Она рассказывала, что в их общежитии строительного училища творятся удивительные безобразия.

Старший воспитатель ночью наматывает на руку мокрое полотенце и бьет детей. Кроме того, он грязно пристает к девочкам. А их, молодых воспитательниц, так просто уволил безо всяких оснований.

Чувствовалось, что девицам очень хочется насолить этому индюку или просто жаль терять работу (может, они жили там по соседству).

Но они клялись, что все эти факты могут подтвердить десятки, если не сотни подростков, что они покажут следы от побоев и от ремней, которыми их (подростков) прикручивают к кроватям, и еще «кое-что»…

Лева безо всякого энтузиазма попросил их написать письмо, прямо тут, в редакции, и вечером на всякий случай показал его Дядюшке Че.

Неожиданно Че радостно ухмыльнулся.

– А что, смешно может получиться! – плотоядно улыбаясь, заглянул он на обратную сторону письма и на конверт с обратным адресом. – Такая Синяя Борода в ПТУ! Может, он вообще какой-нибудь садист! Вот будет кайф…

Но Лева с сомнением покачал головой.

– Как-то все очень просто! – голосом опытного следователя по особо важным делам сказал он.

И это, конечно, была не просто фраза.

… Как-то раз, когда Лева выходил из редакции (или входил в нее), его поймал за руку человек двухметрового роста с перекошенным бледным лицом.

– А вам не кажется, что они элементарно берут деньги? – спросил он Леву.

– Что? – тупо переспросил Лева.

– А то! Берут деньги за статьи! – гаркнул человек Леве в ухо и тут же куда-то исчез.

Это был человек из очереди. Из очереди людей, добивающихся справедливости.

Эта очередь всегда подавляла Леву. Она подавляла его своей внутренней пустотой, безысходностью, тяжестью.

Тем, что этим людям нельзя было помочь.

Наташка, Светка и другие референты всегда убеждали его в обратном. Они указывали ему на благородный пример Люсинды Ивановны, на пример великой Павлюченко, на моральные подвалы, которые время от времени публиковал Саня и другие корреспонденты… Они убеждали Леву, что газета должна помогать людям, конкретным людям, а иначе нет никакого смысла в этой работе.

Лева никогда с ними не спорил, потому что нельзя же спорить с Библией или Кораном, но внутри него всегда сидел дьявольский вопрос, который он даже для себя боялся сформулировать: а почему именно этим людям, а не другим? В чем выбор?

Бешеный юноша двухметрового роста, чуть не оторвавший ему тогда руку и, наверное, испугавшийся только милиционера на вахте, – в сущности, именно его и задал, этот вопрос.

… Ведь очередь была многомиллионной. А помогали они единицам.

Лева не раз говорил на эту тему с Саней, и тот, как всегда, доходчиво и в двух словах объяснял суть проблемы: наше дело – писать в газету, делать «острые куски», а заниматься благотворительностью просто нет времени, цель все равно не в этом…

– Да, мы их используем! – однажды сказал Саня, когда Лева его достал своими философскими разговорами. – Используем! А они нас… Потому что это жизнь, Лева!

Неоднократно обжегшись на темах «из очереди», Лева старался за них никогда больше не браться.

Общежитие, похожее издали на обычную школу, стояло слегка в отдалении от жилых домов, окруженное густым зеленым садом и бетонным забором. Из окон доносилась музыка. Стоял самый конец сентября, было уже прохладно, но Дядюшка Че еще ходил в пиджаке. Слегка поежившись и выбросив сигарету, он отворил тяжелую дверь на скрипящей пружине, и они вошли внутрь.

Они ожидали увидеть все что угодно – хулиганов, милиционеров, бабушку-вахтершу в ватнике и пуховом платке (это был бы, пожалуй, наиболее подходящий вариант) – только не то, что увидели: пустоту и темноту.

– Твою мать! – сказал Дядюшка Че и зажег первую спичку.

Тишину, темноту и пустоту прорезал визгливый девичий крик. Затем раздались глухие удары, затем что-то с диким грохотом упало и разбилось.

– Так! – мужественно сказал Дядюшка Че. – И куда идти?

– Наверх, наверное… – логично предположил Лева, и они стали осторожно подниматься по лестнице.

Дядюшка Че зажег вторую спичку, но в этом уже не было необходимости. Из коридора шел бледный свет. Они заглянули туда, и в дальнем конце (коридор показался необычайно длинным) увидели человека, который шел им навстречу. Это и был директор. Узнав о цели их визита, директор жутко обрадовался.

– Господи! – сказал он с облегчением. – Неужели правду напишете? Тут вообще такие безобразия творятся, даже страшно рассказывать…

Дядюшка Че с недоверием посмотрел на директора.

В этот момент мимо них со свистом пронесся какой-то предмет. Он ударился об стенку и стал медленно сползать вниз.

– Видели? – страшным голосом сказал директор. – Вы видели? Это же покушение… Нальют в целлофановый пакет всякой гадости или в гондон, прости господи, всякого дерьма и швыряются. А если попадут в кого?

– А вы что тут, один? – спросил Дядюшка Че.

– Я? – обреченно сказал директор. – Конечно, один! Никто тут больше недели не задерживается…

Мимо них пробежал табун подростков, страшно грохоча ботинками и ругаясь матом.

Леве стало не по себе.

– Сереж, ну ты поговори пока, а я пойду, что ли, пройдусь… – сказал он, не очень уверенный в том, что хочет остаться в этих коридорах безо всякого человеческого сопровождения.

Директор как-то быстро посмотрел на Леву, и сказал:

– Да! Давайте я вам тут кое-что покажу! Только это не здесь, а на третьем этаже…

Они молча поднялись, и директор подвел к чему-то черному и холодному.

Это была, оказывается, просто дыра в стене. Дыру заделывал кирпичом какой-то местный штукатур, неторопливо размешивая раствор мастерком и покуривая.

– Петров! Коля! – сказал директор, виновато оглядываясь на Леву с дядюшкой Че. – Ты что, до утра тут собираешься груши околачивать?

– А чего я? – огрызнулся Коля. – Это не я сделал!

– А кто? – сказал директор тихим голосом.

– Кто-кто! – веско сказал Коля и начал прилаживать новый кирпич. – Конь в пальто!

– Ну вот! – сказал директор. – Знаете, что это такое? Это дыра в стене между мужским и женским общежитием! Они же строители! Они разбирают, мы заделываем! Ночью разбирают, мы весь день заделываем.

Потрясенный этим фактом, Лева заглянул в дыру.

В дыре доносилось какое-то шуршание. Темнота была непроглядной и полной. Но где-то там были женщины…

Девочки.

– Может, в женское пойдем? – предложил Лева.

– А что? – храбро сказал директор. – Давайте! Что ж! Можно и в женское!

Они постучались в какую-то дверь и оказались в огромной комнате, где на кроватях сидели девчонки.

Две-три были одеты явно для дискотеки, другие сидели в домашних халатах.

– Здорово, девчата! – сказал Дядюшка Че и попытался лучезарно улыбнуться. Впервые в жизни Лева увидел людей, которые никак не отреагировали на этот артефакт. Одна, правда, присвистнула и сказала:

– Здорово, коли не шутишь!

– Петр Михалыч! – весело пробасила мужская голова, которая немедленно просунулась в дверь вслед за ними. – Кто-то телевизор из окна выкинул. Не слышали, как грохнуло?

Директор побледнел и немедленно выскочил вон.

– Мужчина, вы не могли бы выйти, мне переодеться надо! – обратилась к Леве одна из девушек в халате. И скромно добавила: – Или вы желаете остаться?

Дружный хохот стоял за дверями, когда они с Дядюшкой Че, озираясь, выскочили в коридор.

На лестничной клетке стояли два парня и курили. Пора было, пожалуй, приступать к профессиональным обязанностям.

– Ребята! – храбро сказал Лева. – Мы корреспонденты из газеты. Пришли разбираться. Скажите честно: директор вас бьет?

Они посмотрели на Леву внимательно.