Пришло время и нам сняться со своего аэродрома и лететь вдогонку за фронтом. Последний полет над руинами героического города. Прощай, Сталинград! В твоем небе я получил первое боевое крещение. Здесь, над твоими разрушенными площадями и улицами, в боях с врагом я приобрел необходимый опыт и почувствовал себя настоящим штурмовиком, познакомился с замечательными людьми. Многих из них уже нет. Они погибли, защищая Родину. Мы отстояли тебя, и за каждый твой камень враг заплатил дорогой ценой. Тут только при ликвидации окруженной группировки фашисты потеряли 147 тысяч человек убитыми и более 90 тысяч пленными. С 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года, за время с начала контрнаступления советских войск под Сталинградом до капитуляции Паулюса, гитлеровцы потеряли более 800 тысяч человек, до двух тысяч танков и самоходных орудий, свыше 10 тысяч орудий и минометов, свыше 70 тысяч автомашин.

Большой вклад в эту победу внесла и наша авиация. После станут известны полные данные; с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года наша авиация произвела в этом районе 35929 самолето-вылетов, сбросила 141 тысячу бомб, израсходовала 30 тысяч реактивных снарядов, уничтожила 3 тысячи самолетов врага. Это радовало.

И вот снова фронт. Нас ждали новые бои.

Глава четвертая

Новое пополнение

Весть о приезде к нам девушек разлетелась по полку мгновенно. Летчики острили:

— Растают наши мужественные сердца от девичьих очей. Ребята, как воевать без сердец будем?

— А мы кое-кому примус вместо сердца вмонтируем. Коптит сильно, но зато горит хорошо — на керосине.

— Да, некоторым будет не до полетов…

Шутки, смех, взаимное подтрунивание. Слышу и в свой адрес; «Не устоишь». Но я отношусь к этой фразе без особых эмоций, потому что и раньше с девушками не общался, а дружить — тем более.

Однажды, вернувшись с задания, летчики нашего полка, как всегда, собрались возле командного пункта и шумно делились впечатлениями. Я любил эти минуты возвращения на аэродром, с удовольствием слушал товарищей, но сам в разговор вступал редко. Отец учил меня, что хвастовство — самое последнее дело, и это правило я усвоил на всю жизнь. А иным ребятам все-таки хотелось «выложиться». Что ж, это даже необходимо, так как давало разрядку, снимало возникшее в ходе боя нервное перенапряжение.

Вот и на этот раз все было как обычно. Из веселого разноголосого шума вырывались отдельные фразы, слова:

— Нет, нет! А ты видел?..

— О, брат, это была картина! Я его ка-а-к шарахнул!.. В жестах, интонациях и радость, и гордость, и невинная похвальба, и неподдельная настоящая русская удаль. Это и понятно: задание командования выполнено, все вернулись на свой аэродром — разве это не повод для радости? Не каждый день так бывает.

Когда кто-то чересчур увлекался и, завравшись, забывал чувство меры, находчивый Володя Анисов был обычно тут как тут:

— Пригнись, орлы.

Все, естественно, приседали. А он как ни в чем не бывало заканчивал:

— Брехня летит!

Гром хохота.

В это время и появились в нашем полку девушки. Я стоял в сторонке, слушая веселую болтовню товарищей, и заметил их первым.

— О чем это они? — спросила одна подругу.

— О полетах. Ты что, не знаешь летчиков? Хвастают, небось. Профессиональная слабость.

— А этот, длинный, что в сторонке стоит? Он что — не летчик?

— Летчик. На татарина смахивает. Что-то есть… У, какой бука…

Постояв недолго, девушки ушли. Их разговор меня задел; «бука»! Это смотря как судить! Может, «бука», а может, и нет. Гляди, какие нашлись!..

А фронтовая жизнь шла своим чередом. Мы вылетали на боевые задания, бомбили, штурмовали противника.

Фронт стабилизировался. Наши войска готовились к наступлению на рубеже реки Миус. Гитлеровцы создали здесь мощную линию обороны, для прорыва которой потребовались впоследствии крупные силы и героические усилия как стрелковых и артиллерийских частей, так и авиационных. Не случайно «Миус-фронт» вошел героической страницей в историю Великой Отечественной войны.

В конце мая 1943 года штурмовикам работы хватало: приходилось делать по нескольку вылетов в день. Мы действовали на коммуникациях врага, бомбили железные и автомобильные дороги, по которым выдвигались в район реки Миус танки, артиллерия и пехота, всячески мешали оборонительным работам противника, вели воздушные бои с авиацией.

В то время я уже служил в 76-м гвардейском штурмовом авиационном полку и получил, наконец, машину, о которой столько мечтал — двухместный Ил-2.

«Блуждание» из полка в полк мне основательно надоело, и я был очень рад тому, что, может быть, в этом полку задержусь подольше. Так, к счастью, и случилось. В этом полку я провоевал до конца войны, пропахал с ним не одну сотню километров, хорошо узнал его людей и крепко подружился с ними.

…В один из последних дней мая капитан Александр Буданов повел нашу эскадрилью за Миус. Разведка донесла, что по железной дороге движется большой эшелон с военной техникой. На штурмовку его и повел нас Буданов.

Над железнодорожным составом эскадрилья появилась неожиданно. В это время он как раз подходил к станции, то серьезно осложнило наше положение, потому что по нашим самолетам стали бить не только зенитки, установленные на платформах эшелона, но и несколько батарей, прикрывавших станцию.

Капитан Буданов не растерялся. Быстро оценив обстановку, он приказал мне по радио:

— «Сокол шесть-семнадцать», подавите батареи противника, а мы идем на эшелон.

— Понял вас, «Сокол шесть-десять!»-ответил я и тут же направил свою машину на ближайшую батарею. Поняв меня, за мной устремилось все звено. И началось…

Через несколько минут батарея врага замолчала. Оставались еще две! Они захлебывались огнем, мешая нашим штурмовикам заняться эшелоном.

И снова я веду свое звено в бой. Пока не вошел в пике, успеваю подумать: хватит ли f нас боеприпасов, чтобы подавить обе батареи? А держать их под огнем нужно как можно дольше, чтобы дать возможность командиру эскадрильи выполнить задание и отойти от станции.

Решение приходит неожиданно — нужно разделить звено на пары и делать боевые заходы, чередуя их с холостыми. Орудийные расчеты во время атаки на них штурмовиков укроются в щели. Так поможем командиру и сами выполним задачу.

Приняв решение, отдаю по радио необходимые приказы и, убедившись, что меня поняли правильно, начинаю штурмовку.

Когда от железнодорожного эшелона остались одни горящие обломки, капитан Буданов повел эскадрилью домой. Мне он сказал:

— Спасибо, «Сокол шесть-семнадцать!» Славно прикрыли. Передаю всем твоим экипажам благодарность.

Голос у командира был усталый, но довольный. Кричу своему стрелку-Саше Кирьянову;

— Слышишь, Сашок, это нам. Доволен командир нашей работой!

Эскадрилья потерь не имела, хотя многие машины получили повреждения. Зато противник лишился эшелона с техникой.

Самолеты идут на свой аэродром, можно и помечтать. Мне вдруг вспомнилось, как капитан Буданов подвел меня к новенькому двухместному Ил-2 и сказал;

— Вот на этом «горбатом» и будешь летать. — «Горбатыми» почему-то называли наши свой Ил-2, Несколько обидная кличка.

— Со стрелком?

— А как же! Теперь — только так!

— Это хорошо. А где стрелок?

— Будет, не волнуйся. Такого подберем — как у Христа за пазухой будешь!

Не знаю, как бывает «у Христа за пазухой», но стрелок мне попался хороший. У Саши Кирьянова было простое крестьянское лицо, внимательные быстрые глаза и широкая добрая улыбка. Он был не только метким стрелком, но и верным другом. Хорошо знал самолет и мечтал переучиться на летчика.

Однажды в полете услышал я голос стрелка;

— Товарищ командир, внизу два самолета! Гляжу — верно. С крестами. Уже заходят в хвост командиру эскадрильи. А истребители прикрытия высоко. Не успеют!

Нужно спасать командира.

Быстро прибавляю газ, иду вниз. Теперь дело решат секунды. На моей стороне высота, которая прибавляет мне скорость и обеспечивает внезапность. Только бы фашист не опередил. Только бы успеть!..