Власти сёгуната серьезно обеспокоило известие о том, что восстание распространилось на острова Амакуса, а, по мере того, как борьба продолжалась, их начинали все более и более волновать его возможные последствия. Поскольку все донесения с Запада подчеркивали религиозный характер восстания, правительство поняло, что ему не только не удалось избавиться от «злого учения» на Кюсю, но и что это выступление может возмутить и другие отсталые части страны, как например северо-восток (Тохоку), где у христианства было все еще много приверженцев. Всем даймё, пребывавшим в Эдо, было приказано вернуться в свои провинции, чтобы предупредить возможные неприятности. Бакуфу также опасалось, что восставшие на Кюсю могут получать помощь от «южных варваров», то есть португальцев. Иначе как бы крестьянская рвань осмелилась противостоять мощи вооруженных самураев? Подозрение было полностью безосновательным; в действительности, единственным, кто получал помощь от европейцев в период восстания, было само правительство.

С каждой неделей восстание распространялось все шире, восставшие разбили войсками Повелителя Мацукура и Повелителя Тэрадзава. Для Амакуса Сиро и других это должно было казаться слишком большой удачей, как и было на самом деле. Первые сбои начались в январе, когда неоднократные массовые атаки восставших на замки Симабара и Томиока не привели к успеху.[381] Сообщают, что в это время Амакуса Сиро был готов вести двенадцатитысячное войско на Нагасаки, там он должен был послать парламентеров с требованием оружия и снаряжения, недостаток которых всегда был ахиллесовой пятой восставших, а, в случае отказа, — атаковать город.[382] Этому, однако, помешали известия о нападении на одну из его деревень в Амакуса, и ему пришлось идти ей на помощь. После этого Амакуса Сиро и его советники решили, что, ввиду быстро растущей силы правительственных войск и недавнего прибытия уполномоченного сёгуната генерала Итакура, им необходимо сменить стратегию. Они полностью уйдут с островов Амакуса, пока еще есть время, и объединят силы с восставшими на полуострове, где можно укрепиться в покинутом замке Хара. Новый план обороны был немедленно претворен в жизнь: Амакуса Сиро и тысячи его соратников на островах пересекли проливы и принялись укрепляться в своем новом убежище. В донесении одного из посланников Повелителя Хосокава сообщалось о массе лодочек, курсировавших в узких проливах, каждая — с распятием, укрепленным на руле.

Когда все восставшие обосновались в безопасности в замке, за исключением одной, все лодки были уничтожены, а обломками укрепили крепостной вал. Теперь возврата не было. Большинство территории Амакуса превратилось в заброшенные земли; в покинутых восставшими деревнях не осталось никого. По приказу генерала Итакура, эти деревни были сожжены до основания. Их жители, которые не смогли бежать, погибли в пламени, или были преданы смерти; среди пленных было много детей, которых Итакура приказал сжечь заживо — поступок столь же глупый, сколь и жестокий, поскольку это лишь распалило ярость и сопротивление защитников Симабара.

Старый замок Хара («Хара кодзё»), в котором Амакуса Сиро, его подчиненные и все восставшие собрались, чтобы дать решительный отпор своим угнетателям, был оставлен около двадцати лет ранее после завершения строительства замка Симабара в северной части полуострова. Хотя он и быстро разрушался, но все же оставался естественной крепостью, идеально подходящей для обороны. Замок стоял на обдуваемом ветрами плато с трех сторон окруженный открытым морем и ограждаемый крутыми скалами тридцатиметровой высоты. С четвертой стороны путь атакующим преграждала обширная заболоченная местность, отсутствие укрытий на которой делало их легкой мишенью по мере приближения. Как и большинство японских замков того времени, он имел три больших оборонительных периметра: внешний, длиной около полутора миль (1200 на 200 ярдов), средний и внутренний периметр, или главная цитадель (хоммару), где находился Амакуса Сиро со своими старшими советниками. Огромные, блиндажеобразные траншеи были вырыты внутри каждого периметра; после начала бомбардировки укреплений в них разместилось большинство защитников. Под руководством Амакуса Сиро необходимые строительные работы были проведены столь быстро, что через десять дней заброшенная крепость стала пригодной для заселения. 27 января над бастионами взвился флаг с изображением распятия, и тысячи защитников со своими семьями устремились в то место, которому несколько месяцев спустя суждено было стать их эшафотом.

Мы никогда не узнаем, сколько именно инсургентов в действительности заселили замок Хара. Расчеты варьируются от двадцати до пятидесяти тысяч мужчин, женщин и детей. В большинстве японских источников приводится цифра тридцать семь тысяч, из которых около двенадцати тысяч человек были мужчины, способные сражаться; однако, это вполне могло быть преувеличением, служившим оправданием тому, с каким трудом Бакуфу смогло подавить восстание.[383] Среди обитателей замка было около двухсот бывших самураев, ставших военными экспертами и предводителями крестьян. Вероятно, некоторые из них сражались на стороне проигравших в прежних битвах против Токугава при Сэкигахара (1600) и Осака (1615), а теперь воспользовались случаем вновь сразиться с ненавистным Бакуфу. Бразды стратегического управления обороной замка были полностью в руках Амакуса Сиро и группы из пяти-шести старших по возрасту «ронинов» -христиан.[384]

Структура командования в замке Хара основывалась, как ни странно, на принятой в регулярных войсках, собравшихся у стен. Она включала Главнокомандующего (Амакуса Сиро), начальника штаба (дзитайсё), командующего артиллерией и командующего инженерным подразделением, полевых командиров, капитанов (хатагасира) и многочисленных помощников в лагере (цукаибан).[385] Несмотря на впечатляющие титулы, оборонявшиеся были плохо экипированы и вооружены в основном серпами, косами и пиками ручного изготовления, а также тем оружием, которое им удалось захватить за недели, предшествовавшие занятию замка Хара.[386] Среди них было несколько сотен стрелков из ружей с фитильными замками, которым и обязано большинство успехов в первые месяцы восстания. Хотя и оружие, и пули изготавливались внутри замка, с самого начала нехватка снаряжения была весьма ощутимой, а, по мере развития событий, стала просто отчаянной. Поскольку они не могли позволить себе использовать впустую ни одной пули, артиллеристы достигли замечательной аккуратности в стрельбе из своих мушкетов с фитильными замками, и, до тех пор, пока у них были заряды, сеяли смятение в рядах наступающих самураев, настроенных в основном на единоборства на мечах. Экономя боеприпасы, инсургенты собирали груды крупных камней, которые затем метали в противника из специальных катапульт. Рассказывали, что однажды команда более чем из ста человек спустилась на берег по крутым скалам для сбора камней; с правительственных кораблей по ним был открыт огонь, однако всем им удалось забраться обратно не получив ни царапины.

Несмотря на недостаток пищи и боеприпасов и полную безнадежность ситуации, моральный дух защитников крепости был весьма высок. Одной из причин тому была популярность их мессианского предводителя Амакуса Сиро. Даже дезертиры, оставлявшие замок и перебегавшие к противнику в последний месяц сопротивления поражали правительственных следователей личной приверженностью этому необычному молодому Сёгуну.[387]

Амакуса Сиро являл собой воплощение веры, гордо запечатленной на их флагах и знаменах. «По всему парапету, — писал в отчете глава голландской фактории Кукебакер, — видны были бесчисленные знамена с красными крестами; было также много распятий, больших и малых».[388] Знамена восставших были посвящены Сантияго (Св. Якову), и в своих боевых кличах инсургенты взывали к этому испанскому святому так же, как и к Иэсу (Иисусу) и Марии. Во все время осады внутри замка регулярно проводились службы, а дважды в неделю жители собирались на проповеди, которые читал лично Амакуса Сиро.