– Святая наивность… – покачал головой Круглов. – Ладно, давай завтра встретимся у меня в кабинете после работы и все обсудим.

– Хорошо, – согласилась Есения, озабоченно посмотрев на Круглова.

– Тогда до встречи, – сказал он и вдруг улыбнулся: – Смотри: а мы за разговором и не заметили, как дошли до твоего дома. Считай, что я тебя проводил. И, знаешь, мне понравилось…

Есения, покосившись на него, пробормотала:

– Не могу того же сказать о себе… До свидания, – и поспешила взбежать на крыльцо.

«Ничего… – думал Круглов, глядя, как она закрывает за собой дверь. – Тебе тоже понравится, дай только срок…»

На следующий день, около девяти часов вечера, Есения постучала в кабинет Круглова.

Тот, довольный, что она все-таки пришла, поднялся к ней навстречу из-за стола.

– Проходи, садись. Чаю хочешь? – спросил он тоном радушного хозяина, плотно прикрывая дверь за Есенией.

Она отрицательно покачала головой:

– Спасибо, дома попью, – и попросила: – Давайте, ближе к делу. Сами же говорили, что время уходит…

Круглов хмыкнул и, вернувшись обратно за стол, сказал:

– Ну что же, давай ближе к делу.

Есения сидела, крепко сжав руки, и внимательно смотрела на него в ожидании.

«Волнуется… – отметил Круглов. – Это хорошо».

– Значит так, – начал он, – третьего января мы отправляем в Академгородок платформу со списанным оборудованием, в курсе, да?

Есения кивнула.

– Вот на этой платформе Лёню отсюда и вывезем. В ящике для оборудования…

– А дальше?

– А дальше мой человек посадит его на поезд Новосибирск-Санкт-Петербург. А там он уже сам доедет как-нибудь, не маленький…

– Да, не маленький… если не считать того, что он никогда не выезжал отсюда, и ничего не знает о том мире… – заметила Есения.

– Это пусть тебя не волнует. Его подробно проинструктируют. Потом, ведь я дам знать его отцу, и тот его встретит.

– Почему вы так уверены? – тихо спросила Есения.

– Потому что он порядочный мужик, и от своего сына не откажется, – твердо ответил Круглов.

Есения вскинула на него глаза и тут же опустила их, промолчав.

– Единственное, что потом тебе нужно будет сделать, это убедительно разыграть горе – пропал твой сын, и ты не знаешь, что с ним случилось.

– А если его схватят по дороге? Или потом, у… Леонида Аркадьевича… Ведь его же будут искать? – обеспокоенно спросила Есения.

– О его «пропаже» ты объявишь как можно позже, чтобы он успел подальше отъехать. Будут каникулы, значит, в школе до начала занятий его вообще не хватятся, а пацанам можно сказать, что он не выходит гулять, потому что болеет. Я дам тебе знать, когда нужно будет начать бить тревогу. Что касается Питера, то я предупрежу его отца, чтобы он сразу же увез Лёню куда-нибудь и сделал вид, что понятия о нем не имеет.

– А как вы сами выкрутитесь, у вас же, наверняка, будут из-за этого большие неприятности? – пыталась найти слабое место в его плане Есения.

– Это моя забота, – коротко ответил Круглов. – Пусть это тебя тоже не волнует.

– А он не замерзнет в дороге? – тихо спросила она.

– В ящике не замерзнет, – улыбнулся Круглов. – Главное, чтобы не продувало, а так мы ему туда тулуп положим, опилок… доедет!

– Когда мне его собирать?

– Никаких «собирать», чтобы даже намека на сборы не было – все должно выглядеть так, как будто он просто исчез.

– Но поговорить же я с ним должна! – удивленно посмотрев на Круглова, возразила Есения. – Не засунем же мы его просто в ящик…

– Поговорить надо, – согласился Круглов. – И сделать это нужно сразу после Нового года, за несколько часов до его отъезда, чтобы он не успел никому проговориться. Только запомни: во-первых, разговаривать с ним будешь только на улице, желательно на лыжной прогулке, где-нибудь подальше от комплекса и вышек. Во-вторых, мое имя в этом деле фигурировать ни в коем случае не должно. Скажешь Лёне, что ты сама договорилась с охранником, который его отсюда вывезет и посадит на поезд в Новосибирске. Больше ему знать ничего не надо, адрес отца напишешь ему сама.

– Я не знаю номера дома… – сказала вдруг Есения, отводя глаза. – Только квартиру… и где это визуально находится.

– Хорошо, я подскажу тебе адрес, – сказал Круглов, с трудом сдержав улыбку. Поднявшись со своего места, он подошел к ней. – Ну, договорились?

Есения, вздохнув, ответила:

– Договорились…

– Да не волнуйся ты так! – Круглов успокаивающе положил ей руку на плечо. – Все будет хорошо.

«Что вам хорошо, другим – смерть…» – подумала Есения и, бросив на Круглова короткий неприязненный взгляд, повела плечом, высвобождаясь из-под его руки.

Круглов внимательно посмотрел на нее и хотел уже напомнить ей об их уговоре, но передумал – столько лет ждал, подождет и еще немного…

А Есения, выйдя из кабинета Круглова, в задумчивости пошла по коридору в сторону входа в подземную, вернее, подводную, часть комплекса, где находилась ее лаборатория. Но потом, спохватившись, что рабочий день закончен, повернула обратно…

Выйдя из здания на улицу, освещенную фонарями, она подняла повыше воротник дубленки и быстро пошла домой, где ее ждал Лёня.

Открывая дверь на своей половине коттеджа, она еще с порога услышала шум и громкую музыку, доносившиеся из комнаты сына. На вешалке висело несколько пальто.

Сняв дубленку и меховые сапожки, Есения постучала к Лёне.

Он высунул нос из-за двери:

– Ой, мам, ты уже пришла! А у меня ребята в гостях, ничего?

– В общем-то ничего, – улыбнулась она, – но уже почти десять вечера, не пора ли им по домам?

Заметив раздосадованный взгляд Лёни, Есения неожиданно обняла сына, с содроганием думая о том, что скоро ей предстоит расстаться с ним, отправив неизвестно куда.

Лёня возмущенно затрепыхался и, оглянувшись за дверь, прошептал:

– Мам, да ты чо! Ребята увидят – засмеют… Что за телячьи нежности!

– Ладно уж, даю вам еще полчаса, но потом – все, а то родители твоих друзей будут их искать, – сказала она, отпуская сына, и пошла на кухню.

Разогревая ужин, она напряженно думала о том, что ей предстоит сделать. Она не была уверена, что Круглову можно доверять, вдруг он просто получил приказ перевести Лёню на другой объект, и чтобы не вызывать у нее возражений придумал весь этот боевик? Хотя, с другой стороны, зачем тогда Лёню вывозить из Озерного с соблюдением такой конспирации? Его ведь могли просто посадить в вертолет и увезти куда угодно…

«Нет, нужно сейчас, не откладывая на после Нового года, поговорить с Лёней, подготовить его», – решила она.

Погруженная в свои мысли, Есения даже не заметила, как отпущенные сыну полчаса пролетели, и вздрогнула, когда он вошел на кухню, окликнув ее:

– Мам, ты чего? У тебя что-нибудь случилось?

– Да нет, сынок, просто устала, – сказала она, грустно улыбнувшись ему.

– Мам, ты на меня не обижаешься? – спросил Лёня, виновато подходя к ней. – Просто ты не знаешь, как мальчишки к этому относятся! А я не хочу, чтобы меня прозвали маменькиным сынком или лизуном… – он обнял Есению и поцеловал ее в щеку. – Не обижаешься?

– Не обижаюсь, – успокоила его Есения и погладила по голове. – Ты у меня уже скоро будешь совсем взрослым…

– Что-то не нравится мне твое настроение, – тихо сказал Лёня. – У тебя, правда, все хорошо?

Есения кивнула и вдруг заплакала. Лёня испуганно воззрился на нее, глядя, как слезы текут по щекам никогда не плакавшей при нем матери. Правда, он не раз замечал, что она по утрам выходила из своей комнаты с заплаканными глазами, но они никогда об этом не говорили.

– Мам! Ты что?!

Есения, приложив к губам палец, показала ему на стенку, за которой была кухня соседей.

Лёня, махнув рукой, возразил:

– Да, им не слышно, не волнуйся!

На что Есения, вытирая рукой слезы, покачала головой и, притянув к себе сына, прошептала ему на ухо:

– Дело не в них, нас вообще прослушивают…

Лёня удивленно уставился на мать, и она еще раз предупреждающе поднесла палец к губам, а потом поманила его к нему комнату.