Хватая ложкой прямо из кастрюли теплую кашу с неизменной тушенкой, Леонид подошел к окну и выглянул в щелку между занавесками наружу.
Шел третий час дня. Людей на улице было не видно, наверное, все разошлись по рабочим местам до вечера.
«А поселок довольно большой», – подумал Леонид.
Он помнил по плану множество строений, нарисованных Лёней, но в натуре это все выглядело куда значительней: поселок был похож скорее на современный пригород какого-нибудь финского города. Здесь были красивые здания явно не российской конструкции, нерусская чистота на улицах. А две оранжереи, мимо которых они с Федором прошли утром, вообще поразили его. Он помнил, как Лёня рассказывал ему, что их со школы отправляли сюда на работы по обеспечению поселка зеленью и овощами, и Леонид ожидал увидеть что-то типа наших северных тепличек, а тут стояло два просторных стеклянных дома, похожих на оранжерею на Потемкинской улице в Питере.
Из окна Леониду была видна довольно высокая труба местной ТЭС, снабжающей Озерный теплом и светом.
«Да, задумано все солидно! Прямо как отдельное государство, живущее самодостаточной жизнью, – заключил Леонид. – Где-то ты, Есения? Может, в ста метрах от меня, может, в тысяче… Ничего не изменилось, я опять тебя ищу, и мне опять приходится ждать…»
Леонид совсем приуныл и, чтобы отвлечься, пошел в гостиную выбрать что-нибудь почитать.
Взяв с полки какую-то научную книжку с картинками, он рассеянно полистал ее, как вдруг услышал, что к дому подъезжает машина.
Он замер, боясь подойти к окну, чтобы посмотреть, кто там. От напряжения у него похолодело в животе.
Хлопнула дверца машины, но вышедший из нее человек направился, судя по звуку шагов, к крыльцу соседей.
Услышав, как открылась и захлопнулась там дверь, Леонид облегченно перевел дух: «Слава Богу!».
Он заглянул в спальню к Федору, собираясь предупредить его, что вернулся сосед, но Федор крепко спал, накрывшись покрывалом с головой.
Тогда Леонид вернулся на кухню и сел, прислушиваясь к происходящему за стеной. Видимо, кухни здесь были смежные, потому что он услышал, как там торопливо ходит человек, гремя посудой. И вдруг к этому прибавился еще и удивленный женский возглас.
«Как это я проморгал ее приход? – раздосадовался Леонид, припадая ухом к стене. – Тоже мне лазутчик!»
Мужской голос что-то отвечал женщине, но Леонид не мог разобрать слов. Вспомнив виденный им в детстве какой-то шпионский фильм, Леонид взял стакан и, приставив его к стене, прижался к нему ухом.
«О!» – удивился он, отчетливо услышав, о чем там говорят.
– И когда ты вернешься? – спрашивала Нина Ивановна.
– Не знаю, должна прилететь комиссия, ты даже не представляешь, что этой ночью случилось!.. – мужчина помолчал. – Начальство приказало мне быть за него на руднике, он утром улетает с Есенией Викторовной в «головняк». Хочет, чтобы я принял комиссию по высшему разряду.
– А что произошло-то? – спросила Нина Ивановна.
– Это служебная тайна, не спрашивай. Одно могу сказать: будет серьезное разбирательство. Так что не жди меня скоро, если что, я тебе позвоню. Давай, скоренько обедать, а то черт его знает, когда еще поесть придется…
Леонид взял лист и тщательно записал все, что услышал, чтобы доложить Федору, когда тот проснется. «Если будет разбирательство, а оно обязательно будет, нам тут вообще могут перекрыть кислород», – приписал он от себя…
У соседей хлопнула входная дверь, и через мгновение от дома отъехала машина.
Оставив лист на столе, Леонид вернулся в гостиную, решив дальше осмотреть книжные полки. Здесь было много научной литературы, но несколько полок было заставлено подписными изданиями с русской и зарубежной классикой. Вдруг на одной из полок, под альбомами по искусству, Леонид заметил темно-синий коленкоровый переплет какого-то толстого издания. Уже догадываясь, что это может быть, он с волнением вытащил его.
Предчувствие его не обмануло – это оказался фотоальбом. Раскрыв его, Леонид тут же встретился с грустными глазами Есении, держащей на руках ребенка, которому было чуть больше годика. Они были сфотографированы на фоне сопок. Весенний ветерок взметнул волосы Есении. Она стояла, крепко прижимая к себе сына, испуганно смотрящего в объектив.
«Сибирская мадонна… – пронеслось в голове Леонида, и он почувствовал, как у него перехватило дыхание. – Родные вы мои…»
Федор, самостоятельно проснувшийся около семи часов, так и застал Леонида сидящим в сумерках в гостиной: тот все еще рассматривал при свете фонарика семейный альбом Есении.
Посмотрев в его наполненные болью глаза, Федор положил ему руку на плечо и сказал одними губами: «Ничего, паря, все будет хорошо! Я тебе обещаю!».
Леонид благодарно пожал ему руку, а потом, поманив, повел его на кухню, где протянул ему листок.
Федор, прочитав написанное, задумчиво покивал, а потом написал: «Ночью пойдем к вертолетной площадке, нужно осмотреться. Может, удастся выбраться отсюда тем же вертолетом, на котором повезут и ее. Можешь поспать еще».
Леонид кивнул и пошел в спальню Есении.
Во втором часу ночи его разбудил Федор. Леонид тщательно застелил за собой постель, скрывая следы их пребывания в доме.
В ванной, где он уже испытанным способом нацедил себе в таз воды, он тихо ополоснул лицо, после чего все расставил по своим местам, а полотенце, отжав посильнее, повесил на батарею сушиться.
Войдя на кухню, он глянул на плиту, где стояла кастрюлька, еще наполовину полная гречневой каши. «Возьмем с собой?» – жестом спросил он Федора, указывая на кастрюлю, но тот насмешливо посмотрел на него.
Леонид, у которого бабка по отцу умерла в блокадном Ленинграде, не мог представить, как это можно бросить еду. Взяв ложку, он начал есть прямо из кастрюли. «Нехай пузо лопне, а добру пропасть не дам!» – вспомнил он присказку с маминой родины и улыбнулся.
Через несколько минут, собираясь к выходу, Леонид переоделся в свою одежду, с сожалением возвращая в шкаф теплый махровый халат Есении и, оглянувшись на Федора, быстро засунул в свой рюкзак ее фотоальбом. Он не мог оставить его здесь. Если им не удастся вырвать Есению из рук ее надзорщиков, то у него останется хотя бы эта память о ней.
Полностью собравшись, они уже стояли на пороге, как Федор, вдруг спохватившись, вернулся на кухню. Вынеся оттуда листок, на котором они переписывались, он показал его Леониду и, ухмыляясь, убрал к себе в карман.
«Да, вот бы охрана порадовалась, найдя его здесь!» – тоже улыбнулся Леонид.
Они открыли дверь на улицу.
Мороз за сутки заметно спал, и с неба ровными рядами, не тревожимые ветром летели крупные пушистые снежинки. Вокруг было тихо и красиво. И в этом было что-то от Нового года – казалось, что сейчас из-за поворота появится запряженная оленями упряжка, везущая Деда Мороза.
Поселок спал, и лишь дежурные фонари освещали его безлюдные улицы.
Федор, оттолкнувшись, спрыгнул на землю, минуя ступени крыльца, на котором уже легким слоем лег снег.
«Я так не смогу, – озадаченно посмотрел на крыльцо Леонид. – Да и зачем, снег все равно к утру занесет наши следы».
Но, решив последовать примеру Федора, он тоже прыгнул и, подскользнувшись при приземлении, проехал на «мягком месте» прямо под ноги Федора. Тот, хмыкнув, подал ему руку, и они, оглянувшись на темные окна Нины Ивановны, поспешно вышли за калитку.
Миновав коттеджи, они пошли к лесу уже знакомым маршрутом, и когда добрались до его опушки, надели лыжи и двинулись к озеру.
– Надо было взять тебе другие лыжи в сарае у Есении, – тихо заметил Леонид, глядя, как Федор осторожно ступает на обломанную лыжу.
– Ничего, дойду! Вдруг бы кто-нибудь заметил пропажу раньше времени, – возразил Федор. – Есения еще здесь, мы пока ее не увезли в безопасное место. Сейчас все может обернуться против нее. Хорошо, если ее отлет не задержат из-за приезда комиссии.
Беспокойство Леонида оказалось не напрасным. Через полчаса, наехав в темноте на какой-то выступающий из-под снега валун, Федор доломал свою покалеченную лыжу. Она треснула вдоль на две половины.