Глядя на перекошенное от похмелья лицо мужа, Рита с тревогой думала о том, что же у него происходит, если он так сорвался.
Обычно Бурый не посвящал ее в свои дела, и ей приходилось о многом только догадываться. Но сейчас она хотела знать наверняка, что у него стряслось, отчего он в последние дни ходит сам не свой, и даже впервые в жизни намедни гаркнул на нее.
Она подумала о Валере, который продолжал кимарить в кухне. Можно было попытаться взять его сейчас, обессиленного и ничего не соображающего и, используя орехово-гастрономический подход, прижать к стенке и «расколоть», выжав из него все, что он знает. Рита не сомневалась, что это у нее получится, тем более, что Валера почему-то всегда побаивался ее, впрочем, как и многих других… Трусоват был парень, и как этого не видел сам Бурый, она не понимала, но вмешиваться не хотела.
Дождавшись, когда Бурый уснул, Рита вернулась в кухню и, растолкав Валеру, налила ему стакан водки, силой заставив его выпить. Того даже передернуло.
Через полчаса она знала все. Задав с десяток уточняющих вопросов, на которые Валера ответил заплетающимся голосом, она вызвала такси и выпроводила Валеру домой отсыпаться, а сама устало опустилась в кресло, переваривая полученную информацию. Мужа нужно было спасать… Прав Копытин, черт с ними, с деньгами, Витек сейчас должен отойти от всей этой истории, пока на него самого не вышли… «Боже мой! Столько людей погибло! – покачала она головой. – А если, не дай Бог, что-нибудь выплывет…»
Встав, она набрала номер телефона знакомой, у которой муж был наркологом, и попросила, чтобы тот приехал помочь снять ее мужу похмельный синдром, де, у него сегодня важные дела, а он вчера сильно перебрал.
Бурый, которого Рита разбудила через полчаса, глянул в ее печально-укоризненные глаза и, решив, что это ее реакция на его пьяную ночь, почувствовал себя последней сволочью. Поэтому он даже не рыпнулся и стоически перенес все мучительные процедуры, которые над ним проделал приехавший на дом нарколог.
Рита все это время сидела непривычно молча, и только разглядывала мужа с каким-то болезненным вниманием, словно впервые видела его.
Когда врач уехал, Бурый, было, попытался сунуться к ней с извинениями, но она решительно отстранила его, сказав, что ему пора ехать на работу.
– Да черт с ней, с работой! – отмахнулся Бурый, пытаясь притянуть жену к себе.
– Витек, ты сейчас поедешь на работу, – упершись ему в грудь руками, сказала Рита. – Подобьешь все свои дела, а потом вернешься сюда и мы с тобой уедем.
– Куда это? – настороженно нахмурился Бурый.
– Отдыхать… Куда угодно… – Рита спокойно выдержала подозрительный взгляд мужа.
– Милая, но я не могу все бросить! – воскликнул Бурый, отводя от нее глаза. – У меня, блин, дела, бизнес, черт бы его побрал! – он попытался примиряюще улыбнуться: – Ну что с тобой? Чего ты так расстроилась? Перепил разок, с кем не бывает! Обещаю, что больше ты меня в таком виде не увидишь.
– Не увижу, – серьезно кивнула Рита, не ответив на его улыбку, – потому как я тебя тогда просто сама придушу… Моему сыну отец-алкаш не нужен!
– Ну так уж сразу и алкаш… – обиделся Бурый.
– Теряем время! – резко оборвала его Рита. – Давай, собирайся: ты – на работу, я – в турфирму, вперед!
Бурый посмотрел на жену, обескураженный ее непривычной суровостью, и, решив с ней не спорить, пошел в комнату одеваться. В конце концов, Ритуля была права – утром должны были вернуться Козак с Квачом, нужно их будет подробнее порасспросить, как там все было…
Рита, дождавшись отъезда мужа, тоже собралась и поехала в турфирму, через которую они уже не раз летали на отдых в теплые страны.
Бурый, приехав на работу и кивнув улыбнувшейся ему Галюне, прошел в свой кабинет и сразу же набрал номер Козака.
– Ты где? – спросил он, услышав его голос.
– Через десять минут можем быть у офиса, – ответил тот.
– Позвони мне снизу, как подъедете, – приказал Бурый. – Наверх не поднимайтесь – я сам спущусь. Поедешь за мной следом, где-нибудь остановимся, погутарим.
– А что, что-нибудь еще случилось? – напрягся Козак.
– Ничего пока не случилось, – успокоил его Бурый. – И нечего каркать!
– Понял, не буду…
– Галюня! – позвал секретаршу Бурый, нажав кнопку селектора. – Кофе мне, быстро и побольше!
– Сей момент! – тут же отозвалась та. – Коньячку плеснуть?
– Ни в коем случае! – Бурого передернуло. – Принеси лучше аспирину, если есть.
– У нас как в Греции – есть все! – весело объявила Галюня.
«Вот трещотка!» – беззлобно усмехнулся Бурый, потирая рукой ноющий затылок.
Через несколько минут Галюня вошла в кабинет, неся на подносе дымящуюся чашку с кофе и стакан, в котором шипела и брызгалась бешено метавшаяся по воде таблетка аспирина.
– Поправляйтесь! – улыбнулась Галюня, поставив поднос перед Бурым и понимающе окидывая опухшее лицо шефа.
– Спасибо, – вздохнул тот и, взяв стакан, с отвращением влил в себя лекарство.
Когда Козак отзвонился ему снизу, Бурый вышел из кабинета, сказав секретарше на ходу:
– Я ненадолго, через час буду. Всех отсылай к едрене-фене. Да… и закажи к вечеру большой букет красных роз…
– Для Маргариты Ивановны? – уточнила Галюня.
– Любопытная, – усмехнулся Бурый. – Смотри, чтобы нос на базаре не оторвали…
Выйдя на улицу, он нашел взглядом джип Козака и, едва заметно кивнув, сел за руль своего «мерседеса».
Тронувшись с места, он поехал в сторону от центра, на одну неприметную улицу, вдоль которой тянулись кооперативные гаражи. Там можно было остановиться, не привлекая ничьего внимания, и спокойно поговорить.
Прибыв на место, Бурый заглушил мотор и подождал, пока Козак перейдет к нему в машину.
– Здорoво! – протянул ему руку Козак, плюхнувшись рядом на сиденье.
– Здорoво! – отозвался Бурый, глядя перед собой и не отвечая на предложенное рукопожатие. – Ну, рассказывай, что вы там наваляли!
Козак сжал губы, убирая отвергнутую руку в карман, но, сдержавшись, стал подробно излагать ход событий, как он их понимал.
Бурый молча слушал его и наливался глухим раздражением. Даже ему, никогда не участвовавшему непосредственно в подобных разборках, было понятно, что пацаны повели себя, как последние отморозки, за что и поплатились жизнью, и его, Бурого, наказали на деньги, не выполнив задания.
– А как же ты сам остался жив? – спросил он у Козака, бросив на него подозрительный взгляд. – Ну, Квач – понятно, он на улице в машине сидел, а ты-то как от пули ушел, если там такие асы были?
– Задержался в кабинете… Васька пошел к ребятам, я кровь секретарши подтирал, а то она протекла бы в коридор. Я же не думал, что там все так быстро получится. А потом уже поздно было… Все произошло слишком быстро…
– А Ваське поручить пол подтереть ты не мог? – саркастически спросил Бурый. – Может, если бы ты вместо него пошел, так все бы по-другому обернулось, может, и ребята твои не все тогда полегли бы?
– Ты на что намекаешь?! – заиграл желваками Козак. – Что я их под пули подставил, а сам отсиделся?
– Ну примерно так, – зло сощурив глаза в ответ, сказал Бурый. – А ты попробуй, докажи обратное! Ты пошел главным и должен был руководить ходом всей операции, а у тебя сначала твой Васек в секретаршу сдуру палит, а потом остальные прут на рожон, и понятное дело, нарываются на отдачу. Я же говорил вам: не на лоха идете, мать вашу, а на профессионала! Неужели нельзя было тихо выйти на Круглова, сообразить, что к чему, а уже потом стрельбу поднимать?! Зачем мы вообще вам фээсбэшные удостоверения выправляли? Покрасоваться? Нет, не для этого, а чтобы вы могли пройти тихо и без шума там, где другие не пройдут, а вы что устроили?! Шмон на всю Сибирь!
– Ты мне морали не читай! – вскипел вдруг Козак, ощерившись, а потом тише, сквозь зубы, добавил: – Тебя там не было, а что получилось – теперь не исправишь. Это мои люди погибли, а не твои, и мне еще их семьям что-то объяснять надо будет. Так что, давай, договоримся так – ты рассчитываешься с нами, и полюбовно разбегаемся в разные стороны!