Чеченцы специально вырубили деревья и кусты с тыльной стороны санатория, чтобы охране проще было отслеживать ближние подступы к зданию. Теперь не только машины, но даже отдельные люди не могли преодолеть полосу, отлично просматриваемую сверху.

Вертолет завис над торцом санатория. Кто-то в нем, не жалея боезапаса, крошил ракетами обнажившиеся внутренние перегородки, потолки, лестницы. Кто-то другой вел огонь из пулемета, не позволяя никому спастись под покровом леса, пересечь смертельную полосу шириной в жалких сорок метров.

А если проскочить к озеру? Нырнуть и отплыть под водой подальше от берега, на сколько хватит дыхания? Кое-как обогнув здание. Бурмистров укрылся за каменной чашей с цветущим кустом олеандра, оставшейся еще от советского благополучия. И убедился, что такая мысль пришла в голову не ему одному: двоим чеченцам уже удалось доползти до берега. Они поплыли, стараясь не высовываться.

И тут Бурмистров вспомнил, как восхищался прозрачностью озерной воды. Представил себе, насколько хорошо различимы с птичьего полета две осторожно распластавшиеся фигуры… Так и есть. Ракету тратить на них не стали, но дорожка из булькающих всплесков прорисовалась на поверхности, прямая и неотвратимая. В одном месте всплески брызнули розовым, потом снова стали сверкающе-голубыми…

Куда деваться? Зарыться в землю как кроту? Но ты не животное. В отличие от зверя человек может сыграть чужую роль…

Летчик израсходовал почти весь боезапас, оставил только самую малость на случай непредвиденных обстоятельств. Комбат внимательно оглядел развалины облюбованного боевиками санатория. Никакого шевеления.

– Нормально сработано. Сюда они больше не вернутся.

– Сюда бы пару объемно-детонирующих. И никакой головной боли.

Взвинченный стрельбой, летчик стал рассказывать взахлеб о головках и начинках самых разных ракет. Несколько раз Рублев пытался вставить слово, потом заметил, что человек за штурвалом отвечает сам себе. Переключил внимание на землю – на предельно низкой высоте “винт” облетал окрестности санатория в поисках уцелевших врагов. Конечно, это было рискованно, но логика боя никогда не совпадала с обычной.

Когда собрались уже ложиться на обратный курс, Рублев вдруг заметил одинокую фигурку на дальней оконечности озера. Подобрались ближе – фигурка остановилась и замахала руками.

Глянули через прицел – кто такой? Не стал дергаться, не попытался скрыться. Ранен? Непохоже. Рублеву пришло в голову, что в санатории могли держать и заложников. Конечно, не пленных солдат и офицеров – их, если по какой-то причине не убивают сразу, сажают в земляные ямы. Могли держать кого-то из привилегированных: иностранцев или журналиста. А может быть, сына бизнесмена, за которого рассчитывали отхватить выкуп в миллион долларов?

Нет, даже у самого отчаянного боевика не хватит выдержки, чтобы стоять вот так в полный рост и махать рукой. Одним прицельным залпом можно такого смельчака уложить. Снизиться до предела, выбросить лестницу?

…Скоро на борту оказался еще один пассажир. Сначала лег на пол, не в силах вымолвить ни слова. Минут через десять, когда озеро и лесистые горы пропали уже из виду, оправился немного, сказал, что работал переводчиком при международной миссии Красного Креста. В самом начале второй чеченской войны на миссию напали. Врачей он больше не видел, а сам оказался здесь.

Парня, назвавшегося Игорем, Рублев внимательно осмотрел. Не нашел ничего страшного, кроме нескольких ушибов. Мысленно обругал себя – накидали ракет. Забыли, что эти твари всегда держат при себе людей для прикрытия.

– Был там еще кто-то вроде тебя? Может, нам вернуться?

– Нет, я один. Точно один, остальные бандиты.

– Фу, камень с души свалился. Тебе, парень, крупно повезло.

– Ты как следует его обыскал? – спросил, не оборачиваясь, летчик.

– Не понял? – удивился Комбат. – Ты теперь в другую крайность шарахнулся, всех подряд подозреваешь?

– Я, кстати, хотел забрать у одного пистолет, – признался спасенный. – Думал пробиваться как-нибудь в Дагестан. Потом решил: на кой черт мне оружие, если я стрелять не умею? Хорошо, что не взял, а то бы не оправдался перед вами.

– Не в оружии дело. Есть куча примет. Если б ты воевал за боевиков, картина сразу бы раскрылась. Первое – пальцы, второе – правое плечо, третье – порох в кожу въедается. Так что не боись, претензий к тебе не будет.

Глава 10

О событии, произошедшем среди бела дня в дачном поселке близ местечка Бузовны, потом еще полгода ходили разговоры среди местного населения. Когда высоко в небе, перебивая лопастями солнечный свет, появилась камуфлированная длиннохвостая стрекоза, никто особенно не удивился. Мало ли кто там летает.

Стрекоза вдруг зависла над поселком и стала быстро снижаться. Народ запаниковал, решили, что вертолет потерял управление и сейчас грохнется где-то здесь, правее или левее. Все повыскакивали из домов, стали разбегаться, не зная, какое лучше выбрать направление.

Однако аварии не случилось – подняв тучу пыли, машина благополучно села на одном из участков. Кто-то потом доказывал, будто вертолет взял на борт двоих – мужчину и женщину. Но человеку не верили – все помнили его сильно напуганным, убегающим. Большинство склонялось к другому мнению: пилоту пришлось садиться где попало, чтобы срочно устранить неисправность.

Если даже военная техника ломается, значит на гражданские самолеты вообще опасно садиться. Впрочем, при теперешних ценах особенно и не полетаешь.

Алла и Ворона наперебой рассказывали о пережитом страхе. Последний день им все время казалось, что менты где-то ходят вокруг да около.

– Этой ночью драпануть собирались. “Лучше ужасный конец, чем ужас без конца”.

– Теперь смеешься, а было не до шуток, – заметила Вороне Космачева.

– Не до шуток, точно. Даже мне. Душите меня плоскогубцами, но я не понимаю, откуда они так быстро могли разузнать?

– Какая теперь разница? – Алла прислонилась спиной к переборке и закрыла глаза.

– Куда летим, шеф? – поинтересовался Ворона у пилота, – Кто нам предоставит политическое убежище?

– Домой, к своим, – ответил за Гидж-Ивана Рублев. – И мертвые и живые.

– А мертвые где? – Ворона решил, что Комбат употребил образное выражение.

И тут его взгляд упал на три деревянных ящика.

– Привидений я не боюсь, но с покойниками так близко контачить…

– Лучше бы помолчал, – проворчал Комбат. – Здесь все-таки женщина. Вот если она раскапризничается, тогда мало не покажется.

– Все, заткнулся.

Чтобы обезопасить на всякий случай машину и пассажиров, Гидж-Иван полетел над морем, держась примерно в километре от берега. Так немного спокойнее – не ждешь выстрела снизу в брюхо. Топливо в баках подходило к концу и на заправку по прежней схеме рассчитывать не приходится. Впрочем, до российской территории запаса должно хватить.

Комбат молчал. Неужто удалось? Получилось почти все, что обещал себе и павшим? Лучше не думать, чтобы не сглазить раньше времени. Всякое может случиться. Да, корпус, у машины бронированный, но одно точное попадание в хвостовую балку перебивает трансмиссию. Именно так были сбиты девяносто процентов “вертушек” в Афгане.

Теперь уже от Рублева мало что зависело, и он невольно расслабился, прикидывая, когда сможет снять бинты. Внизу блистал и переливался Каспий, виден был пенный след от катера. Возле берега, при небольшой глубине, море было зеленоватым. Дальше зеленый цвет темнел и плавно переходил в синеву, на которую больно было смотреть от тысяч ярчайших искр.

Гидж-Иван вел машину уверенно, но состояние его оставляло желать лучшего. Бормотал себе под нос, то спрашивая, то отвечая. Прислушавшись, можно было разобрать дискуссию с самим собой по поводу тактико-технических характеристик летательных аппаратов. Но даже профан мог бы заметить полное не правдоподобие цифр – таких машин даже близко не существовало в реальности.