская помощь и воспитание детей не очень-то хорошо согласуются.

– Как вы правы, – ответила Ильза Вернер. – Я тоже это помню.

Робби, обращаясь к Джимми, спросил:

– И будешь оперировать?

– Надеюсь.

– Он продолжит там, где я остановился, – сказал Тео.

– Ваш муж прекрасно приспособился к изменению в своей карьере, – заметил Пол.

– Он мужественный человек, мистер Вернер.

– Я был бы рад, если бы вы называли меня Пол.

Эта дружеская просьба вызвала в Айрис смутное чувство вины. Не сделай он всего этого для Стива, она, без сомнения, до сих пор вспоминала бы его с неприязнью, если бы вообще вспоминала. И она еще упрекала бедную маму за то, что та разговаривала с ним, хотя он был, очевидно, лишь старым знакомым! Со стыда можно сгореть!

С удвоенной теплотой она сказала:

– Тео, должно быть, говорил вам, что мы теперь регулярно получаем известия от Стива, мистер… Пол?

– Да, и я рад этому.

– Судя по всему, ему нравится новая работа. С вашей стороны это было великолепное предложение.

– Хорошо, что вы не ожидаете слишком много так скоро. Он должен перестроиться, вновь обрести себя, а это требует времени.

– По крайней мере, он сейчас строит, а не взрывает.

Послышался голос Тео:

– Он никогда ничего не взрывал, Айрис. Он мне в этом поклялся.

– Слава Богу!

Взгляд ее обратился к портрету матери на противоположной стороне, который, сколько она могла помнить, всегда висел над каминной полкой в гостиной родителей. Тео решил повесить его здесь, на самом видном месте, в простенке между двумя окнами, и сейчас Анна в своем розовом вечернем платье, которое муж заказал для нее в Париже, смотрела на своих потомков.