Как часто в практике полковника Тарнова именно такой опрос приносил желанные плоды. Натренированный глаз официанта умел цепко, будто объектив фотоаппарата, схватывать черты лица клиента и хранить их довольно долго.

Но на этот раз официанты в один голос ответили: такого человека не видели. Ничего не дал и опрос продавцов продовольственных магазинов и всех многочисленных работников курортной службы питания.

И только когда полковник собрался было уезжать из Ялты, к нему привели официанта из маленького приморского ресторана. Он сообщил, что, кажется, видел человека, которым интересуется милиция. Тот однажды приходил в ресторан вместе с женщиной.

— Они взяли два наших фирменных бифштекса, — сказал официант. — Так вот, — он многозначительно поджал губы и выдержал небольшую паузу. — После того как они ушли, один фирменный бифштекс, аккуратно разрезанный на куски, валялся на полу,

— Откуда вы знаете, что там был весь бифштекс, если вы видели только куски? — поинтересовался полковник.

— Двадцать лет работаю в одной должности, товарищ начальник. Я бы его из тех кусков сложил, как из кубиков азбуку.

— Кто же из двоих, по-вашему, не ел? — спросил Тарнов.

— Он.

— Уверены?

Губы официанта выпятились, словно он собрался пить чай из блюдца.

— Уверен. Я, конечно, не мог наблюдать за ними все время. Уже потом, когда обнаружил под столом это, — глаза официанта гневно блеснули, — я вспомнил, что как только женщина отвернулась, мужчина сделал вот такое движение.

Он повел рукой, будто смахивал что-то со стола. Маленькие колючие глаза так и впились в полковника.

— Вначале я подумал, что мне это почудилось. Фирменные блюда у нас всегда приготовлены отлично. Потом я понял: он не ест потому, что у него что-то болит, и он скрывает это от женщины.

— Может быть, — согласился полковник.

Официант рассказал, что с мужчиной была молодая, лет двадцати пяти, среднего роста, средней упитанности женщина. Ела немного, предпочитая молочные продукты. Волосы цвета кукурузного зерна. Одета в легкий цветной сарафан.

Показания официанта давали Тарнову конец ниточки для начала поиска. Во-первых, само место расположения ресторана. Он не являлся достопримечательностью Ялты, находился на далекой окраине. Так что скорее всего женщина жила где-то поблизости. Вовторых, довольно-таки подробный портрет женщины. И наконец, необычное употребление мужчиной бифштекса можно было истолковать так, как это сделал официант, — не презрение к кулинарному искусству повара, а как примету желудочной болезни или зубной боли посетителя.

Полковник приказал провести тщательнейший опрос медперсонала в ближайших санаториях, где лечат желудочных больных, в стоматологических поликлиниках.

Одновременно начались поиски женщины.

На совещании опергруппы он наметил еще одно направление поиска:

— У каждого есть родные и близкие. Видимо, есть они и у разыскиваемого нами Юрия Юрьевича Степанова. Он к ним или они к нему могли писать заказные письма, давать телеграммы, вызывать к междугородному телефону. Нам необходимо проверить и эти каналы.

Полковник Тарнов, как многие люди его профессии, издавна выработал для себя основные приемы работы. В горячке деятельности он не забывал устраивать пятнадцатиминутные «окна» — совещания с самим собой. На них он подводил итоги, вспоминал, не забыл ли сделать что-нибудь, не упустил ли чего…

И на этот раз, посоветовавшись с Тарновым, полковник Тарнов пришел к выводу, что ему необходимо снова и как можно скорее встретиться с Александром Николаевичем.

Тогда он еще не оценил всей важности этого решения. Именно Александру Николаевичу предстояло убедить его, что меры по розыску родных и близких Юрия Юрьевича ничего не дадут по одной простой причине…

Возвращаясь вечером в гостиницу, полковник зашел в кафе поужинать. После свежего воздуха набережной в кафе было душно, вкусно пахло жареными шашлыками и луком.

Полковник по привычке устроился в дальнем углу, из которого были видны весь зал и входная дверь. Он заказал официанту шашлык, стакан саперави и стал ждать.

Из своего укромного уголка Тарнов рассеянно наблюдал за посетителями, рассматривая одежду, порой самую вычурную, причудливое сочетание цветов и узоров, прически, выражения лиц посетителей кафе. Вот вошла компания молодых людей. Услужливая память словно невзначай проявила два-три фото, виденных когда-то на афишах, и Тарнов вспомнил, что это парни из известного ансамбля.

На маленькой эстраде заиграл джаз, выпорхнула молодящаяся певица в расшитом блестками платье. Молодые люди лениво перебросились несколькими фразами. Тарнов понял: говорят о местном джазе, хвалят. Джаз действительно играл неплохо, у певицы оказался довольно приятный голос.

В кафе вошло еще несколько посетителей. Один из них был уже откровенно пьян. Он плюхнулся на стул, забросил ногу за ногу так небрежно, будто это были ноги тряпичной куклы. Но в его руке, которой он обнял своего товарища за плечо, угадывалась сила. И этот его жест, и эта рука с короткими толстыми пальцами, темными обводами ногтей и вытатуированным якорем показалась Тарнову знакомой.

…Это случилось в молодости. Сема Тарнов, окончив школу милиции, пришел работать в уголовный розыск. Несколько успешных поездок в составе опергруппы создали ему авторитет перспективного розыскника. Затем он заочно окончил юридический факультет университета и стал работать следователем. О нем вскоре заговорили «везучий». И еще говорили «дотошный». Его наставник однажды спросил: «Зачем тебе знать о детстве разыскиваемого «домушника»? Улик в его «деле» вполне достаточно. Копаешься, будто материал для романа собираешь. Быть бы тебе не следователем, а писателем…»

С той поры уважительное прозвище «писатель» накрепко приклеилось к нему, заменив прежние — «везучий» и «дотошный». Любопытство к незнакомым людям, которое проходит с годами, у Тарнова с годами усиливалось. Это свойство доставляло ему больше неприятностей, чем радостей. Он пытался побороть себя, но безуспешно.

Вот и в тот вспомнившийся ему вечер он зашел в кафе «Мечта». Несколько недель группа оперативников пыталась найти след бандита по кличке Грошик. Тарнов не случайно зашел в «Мечту». Он направлялся в другое место, но, когда проходил мимо дверей кафе, его, как иногда утверждают, «словно что-то толкнуло». Он послушался внутреннего зова, даже не пытаясь анализировать, отыскивать в памяти случайную информацию о месте юношеских встреч Грошика с другом детства. Это он сделал значительно позднее…

Когда Тарнов увидел в кафе группу подвыпивших парней и впереди них парня с «ватными» ногами, серой пористой кожей и наколкой на короткопалой руке, опустившейся на чужое плечо, он шестым чувством узнал разыскиваемого.

— Ша, фраер, — говорил Грошик незнакомому мужчине, — эту девочку буду танцевать я!

В маленьком тесном дворике, куда они вышли «на минутку потолковать», беспокойно шевельнулось в неприкаянной душе бандита, когда «студент не сдрейфил» и не «рванул когти», Грошик увидел за забором бегущих людей и мгновенно все понял. Он попытался пробиться к воротам, но на его пути стоял невозмутимый «студент». Грошик взмахнул крепкой рукой. В последний миг Тарнов, классически проведя подсечку, угадал в его короткопалой руке нож. Но было слишком поздно, бандитский нож по самую наборную рукоятку вошел в бок своего хозяина.

Розыскники никак не могли понять, почему Семен Антонович чуть не плачет, стоя над телом раненого бандита. Они ничего не знали о горьком детстве этого парня, об унаследованной от отца-алкоголика болезни, о том, какую неизгладимую печать наложила она на жизнь Грошика, как однажды он все-таки попытался вырваться из круга, «завязать» со своим прошлым. Но слепота администратора, к которому Грошик пришел устраиваться на работу, была роковым толчком, отбросившим его обратно, в порочный круг.

И вот сегодня здесь, в кафе на набережной курортного городка, интуиция опять подсказывала Тарнову: что-то должно произойти. И хотя он уже поужинал и мог бы уйти, полковник сидел, поглядывая то на людей в зал, то на эстраду, терпеливо ждал.