Император находился в большом затруднении, поскольку не имел собственных войск, а из тех местных военачальников, которые присоединились к нему, ни один не располагал большими военными отрядами. Именно в этой критической ситуации Годайго привиделся знаменитый сон, побудивший его привлечь на свою сторону Кусуноки Масасигэ и способствовавший восстановлению его на троне.[243] Серьезно озабоченный тем, как ему противостоять натиску Бакуфу, император дремлет, и ему вновь видится, что он находится во дворе своего дворца в Киото.
Его Величество увидел огромное вечнозеленое дерево с густой листвой, ветви которого по большей части были обращены к югу. Под деревом располагались Три Великих Министра и все другие высшие чиновники, сидевшие в соответствии со своим рангом. Главное место, обращенное к югу, было высоко поднято, благодаря множеству подложенных циновок, однако на нем никто не сидел.[244] «Для кого может быть приготовлено это место?» — подумал император, стоя там во сне. Вдруг появились двое детей с волосами разобранными и расчесанными на пробор. Преклонив колени перед императором они заплакали в рукава и молвили: «На всей земле нет такого места, где бы Его Величество смог укрыться даже на короткое время. Все же, под этим деревом есть место, сидя на котором обращаешься к югу. Это императорский трон, предназначенный для Вас. Пожалуйста, посидите там немного!» Затем император увидел, как дети поднялись в воздух и исчезли, — он немедленно проснулся.
Его Величеству показалось, что во сне ему явилось какое-то знамение небес. Он тщательно это обдумал и понял, что, расположив иероглиф «юг» рядом с иероглифом «дерево», получишь знак «камфарное дерево», звучащий кусуноки. «Когда те двое детей попросили меня сесть под деревом, обратившись к югу, — подумал император, — это должно быть был знак от бодхисаттв Никко и Гакко, что я вновь обрету власть над этими пределами и буду управлять их народом».[245] Таково было благоприятное истолкование своего сна императором.[246]
Наутро Его Величество призвал Наставника Учения, монаха храма Касаги по имени Дзёдзюбо, и спросил его, нет ли в этих краях воина по имени Кусуноки. «Я не слыхал о ком бы то ни было с таким именем, — ответил монах, — однако к западу от горы Конго в провинции Кавати действительно живет прославленный воин по имени Кусуноки Тамон Масасигэ из охраны Среднего Дворца.[247] Его генеалогия прослеживается…, до Министра Левой стороны господина Татибана-но Мороэ,[248] происходившего в четвертом поколении от императора Бидацу, однако его предки давно оставили столицу и поселились в провинции. Говорят, что, когда его мать была молода, она провела сто дней в храме Бисямон на горе Сиги, и там ей приснился сон, что у нее родится сын, которому нужно будет дать имя Тамон».[249]
Император понял, что это должен быть именно тот человек, о котором ему объявили во сне, и приказал своим слугам немедленно призвать Кусуноки Масасигэ… Когда императорский гонец прибыл в укрепление Кусуноки и передал императорское повеление, Масасигэ решил что ему оказывается высшая честь, которая только может выпасть на долю воина, и, не думая о выгоде, или возможных потерях, немедленно втайне выступил в Касаги.[250]
Его Величество обратился к Масасигэ через господина Фудзифуса:
«Решив положиться на вас в деле подчинения восточных варваров, мы послали гонца, дабы призвать вас, и нам весьма приятно, что вы с такой готовностью откликнулись на наш призыв. Поведайте же нам теперь, какой план вы бы выработали, дабы начать объединять страну воедино под нашим контролем? Как можем мы достичь быстрой победы и установить мир в пределах четырех морей? Говорите свободно, изложите нам свои мысли!»
Затем Масасигэ с почтительностью ответил императору: «За последнее время восточные варвары навлекли на себя осуждение неба своей непокорностью.[251] Теперь пришло время воспользоваться их слабостью и обрушить на них кару небес. Это не будет трудной задачей. Все же, дабы привести пределы к покорности Вашему Величеству, потребуется и искусство, и военная сила. Если мы просто противопоставим силу силе, будет нелегко добиться победы, пусть даже воины всего вашего края пойдут на провинции Мусаси и Сагами.[252] Однако, если наши битвы будут умело рассчитаны, восточных варваров станет легко обмануть, и нам будет нечего бояться, ибо их сила заключается лишь в умении скрещивать острые клинки и разбивать крепкие доспехи. В войне мы никогда не можем предсказать исход любой битвы, Вашему Величеству не следует придавать большого значения каждому действию.[253] Однако, покуда вы будете знать, что Масасигэ жив, будьте уверены в том, что ваше священное дело одержит верх!»
После этого конфиденциального разговора Масасигэ вернулся домой в Кавати.
Эта речь, как и многое другое из того, что мы знаем о герое, является частью легенды, сочиненной в последующие годы ради прославления его образа. Есть, однако, достоверные исторические свидетельства того, что во время, когда для Годайго все уже казалось совершенно потерянным, к нему присоединился человек по имени Кусуноки Масасигэ, по той или иной причине решивший полностью посвятить себя императорскому делу. Похоже, что Годайго полностью доверился своему новому сподвижнику, усмотрев в нем человека, способного возглавить предприятие по спасению роялистов. Кто был этот таинственный боец, чья короткая жизнь сделала его величайшим героем того тревожного века? Сведения, которыми мы располагаем, весьма туманны. Действительно, ни один выдающийся персонаж японской истории не является столь же загадочным, как Кусуноки Масасигэ. Объединенные усилия поколений ученых и специалистов наших дней так и не привели к ясному выводу о его происхождении; исследования по этому вопросу полны таких осторожных формул, как «возможно, в этом и есть какая-то частица правды».[254]
Масасигэ, как и Ёсицунэ, скорее легендарный, нежели исторический образ; и в случае с ним мы располагаем проверенными сведениями всего лишь на протяжении пяти лет: с 1331 г., когда он впервые присоединился к Годайго, и до 1336-го, когда он совершил самоубийство. Многое из того, что известно о Масасигэ, придумано в ходе того бессознательного процесса создания легенды, который говорит о психологии почитания героя больше, чем любой исторический факт.[255]
Жизнь Масасигэ началась благоприятно, после того, как его матери было сообщено о его рождении во сне во время ее посещения буддийского храма.[256] В целом считалась, что он происходит из ветви Татибана, имевшей отношение к императорскому семейству; этот клан заявлял, что их предкам является Мороэ — выдающийся государственный деятель восьмого столетия. На копии Сутры Лотоса Благого Закона, с гордостью хранимой в Храме Реки Минато, красуется надпись «Повелитель Татибана Масасигэ». Говорят, что она была сделана собственной рукой героя, и написанное вполне может быть аутентичным. В то же время этот документ ничего не доказывает, поскольку удачливые воины того времени часто заявляли о своем аристократическом происхождении для поднятия собственного престижа и подтверждения ранга и прочих почестей, которых они удостаивались при Дворе.[257]
243
Сон и встреча описаны в Тайхэйки («Хроника Великого Спокойствия»), издание «Нихон котэн бунгаку тайкэй», Токио, 1960, I: 96–98.
244
В Китае и Японии император и прочие высокопоставленные особы традиционно восседали лицом к югу.
245
Букв, «дабы я обрел добродетели южной стороны». Двое бодхисаттв, имена которых буквально означают Великолепие Солнца и Великолепие Луны, прислуживают Якуси Нёрай (Бхайшаджья-гуру), Будде излечения. Во сне Годайго они обратились двумя плачущими детьми — плачущими, разумеется, по причине бедственного положения, в котором находился император.
246
Обычно сны императора и других важных персон объяснялись профессиональными толкователями (юмэтоки), однако в диких окрестностях горы Касаги таких экспертов не было, и Годайго пришлось давать собственную интерпретацию.
247
Воин: букв, «сгибатель лука и стрелы». Гора Конго была высочайшей вершиной гряды на границе провинций Кавати и Ямато, приблизительно в тридцати горных милях к юго-западу от нынешней ставки императора. Знаменитые укрепления Масасигэ в Тихая находились на западных склонах этой горы.
248
Татибана-но Мороэ (683–757), один из самых знаменитых государственных деятелей своего времени, был потомком императора Бидацу (правил 570–585 гг.) в пятом (а не в четвертом) поколении. Он был рожден принцем Кадзураки, однако позже ему дали имя Татибана — одной из крупнейших аристократических фамилий в ранней Японии. В 743 году Мороэ был назначен на высший правительственный пост Левого Министра и какое-то время реально угрожал положению семейства Фудзивара, однако после его смерти Фудзивара быстро восстановили свое положение. В действительности представляется чрезвычайно сомнительным, чтобы Масасигэ имел столь представительного предка.
249
Это не ошибка, как может показаться. Гора Сиги в северной провинции Кавати расположена неподалеку от Бисямон — знаменитого храма школы Сингон, известного еще под названием Тёгосонсидзи. Храм, гордо высящийся на восточном склоне, — место частого паломничества и туризма. Он посвящен Бисямонтэн — одному из Четырех Небесных Стражей буддизма, охраняющих людей, живущих на севере и считающийся также в Японии одним из Семи Божеств Счастья. Бисямонтэн известен также как Тамон, — название, подразумевающее нечто вроде «послание о доброй удаче, слышимое во всех направлениях», и это (несколько неверно) стало частью имени Масасигэ.
250
Дзэхи-но сиан-ни-мо оёбадзу: букв, «не рассматривая — верно это, или ложно». Эта важная фраза подчеркивает самоотверженность, спонтанность, нерасчетливость, с которыми, по крайней мере, в соответствии с традиционными описаниями, Масасигэ посвятил себя делу роялистов, когда счастье Годайго находилось на самой низшей отметке.
251
«Восточные варвары» (тои) — относится к Ходзё, правившим в Камакура. Не совсем ясно, почему они должны были отвечать за какие бы то ни было волнения, случившиеся незадолго до этого (киндзицу-но дайгяку); предположительно, Масасигэ имеет в виду подавление заговора против Бакуфу в столице (le bete est mechant: il se defend).
252
Это были две восточные провинции, в которых влияние Ходзё проявлялось особенно сильно. Масасигэ имеет в виду, что грубой силы будет недостаточно для победы над военными узурпаторами; для победы роялистов понадобится искусство (тихо) — и расчетливые действия (хакаригото). Свое мнение он подтвердил в последовавших вскоре боевых действиях против Ходзё, когда его хитрые тактические маневры часто приводили к успеху в столкновении с превосходящими силами противника. Это — отражение традиционной героической идеи, что умение и «искренность» (макото) сильнее мускулов.
253
Букв.: «поскольку это — путь сражений…» Масасигэ предупреждает императора, чтобы того не разочаровывали возможные поражения в ходе событий; считается лишь решительная победа. В ироническом смысле, его предсказание сбылось, поскольку его поражение при реке Минато стало фатальным для всего дела роялистов.
254
Дзяккан дзидзицу-но катакагэ-о цутаэру моно ка мо сирзнай. Уэмура Сэйдзи, Кусуноки Масасигэ (Токио, 1963), с. 124.
255
Единственным наиболее детализированным источником о Масасигэ и его времени является Тайхэйки, составленная в той форме, в какой мы видим ее сейчас, в 1370 году. Заглавие этого обширного исторического романа (Тайхэйки = «Хроника Великого Спокойствия») весьма не соответствует содержанию, поскольку в книге говорится почти исключительно о военных действиях и прочих жестокостях. Несмотря на слабость в историческом плане и недостаточность в описаниях характеров, этот труд стал неимоверно популярен и на протяжении многих веков считался лучшим описанием того периода. Знаменитые отрывки из него распевали песенники (бива-хоси), аккомпанируя себе на лютне. Авторы «Хроники Великого Спокойствия», естественно, симпатизируют Годайго и его сподвижникам, и в этом труде впервые Масасигэ становится принципиальным героем-роялистом своего времени. В нем принимается идея безнадежности дела Годайго и подразумевается, что усилия Масасигэ обречены на провал, однако это лишь делает их еще более славными и привлекательными.
Несмотря на то, что эта книга основательно критиковалась историками конца XIX века, как сочинение, полное романтических измышлений, в последнее время наметились тенденции к ее реабилитации. «Большинство [современных] ученых, — пишет профессор Варлей, — принимают [Тайхэйки] в качестве книги, на которую в целом можно полагаться, считая присущую ей гиперболизацию в сущности стилистическим приемом.» (Varley, Imperial Restoration, p. 128.) См. частичный перевод Helen McCullough, The Taiheiki, (New York, 1959); критическая оценка и исследование периода можно найти в «Императорской Реставрации» Варлея. Гораздо менее знаменитым, чем Тайхэйки, трудом, но намного более точным исторически является Байсёрон, составленный в 1349 году. Написанный сторонником Асикага, он помогает исправить искажения более поздней работы, — по этой же причине его недолюбливали националисты довоенной поры.
256
В большинстве довоенных учебников его рождение датируется 1294 годом, однако это — чистый домысел, основанным на данных истории XIX века Нихон Гайси, где сказано, что Масасигэ было 42 года в момент смерти. По источнику эпохи Муромати (Тайхэйки хёбан), «хотя Масасигэ и дожил до пятидесяти лет, он всегда считал Ёсицунэ своим учителем». Если это верно, то он родился приблизительно в 1286 году. Обсуждение этих дат есть у Уэмура, Масасигэ, с. 195.
257
Рассматриваемый документ датируется 1335 годом, когда Годайго был восстановлен на троне, а Масасигэ стал почитаемым членом императорского правительства. Вполне возможно, что он приписал себе происхождение из семейства Татибана, поскольку это соответствовало его положению в императорской гвардии; либо же подобной генеалогической похвальбой мог заниматься его отец или дед ради упрочения позиции своей семьи в их провинции. Уэмура, Масасигэ, с.31.