– Да и я умный, – охотно согласился Сухад, – Я вот придумал, как покараю эту жирную рожу!
– Как, – гоготнул Нартанг.
– Ты бьешься так, что никто не сможет тебя победить. Ты и вправду не человек… Ну я говорю… это… – язык правителя уже едва слушался его, – Ты, конечно человек, но… ну… Ладно! – в сердцах махнул рукой калиф, убедившись, что уже не в силах изрекать сложные речи, – Выпьем!
Упившись с калифом почти в стельку, Нартанг кое-как выполз за дверь, когда правитель отключился, и вновь лег поперек входа – пусть пьяный, но он все равно исполнял возложенный на него долг.
Поутру его сменили стражники, он прошел в свою маленькую комнатку. Кое как стянув с себя одежду, отметив появление большого кувшина с водой, Нартанг выпил добрую его половину и завалился спать. Проснувшись он вспомнил слова Сухада о скором возвращении Карифа и невольно помрачнел. Опять сидеть в клетке и выставляться ублюдкам песчаного народа перед боем на арене после свободы, вкушенной в походе с калифом совсем не хотелось. Сопровождение каравана Сухада дало Нартангу вспомнить себя, как командира и свободного воина, и теперь добровольно вновь надевать на себя ошейник невольника, к чему вынуждало его данное слово, было ох как тяжело. Нартанг встал, выпил еще воды и умылся ее остатками. На удивление сегодня голова у него не болела. Видно вино было очень хорошее… Он оделся и пошел на свой пост – хоть никто и не определял когда ему вставать на стражу, самому ему не очень-то хотелось блуждать в лабиринтах узких коридоров. Дворец Сухада ему не нравился – хоть здание было и большое, высокий и плечистый, по сравнению с низкорослым сухим народом пустыни, Нартанг чувствовал себя в нем стесненно…
– Эй, Нартанг, иди сюда! – вдруг остановил воина знакомый голос красавицы Чийхары, донесшийся из-за тяжелого ковра, за которым оказалась небольшая дверь.
Он и не думал, что своевольница запомнила его имя. Нартанг окинул взглядом пустынный коридор и вошел в приоткрытую дверь. Ему показалась, что сегодня Чийхара еще ослепительнее, чем обычно – и без того большие глаза, теперь умело подкрашенные, казалось, занимали половину скуластого лица, пылая странным огнем возбуждения, пухлые губы аппетитно поблескивали в приглушенном свете лампы.
– Чийхара, – растерянно посмотрел он на загадочно улыбающуюся женщину, не понимая, чего ей от него понадобилось.
– Нартанг! – повторила та, взяв его за руку и увлекая в глубину комнаты, где откинула рукой тяжелый полог, за которым снова обнаружился потайной проход.
Такой узкий, что Нартангу пришлось продвигаться за ней боком.
– Что случилось, куда ты меня ведешь? – пытался дознаться цели этого путешествия воин, начиная подозревать, что Чийхара ведет его на запретную для него женскую половину дворца.
Наконец, девушка остановилась, юркнув за неприметную дверь и увлекая воина в достаточно просторную комнату с изящным резным столиком, чуть ли не сотней подушек, разбросанных по полу, покрытому пушистым узорчатым ковром, увешанную прозрачными шелками и уставленную маленькими светильниками.
– Куда ты ведешь меня, Чийхара, мне нужно к твоему господину… – растерялся Нартанг, начиная догадываться для чего привела его в свою комнату недоступная красавица. То, что это ее комната, он догадался, увидев на углу большого отполированного до блеска куска серебра, служащего зеркалом, знакомую огненно-красную накидку.
Поддавшись минутному порыву, он подошел к серебряному зеркалу и невольно отпрянул от него, увидев свое отражение – впервые за все эти годы. То размытое изображение, что он мельком видел в водоемах с тревожной водой не шло ни в какое сравнение с представшим из отполированного металла. Он помнил похожее зеркало, которое подарил когда-то Раде, в той другой далекой счастливой жизни. Вспомнил, как выглядел тогда. Там в Данерате с блестящего листа на него смотрел скуластый черноглазый красавец с золотисто-белыми волосами, прямым носом и правильной линией губ. Теперь же из зеркала скалилось одноглазое чудовище с исполосованной мордой и разрезанным ртом…
– Хьярг! – невольно выругался воин, в шоке отворачиваясь от своего отражения – он, конечно, знал, что некрасив, но не думал, что настолько… Теперь же, за несколько мгновений рассмотрев себя в идеально ровной поверхности до мелочей, он испытал ужас от своего настоящего облика. Вид его был воистину отталкивающим… Пересилив себя, и взглянув в зеркало еще раз, Нартанг не мог понять, что же так чудовищно изменило его: перебитая ударом мышца лица перестала работать, из-за чего и без того сведенные брови нависли еще больше, образуя с носом неровное соединение; углубленный из-за этого невидящий полностью побелевший глаз, казался мерцающим при неживом освещении, а единственный видящий приобрел неведомое до этого мрачно-угрожающее выражение. Да, пожалуй, будь у него не черные глаза, а голубые, вид бы был помягче… И все же раньше у него был совсем другой взгляд… Теперь Нартанг понимал тех людей, что вскрикивали при виде его… Он, наверное, и сам бы вскрикнул, будь он мирным жителем…
– Чего сам себя пугаешься?! – засмеялась Чийхара – ее слова стегнули воина, словно бичом. Он вздрогнул, возвращаясь в реальный мир.
– Хм, да… столько уж минуло, а я все не привыкну, – доверчиво оскалился он, – Я ведь не таким родился…
– Ты и такой красив! – стремительно обняв его за шею прильнула вдруг необычная женщина, – В тебе нрав и сила льва! Ты рожден повелевать, а не подчиняться!
– В этом ты права, – машинально обхватив горячую красавицу за талию, хрипло ответил воин.
– Покажи мне свою силу! Так же ты неутомим, как лев? – прошептала в самое ухо воину обольстительница и достаточно ощутимо куснула его за мочку. Потом с заметным усилием вырвалась из уже окрепших объятий одурманенного ее близостью и призывом и отвесила ему звонкую пощечину:
– Так ты покоряешься или властвуешь?! – с вызовом воскликнула она, намериваясь укрыться за прозрачной занавесью.
Но ее пощечина ввела Нартанга в дурманящее исступление и разожгла костер, способный сжечь все дотла. В один миг позабыв обо всем и издав какой-то утробный рык, он сорвал невесомую занавеску и, схватив точеное тело, жадно притянул его к себе. Поддаваясь порыву он отвесил извивающейся, пытающейся отстранить его от себя девушке звонкий шлепок, а потом, когда она взвизгнув, замерла на какое-то мгновение, быстро расстегнул ремни своей одежды. Через миг они уже катались по мягким подушкам. Чийхара сначала стала отбиваться от воина, в полную силу колотя и пиная его, но вскоре, попав в плен железных рук, сдалась неоспоримой силе…
Нартанг, опьяненный нежданно свалившейся благосклонностью, в исступлении жадно впивался в свою партнершу, и разум уже не участвовал в неистовстве плоти.
Чийхара же, явно получая особое удовольствии от таких железных ласк, извивалась и кричала, вцепляясь ногтями в плечи и спину воина, хватаясь за длинные разметавшиеся волосы, но он не чувствовал ничего, кроме всезатмевающего наслаждения.
– Великое Солнце!!! Чийхара!!! – душераздирающий вопль не сразу пробился в сознание двоих случайных любовников.
– Смерть неверному! – лязгнуло что-то рядом с торсом воина, но натренированное тело, не дожидаясь пробуждения разума, уже само спасало себя в стремительном прыжке.
– Сухад?! – в ужасе воскликнула прелюбодейка.
– Нечестивая! Ты и с Тумаром так же?!! – в приступе ревности шагнул к отползающей по шелкам жене калиф. Та в спешке пыталась встать на ноги и чем-нибудь прикрыть свою наготу, но ни того ни другого ей не удавалось.
Нартанг же как-то отрешенно подумал, что даже испуганная и поверженная она красива, как та большая пятнистая кошка, что он видел на привязи при входе во дворец.
– Смерть! – окончательно вывел воина из спутанных мыслей, вернув на землю, повторившийся возглас – размахивая кривым клинком, на него надвигался Вайгал, страшный в праведном гневе. И откуда только в старике взялась такая прыть?
– Э-э-э, эй! – увернувшись от очередного замаха старика, запротестовал воин.