Вспышки антисемитизма в ту или иную эпоху определенным образом всегда были связаны с явлениями исторического порядка, – евреев обвиняли в экономических и политических неудачах страны, в возникновении войн и революций.

Так и в Крымской войне, приведшей к поражению России, были усмотрены признаки жидо-масонского заговора. Речь идет о романе Н.П. Вагнера "Темный путь".

Крымская война евреев как будто не затронула, поскольку военные действия велись в местах, где еврейское население (крымчаки, караимы) было незначительным. В сотрудничестве с оккупационными войсками были на этот раз обвинены татары: во время высадки союзников в Евпатории в 1854 г. восстали несколько татарских деревень. Возмездие последовало незамедлительно: началось массовое выселение татар из Крыма1.

Масонство, запрещенное Александром I в 1822 г., после подавления восстания декабристов окончательно ушло в подполье. И вплоть до революции 1905 года о русском масонстве практически ничего не известно. Но полицейский аппарат государства не забывал о масонах. В "Севастопольских рассказах" Л.Н. Толстой описал судьбу офицера, пожелавшего пойти добровольцем на войну и обязанного отвечать на запрос о принадлежности его к масонской ложе. В тех же "Севастопольских рассказах" упоминаются солдаты "из жидов по наружности". Действительно, при Николае I еврейских солдат в пропорциональном отношении в армии было больше, чем солдат-христиан: при рекрутском наборе евреи поставляли десять солдат на тысячу, а христиане – только семь. М. Алданов пишет, что участие евреев в войнах с Персией (1826-1828), Турцией (1828-1829) и в Восточной (1853-1856) было весьма заметно2. Менее известно, что по другую сторону фронта был создан стараниями Адама Мицкевича, Армана Леви и Садык-паши (Чайковского) израильский полк и предпринята попытка создания еврейского легиона. Это было воплощением мечты Мицкевича – увидеть Израиль, возрожденный и вооруженный. Кадры этому полку поставляли пленные евреи, добровольно служившие в полку оттоманских казаков, таких же изгоев в Турции, как и евреи в России.

Поэтому упреки в измене должны быть адресованы и "некрасовцам", и конгломерату, польских, немецких и древнееврейских фамилий3. Великие державы весьма холодно отнеслись к этой идее, не желая брать на себя обязательства перед евреями, равно как и Блистательная Порта, дав согласие на создание легиона, не издала официального фирмана. Видимо, этим делом не заинтересовался и барон Ротшильд, представитель которого вел переговоры с Турцией о предоставлении займа. Как бы то ни было, возможная козырная карта для антисемитских умозаключений не была, насколько мне известно, использована в русской публицистике и литературе того времени (не мог серьезно рассматриваться вопрос "еврей-воин").

Николай Петрович Вагнер принадлежит к прочно забытым писателям, возвращение к которым маловероятно даже в постперестроечную эпоху. Но имя Вагнера-ученого известно, и любая советская энциклопедия упоминает о его научной деятельности. Он родился в 1829 г. в семье профессора-медика Казанского университета. Род Вагнеров – из крещеных евреев. Их предок, Василий Алексеевич был управляющим графа Алексея Кирилловича Разумовского и перешел в христианство в 1744 г., получив при крещении отчество своего восприемника. По именному указу императрицы от 19 марта 1745 г. он получил потомственное дворянство. Впоследствии состоял адъютантом при Разумовском4. Его потомок, Н.П. Вагнер стал профессором зоологии Казанского (с 1860 г.), а затем Петербургского университета (с 1871 г.), организатором и директором Соловецкой биологической станции, крупным исследователем фауны Белого моря. В 1877-1879 гг. он издавал и редактировал научно-популярный журнал "Свет", в 1891-м был избран президентом Русского общества экспериментальной психологии. Вершиной научной деятельности Вагнера признается работа 1862 года, ставшая сенсацией в научном мире: "Самопроизвольное размножение гусениц у насекомых". В этой работе впервые в мире было установлено явление педогенезиса (явление детского размножения). В 1869 году французская Академия наук присудила Вагнеру премию имени Бордена. Это, впрочем, не мешало Вагнеру быть сторонником спиритизма и полемизировать по этому вопросу с Д.И. Менделеевым. Особо следует отметить его связи с Ф.М. Достоевским: сохранилась значительная переписка между ними, по большей части касающаяся спиритических сеансов, а также возможного сотрудничества Достоевского в журнале Вагнера "Свет" (всего сохранилось семь писем Достоевского к Вагнеру, относящихся к 1875-1877 гг., и 11 писем Вагнера за тот же период). Нет никакого сомнения в том, что взгляды Достоевского, отраженные в "Дневнике писателя", оказали влияние на Вагнера. Довольно обстоятельно его научная и писательская биография изложена В.И. Мильдоном в новом биографическом словаре "Русские писатели 1800-1917" (М, 1989. Т. 1). В статью вкралась одна существенная ошибка, а также не упомянуто о трагедии в семье знаменитого профессора. Речь идет о его сыне, литераторе Владимире Николаевиче, который застрелил собственную жену. На суде выяснилось любопытное обстоятельство: родители необъяснимой жестокостью довели сына до состояния деградации. Свидетельница писала: "Владимир – продукт странной, необъяснимой жестокости и недомыслия, заброшенный и нелюбимый ребенок. За шалости или плохие отметки его запирали на целые дни в чулан и, наконец, выгнали из дому. Забитость и озлобленность и, пожалуй, психическая ненормальность довели до преступления. Впоследствии нашло свое объяснение и странное обращение Кота Мурлыки с сыном: старик Вагнер был ненормален и кончил прогрессивным параличом"5. Дело происходило в 90-е годы (интересно, как бы реагировал на это Ф.М. Достоевский…)6.

Что же касается литературного пути нашего героя, то он начался с редактирования в 50-х годах журнала Московского общества сельского хозяйства. Однако литературную известность ему принес сборник философских сказок и притч "Сказки Кота Мурлыки" (первое издание вышло в 1872 г., а последнее, десятое, уже в советское время – в 1923 г.). Большинство критиков-современников сходилось на том, что по своей глубине, яркости красок, оригинальности замысла и художественной простоте изложения эти "Сказки" должны быть причислены к классике детской литературы. В других популярных книгах для юношества он, впрочем, преуспел мало. Так, по поводу вагнеровских очерков "Картины из жизни животных" С. Маршак писал, что они типичны "незаконным соединением научных сведений, анекдотических подробностей и стилистических завитушек"7.