I will arise and go now, and go to Innisfree,

And a small cabin build there, of clay and wattles made:

Nine bean-rows will I have there, a hive for the honey-bee,

And live alone in the bee-loud glade.

And I shall have some peace there, for peace comes dropping slow,

Dropping from the veils of the mourning to where the cricket sings;

There midnight's all a glimmer, and noon a purple glow,

And evening full of the linnet's wings.

I will arise and go now, for always night and day

I hear lake water lapping with low sounds by the shore;

While I stand on the roadway, or on the pavements grey,

I hear it in the deep heart's core.

Он вспоминает о своем величии тех времен, когда он пребывал среди созвездий неба[21]

Отведал я эля из Края Вечно Живых[22]

И стал безутешен — мне ведомо все отныне:

Орешником был я,[23] когда средь моей листвы

Изогнутый Плуг и Кормчей звезды[24] твердыню

В небесную высь вознесли в незапамятный год;

Я был тростником — стлался коням под копыта;

Я стал человеком — ветру заклятым врагом,

Ведающим одно: не будет вовек избыта

На груди у любимой его вековая боль,

Губами к ее губам до смерти ему не прижаться.

О звери лесные, о птицы небес, доколь

Любовными вашими криками мне терзаться?

I have drunk ale from the Country of the Young

And weep because I know all things now:

I have been a hazel-tree, and they hung

The Pilot Star and the Crooked Plough

Among my leaves in times out of mind:

I became a rush that horses tread:

I became a man, a hater of the wind,

Knowing one, out of all things, alone, that his head

May not lie on the breast nor his lips on the hair

Of the woman that he loves, until he dies.

O beast of the wilderness, bird of the air,

Must I endure your amorous cries?

I hear the Shadowy Horses, their long manes a-shake,

Their hoofs heavy with tumult, their eyes glimmering white;

The North unfolds above them clinging, creeping night,

The East her hidden joy before the morning break,

The West weeps in pale dew and sighs passing away,

The South is pouring down roses of crimson fire:

O vanity of Sleep, Hope, Dream, endless Desire,

The Horses of Disaster plunge in the heavy clay:

Beloved, let your eyes half close, and your heart beat

Over my heart, and your hair fall over my breast,

Drowning love's lonely hour in deep twilight of rest,

And hiding their tossing manes and their tumultuous feet.

Или не слышишь зов мой, белая лань без рогов?

Я стал красноухим псом, искусным в твоих следах.

Прошел я Тропу Камней и гибельный Лес Шипов,

Ибо кто-то вложил в мои ноги надежду и страх,

Ненависть и желанье гнать тебя день и ночь.

С ореховым посохом он встретил меня в лесах,

Только взглянул без слова — и я уже мчался прочь,

И голос мой с той поры сделался лаем пса,

И мимо меня летят Время, Рожденье, Рост.

Когда же Вепрь без щетины придет с Заката? клыком

Выкорчует огни солнца, луны и звезд

И с ворчаньем улегшись во тьме, устроится на покой.

Перевод с английского и примечания Анны Блейз

Do you not hear me calling, white deer with no horns?

I have been changed to a hound with one red ear;

I have been in the Path of Stones and the Wood of Thorns,

For somebody hid hatred and hope and desire and fear

Under my feet that they follow you night and day.

A man with a hazel wand came without sound;

He changed me suddenly; I was looking another way;

And now my calling is but the calling of a hound;

And Time and Birth and Change are hurrying by.

I would that the Boar without bristles had come from the West

And had rooted the sun and moon and stars out of the sky

And lay in the darkness, grunting, and turning to his rest.