Помимо всяческих вероятных психологических мотивов, враждебность Ёритомо к своему брату вполне может быть объяснена, как побочный продукт его основных политических целей. Он намечал новую систему закона и порядка, в которой доминировал бы клан Минамото, а сам он должен был стать безусловным главой; все же остальные члены клана, включая ближайших родственников, превращались в беспрекословно повинующихся вассалов. Отчасти ради консолидации этого нового класса, для укрепления дисциплины и сплоченности среди своих сварливых подчиненных, он основал в 1180 году свою ставку в восточной части местечка Камакура — в нескольких сотнях миль от Киото (куда надо было добираться по горным дорогам около двух недель). Здесь, в суровой спартанской атмосфере, прямо противоположной расслабленности и утонченному эстетизму древней столицы, ему удалось создать совершенно новый тип административного аппарата, служившего прежде всего интересам самурайского класса; его твердым принципом стало то, чтобы все вассалы проявляли свою лояльность исключительно к Камакура и никогда не подчинялись приказам двора, или каких-либо любых иных властей в стране.

Ёритомо осуществлял свои замыслы спокойно и планомерно. Для свержения Тайра он назначил военачальниками членов собственного клана, а сам оставался в Камакура, контролируя восточную базу и укрепляя новую военную администрацию. Когда какой-нибудь генерал, вроде Ёсинака, оказывался слишком буйным и угрожал успеху его глобальной политики, Ёритомо, невзирая на кровное родство, не колеблясь уничтожал его; в этих целях он всегда готов был использовать других членов своей семьи. Его основным опасением были не распри среди членов клана Минамото, но, скорее, возможность, что двое или более из его непокорных родственников объединятся против него и — не исключено, что в союзе с двором — бросят вызов его камакурской власти. Что касается Тайра, то Ёритомо принимал как должное их конечное поражение. С самого начала гражданской войны он смотрел вперед, видя тот день, когда его клан победит в решающей битве, и сосредоточивал свое внимание на создании крепкой системы управления под бдительным и эффективным контролем Минамото, осуществляемым из Камакура.

Для упрочения преданности своих вассалов, Ёритомо дал им ясно понять, что члены его военизированного класса не имеют права получать какие бы то ни было награды непосредственно из Киото. Только он сам мог поощрять своих последователей за службу, а если такого рода поощрения принимали форму назначений при дворе, (хотя и лишенных реальных выгод, но считавшихся весьма престижными, так же как и титулы в современной Великобритании), то должны были быть им рекомендованы. Именно грубое нарушение этого правила его младшим братом впервые вызвало гнев Ёритомо. В награду за победы Ёсицунэ, отошедший от дел император назначил его лейтенантом имперской полиции (хорошо оплачивавшаяся синекура) и, что еще более важно, распространил на него привилегию находиться при императорской особе в Совете высших придворных. По одному из свидетельств, Ёритомо возмутило, что такая честь — весьма необычная для военного человека — была оказана не ему, а его младшему брату, гораздо более низшего происхождения. Может быть, все было и так, однако главная причина подозрительности Ёритомо заключалась в том, что Ёсицунэ намеренно нарушил кодекс отношений господин-вассал, приняв награду, которая не была ни одобрена, ни рекомендована им. По схеме, которой придерживался Ёритомо, такие отношения вытесняли любые связи родства или дружбы. Поскольку главной целью являлась консолидация сил в новых, мирных условиях, которые должны были установиться после поражения Тайра, он не мог терпеть никакого индивида, или группы, которые бы отказывались полностью подчиняться установленным им правилам. Так ли это было, или нет, но получилось, что Ёсицунэ представляет новому порядку потенциальную угрозу, являясь ядром, вокруг которого могли концентрироваться недовольные, анти-камакурские элементы из дворцовых, храмовых и военных кругов. Скорее, именно опасения такого рода, а не жестокая и мстительная натура легендарного Ёритомо объясняют его непримиримость к молодому герою.[176]

Каковыми были личные отношения между столь примечательными братьями? Традиционно считается, что впервые они встретились в восточной ставке Ёритомо накануне восстания против Тайра в 1180 году. Есть сведения и о том, что они встречались после этого, однако в действительности совершенно неясно, виделись ли они хотя бы один раз.[177] Вполне очевидно, что Ёритомо никогда не разделял всеобщего энтузиазма в отношении своего брата, которого он без сомнения считал ненадежным сорвиголовой, избалованным столичным воспитанием и близкими связями с придворными кругами, с прискорбно недостаточным послушанием, слабой дисциплиной и отсутствием других необходимых для восточного самурая качеств. В его восприятии Ёсицунэ был неким анахронизмом, который, несмотря на всю свою воинскую отвагу, никак не мог понять тех фундаментальных изменений, что происходили в стране. К тому же он никогда не был готов принять Ёсицунэ, как равного себе по социальному статусу. В одной из хроник зафиксирован инцидент (датируемый 1181 годом), который произошел во время церемонии у храма бога Хатимана в Камакуре, когда Ёритомо велел своему младшему брату держать лошадь за повод. Ёсицунэ хотел уклониться от этого лакейского занятия, но Ёритомо резко приказал ему делать то, что было сказано. В этом рассказе выражено основное отношение Ёритомо. Ёсицунэ мог быть ему братом по отцу, но он был прежде всего вассал и должен был вести себя соответственно.

Сложности отношений между братьями, возникшие из комбинации обстоятельств и темпераментов, усугубились стараниями двух очень разных людей: Госиракава и Кадзивара-но Кагэтоки. В год, когда Тайра потерпели окончательное поражение, правящим императором был мальчик пяти лет от роду, и влияние, еще сохранявшееся в императорской семье, исходило от Госиракава, который со времени своего короткого правления около тридцати лет назад, создал себе довольно весомый авторитет в столице, проживая там в качестве императора, отошедшего от дел (или отрекшегося). Неуклонное возвышение военного сословия делало его положение весьма и весьма шатким, однако Госиракава был умным человеком, привыкшим к интригам и тайным ходам и, хотя последние признаки реальной власти двора быстро исчезали, ему удавалось оставаться наплаву в период бурных перемен. Не располагая никакой военной силой, он был вынужден вести себя очень осторожно с военным сословием. Политика его в отношении различных предводителей, боровшихся за главенствование, была непостоянной, а временами — постыдной, однако, во избежание конфронтации с военными, двор не имел ни сил, ни желания рисковать. В делах с победившими Минамото бывший император извлекал выгоду из раздоров в этом постоянно ссорившемся клане, стравливая одних его членов с другими и надеясь, что в конечном итоге ему удастся оказаться на стороне победителя, или, по крайней мере, сохранить некоторое влияние в этой сложной расстановке сил. Без сомнений, именно в русле такой политики, после битвы при Итинотани и снова — после последнего сражения при Данноура — он решил сам наградить Ёсицунэ, полностью сознавая, что такая беспрецедентная честь спровоцирует гнев Ёритомо и сохранит натянутость в отношениях двух лидеров Минамото.

Отошедший от дел император, похоже, совершенно искренне привязался к Ёсицунэ за время, пока тот проживал в столице; не исключено также, что он считал этого, несколько наивного генерала, меньшей, по сравнению с Ёритомо, угрозой для двора, — тот в своей новой камакурской ставке планировал изменение структуры власти в Японии и низведение двора до положения полного бессилия. Вероятно, так рассуждал Госиракава, когда в конце 1185 года он согласился назначить Ёсицунэ главным управляющим всеми поместьями на острове Кюсю и возложить на него задачу «серьезно наказать» своего старшего брата, как врага двора. Как бы ни были запутаны мотивы такого поступка бывшего императора, несомненно, что именно его махинации после падения Тайра явились одним из главных факторов разрыва между братьями и сыграли важную роль в событиях, приведших к падению Ёсицунэ. Поддержка бывшего императора не была долговременной: как только Ёсицунэ превратился в беглеца, Госиракава отменил свое раннее указание, объявив, что оно было дадено против его воли, и поручил теперь старшему брату «серьезно наказать младшего».[178]