Третьего дня Германия объявила войну России. Мы это узнали сегодня из "Орловского вестника" от 20 июля. Московские и петербургские газеты не пришли. Пишут и рассказывают о патриотических манифестациях в городах. А у нас в деревне с лихорадочным ожиданием ждут "забастовки", или, иными словами, земельного бунта. Страшный суд наступает, и жутко, что будем привлечены к ответу.

Сегодня в "Голосе Москвы" от 20-го телеграмма о том, что Германия объявила войну Франции. В "Орловском вестнике", который теперь будет приходить днем раньше московских газет, т. к. поезда сокращены и время их прихода и отхода изменено, написано, что Белград занят австрийцами и что немцы бомбардируют Пти Круа возле Нанси.

Сегодня вспоминаем о том, как неделю тому назад был у нас Сережа и, хотя уже было столкновение между Австрией и Сербией, но совсем не было похоже на тот общеевропейский пожар, который сейчас разгорается.

А С. Н. Свербеев (посол в Германии) был у нас в субботу, шутил, разговаривал, читал нам наизусть футуристическое шуточное сочинение, написанное им и Новосильцевыми, говорил, как он доволен своей матерью, женой и т. п., надеялся пробыть все лето в Сетухе и, возвратившись от нас, нашел такие газеты, по которым он увидал, что ему надо возвращаться в Берлин. Он запросил Сазонова, ехать ли ему в Петербург или в Берлин, и получил ответ, что, разумеется, надо ехать в Берлин. И он на другой день уехал, очень расстроенный, взволнованный и даже осунувшийся, как рассказывала Анна (его жена).

Мы, с живущей у нас С. И. Лаврентьевой, накупили материи, покроили 12 рубах для раненых, и все у нас шьют, включая Таню. Я застала ее с Wells на балконе за работой. Она сидела около Wells на низенькой скамеечке и старательно шила, рассказывая Wells сказку. Я спросила о чем? Wells сказала мне, что это о маленькой немецкой девочке, у которой была английская гувернантка. Как удивительно, что ее маленькая душа чувствует тот трагизм, который был бы, если бы любящие друг друга существа оказались врагами. Она все эти дни с напряжением следит в разговорах старших за тем, как держится Англия относительно русских. И когда она слышит, что Англия выражает сочувствие или обещает поддержку России, то лицо у нее так и сияет, она это немедленно переводит своей Wells.

Товарные поезда не принимают никакого частного груза. Я послала 25 р. в Москву Шафоростову на провизию, но получить ее не могу.

Купец, снявший у нас яблочный сад, не знает, куда девать яблоки, т. к. отправлять их нельзя. Я запаслась провизией на месяц со станции.

Ездила тройкой с Максимом на станцию и в Сетуху. До Ржавца довезла Таню, miss Wells и m-elle Garcia. Оттуда они домой пришли пешком.

Заехала в Сетуху, взяла с собой Анну и поехала на станцию. Там одновременно с нами подошел поезд с солдатами и лошадьми.

– Откуда, земляки?

– Козловские.

Все очень крепкие, рослые ребята. Страшно смотреть на это пушечное мясо и думать, что через несколько дней или недель кто-нибудь из этих молодцов, подшибленный немецкой пулей, ткнется лицом в грязь и так и останется там один умирать. И так будет не с одним, а с десятками, если не сотнями тысяч.

Некоторые в Благодатном вышли из вагона и разговорились с всегда словоохотливым Максимом. Спросили про меня и Анну и, показывая на меня, сказали: "Эта по форме одета – в черном. А энта нет".

На станции говорят, что счет потеряли числу идущим на Орел воинским поездам. Частный товар не принимают. Оловянников возит товар из Орла на подводах. Послала телеграмму от М. П. Гарсиа ее матери, чтобы не беспокоилась, а то она вызывает дочь домой. Но дойдет ли телеграмма – неизвестно.

От С. Н. Свербеева со дня объявления войны никаких известий нет, только телеграмма в газетах о том, что русское посольство выехало из Берлина.

Три сенсационных известия, но, кроме первого, несколько сомнительные: 1. Император Франц-Иосиф умер. 2. Англия и Бельгия объявили войну Германии. 3. Английский флот потопил восемь германских броненосцев. Другие известия: большое возмущение на Германию за ее непорядочное поведение, за то, что она заняла независимый Люксембург, за то, что начала войну с Францией, собственно, не объявивши этой войны; за то, что она подкупает другие державы разными обещаниями вроде того, что обещает в случае поддержки Голландии Антверпен и т. п.

Говорят, что в Австрии сильные внутренние беспорядки.

Вильгельм обратился к своему народу с речью, в которой говорил, что "мы жили тихо и мирно и на нас низко напали" и т. п.

Со станции мы с Анной заехали в Сетуху, где я посидела с Зинаидой Сергеевной Свербеевой, Е. Н. Ребиндер и четырьмя мальчиками Свербеевыми, и поспешила домой, чтобы сообщить новости, которые я слышала.

Когда четыре красавца Свербеевы вышли меня провожать, мне так же жалко и жутко было смотреть на них, как на Козловских мужиков. Коля, наверное, пойдет на войну, может быть, Воля и Митя. Сережа молод. Ехавши домой, Максим разговаривал со мной совсем не в "забастовочном" духе, а в приподнято-патриотическом.

У пруда меня встретила моя Танечка с Wells и доехала со мной до дома. Таня, ложась спать, с Wells пели "God save the King" {"Боже, храни короля" (англ.).}. Мне немного неприятно видеть в Тане и чувствовать в себе патриотический подъем духа, который противоречит христианскому, но трудно в такие минуты, как теперь, чувствовать иначе. А кроме того, мы с ней жалеем и немцев.

Наши вчерашние сведения сегодняшними газетами не подтвердились. О смерти Франца-Иосифа нигде не напечатано, а между тем мы это читали в "Раннем утре" от 21-го. Англия войны не объявляла, но сэр Эдвард Грей говорил в этом смысле речь в парламенте. Более похоже, что Бельгия объявила войну, так как отказалась от ультиматума Германии. О потоплении восьми броненосцев ни слуха ни духа.

"Русское слово" сегодня (в газете от 22-го) пишет, что оно ни одной телеграммы от своих корреспондентов за вчерашний день (21-го) из Западной Европы не получило.

Была днем Анна Свербеева. Ей, видно, не сидится. Наружно она спокойна, но в душе очень тревожится за сыновей.