ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Выставив перед собой ладони с растопыренными пальцами, человек с животом-арбузом стал медленно сползать вниз и влево. Телохранитель схватился за “ствол” внушительного калибра, но пуля Комбата раздробила ему запястье правой руки. Желтоватое лицо перекосилось от боли, узкие глаза окончательно превратились в две щели.

Рублев не бил на поражение, ведь “мюэллим” не проконсультировал, как себя вести в случае угрозы. В России такая ситуация считалась бы однозначной: не ты – так тебя. А здесь не принято так резко реагировать. Вдруг эти шаги над головой были чем-то вроде японской чайной церемонии и несли в себе лишь символический смысл: намек, предупреждение?

Прогромыхали металлические ступеньки трапа, ведущего сюда с верхней палубы. Человек с короткоствольным автоматом на мгновение замешкался, пытаясь разобраться в каше съехавших на пол фигур. В тот момент, когда он нажал на спусковой крючок, выстрелил и Комбат, перевернувшись на живот, наведя “ТТ” обеими руками. “Автоматчик” кубарем скатился вниз.

– Уходим! – сдавленно крикнул Шаин-мюэллим.

Оказалось, здесь есть запасной люк в стене. Пока партнер “мюэллима” по переговорам сидел на месте, он заслонял крышку спиной. Теперь с неожиданным при таком животе проворством тот успел выскользнуть. Следом покидал поле боя телохранитель, торопливо подтягивая ноги.

Шаин-мюэллим что-то крикнул по-азербайджански, от волнения он забыл, на каком языке говорить со своим новым знакомым. Наверное, требовал выстрелить еще раз, достать пока есть возможность.

Комбату не хотелось стрелять в убегающего. По отношению к этим людям он не испытывал ни злых, ни добрых чувств. Как только исчезла непосредственная угроза, отключилась и сигнальная цепочка, передающая приказ его глазам и руке.

– Почему остановился? – прошипел Шаин-мюэллим. – Яйца надо было отстрелить.

Люк захлопнулся и, судя по звуку, его тут же задраили с той стороны.

– Теперь мы в заднице! Клянусь Аллахом, у них здесь еще несколько человек осталось.

– Предупреждать надо, – спокойно сказал Комбат. – Откуда мне знать, может, тут ваши родственники, с которыми желательно быть поаккуратней.

– Издеваешься?

Сорочка на Шаин-мюэллиме стала мокрая – хоть выжимай. Пот градом катился со лба. Видимо, такие разборки здесь редкое явление.

– Сколько в обойме осталось?

– С нашей стороны произошло четыре выстрела, – невозмутимо заметил Комбат. – Может, хватит? Зубы мы показали, теперь у них есть стимул договориться по-хорошему.

Музыка давно оборвалась, на верхней палубе слышались панические крики и суета пассажиров.

– Вот увидишь, у них еще есть люди, – пробормотал Шаин-мюэллим.

Он прополз на четвереньках несколько шагов и случайно оказался под “душем”, мерно капавшем с потолка. Почувствовав теплое на спине, он поднял глаза и дернулся так, как будто капли несли угрозу для жизни. Лицо исказила гримаса отвращения.

– Что там у меня?

Пятно крови тем временем расплывалось во все стороны по цветной ткани надетой навыпуск рубашки.

– Это чужая. У нас, смотрите, появился еще и автомат, – заметил Рублев, чтобы как-то успокоить “мюэллима”.

– На меня не рассчитывай, я стрелять не умею.

– Сейчас высунусь, посмотрю что делается, – Рублев проверил “магазин”, опустевший наполовину и подхватил трофейный автомат в левую руку.

– Я один здесь не останусь, – предупредил Шаин-мюэллим.

– Поднимайся тогда следом. Незаметно для себя Рублев перешел на “ты” – к “выканью” ситуация не располагала.

– А где гарантия…?

Комбат не ожидал услышать такой глупый вопрос. Какие гарантии, кто их сейчас дает? Если “мюэллим” расклеится и станет причитать за спиной…

– Все будет хорошо. Разобраться в любом случае надо – хоть по-хорошему, хоть по-плохому, – уговаривал он Шаина как капризного ребенка.

– Агзви сиким! – “мюэллим” с болезненным наслаждением выхаркнул ругательство, словно чахоточный мокроту. – Хотел ведь надеть бронежилет! Этот ублюдок Шемахинский сразу бы заметил и стал бы мне в лицо ухмыляться: “Чувствуешь, Шаин, значит, свою вину?"

"Что они там не поделили?” – промелькнуло в голове у Комбата.

Впрочем, это не особо его интересовало, пока он медленно поднимался вверх по металлическим ступеням трапа, мелко дрожащим от работы движка. “Мюэллим” дышал сзади в затылок – приклеился к Комбату, прячась за его широкую спину.

Вот и верхняя палуба под навесом, два десятка пассажиров сбились в кучу на корме. Оттуда может в любой момент грянуть выстрел затесавшегося бандита, из тех, кого Комбат еще не видел в лицо. Сколько их всего на катере за вычетом “ублюдка” из Шемахи и желтолицего телохранителя с попорченной правой кистью?

Выстрелить, конечно, могут. Но надо хоть как-то прицелиться, а вот это уже трудновато сделать незаметно. Если они поняли, что лучше поумерить пыл, то постараются дотянуть до берега, не делая резких движений. Главное, не отрывать глаз от кормы, ничего не пропустить.

– Узнаешь кого-нибудь? – спросил Рублев не оборачиваясь.

– Пока нет, – выдохнул в затылок “мюэллим”.

Плохо, что люди нервничают. Слишком им неуютно под пристальным взглядом вооруженного человека.

– Пусть женщины и дети отойдут в сторону, – предложил Рублев, стараясь говорить как можно спокойней. – Не дай бог шальная пуля.

Куда их только направить? Вниз? Там кровь, валяется “автоматчик”. Скосив глаз на предвечернее море и ясные очертания бухты, Комбат определил, что катер все еще уходит от берега – наверное, рулевой боится ложиться на обратный курс без разрешения.

– Эй, там, на мостике! – крикнул он, – Хватит, нагулялись. Заворачивай обратно.

Подождал результата – катер действительно стал описывать плавную дугу.

– Хорошо! Теперь вопрос: есть на этом “Титанике” место в трюме?

Показался испуганный человек в грязно-белой фуражке, на которую он указывал пальцем.

– Ну? Трюм вар? – Комбат воспользовался своими скудными познаниями в азербайджанском, употребив в вопросительном смысле глагол “есть”.

– Трюм вар, обязательно.

– Отведи туда женщин и детей. Давай, прямо сейчас.

Человек в морской фуражке бросился выполнять приказ, рассчитывая самому задержаться в безопасном месте. Рублев хотел предупредить, чтобы не бросали управление, потом решил, что это лишнее – крошечная команда из двух-трех человек сама не заинтересована врезаться на полном ходу в сваи.

Женщины с детьми потянулись за моряком, и тут одна из последних, остававшихся на корме подняла крик. Рублев всмотрелся пристальнее и только теперь разглядел желтолицего, успевшего перевязать запястье. До сих пор он прятался за спинами, а теперь испугался, что будет обнаружен и подхватил на руки девочку лет шести. Все остальные, кто теснился на корме, бросились врассыпную.

– Лучше отпусти! – крикнул Комбат – Обещаю, не трону.

Оттолкнув вопящую женщину, желтолицый вспрыгнул на какое-то возвышение, плохо видимое за спинками сидений. Теперь поручни находились на уровне колен. Даже если бы выстрел оказался метким и поразил цель, не причинив ребенку никакого вреда, телохранитель шемахинца наверняка свалился бы за борт, утянув свою ношу с собой.

Желтолицый прекрасно продумал свой маневр и теперь знал наверняка, что противник не станет рисковать, поостережется открывать огонь. Зато сам он мог себе это позволить. Пуля ударила в переборку недалеко от Комбата, на уровне плеча. Рублев услышал, как “мюэллим” сзади прошептал что-то и попятился.

– Отпусти, сказал, – повторил Комбат. – Тогда уберешься живым.

Вторая пуля пробила дыру над головой. Трудно было сказать, намного ли стрелок ошибся. Ясно было одно – левой он стреляет хуже. Но опыт дело наживное: с третьего или четвертого раза вполне может попасть. Комбат снял магазин с автомата и приготовился сделать то же самое с обоймой “ТТ”.

– Не годится! – желтолицый впервые подал голос. – Бросай! Пушка бросай, автомат бросай!