– Они на реку не смотрят. Степняки. И камыш там по берегам. Я – тихо…

– Посекут они нас! – снова заворчал Якуб, когда полусотня остановилась на опушке молодой дубравы. – Гляди, княже! До края излучины – с версту. Сторожа есть? – глянул он на Василько.

– Там! – указал он на купу кустов посреди луга. – Трое. Прячутся, но я разглядел – коней выпускали пастись.

– А коноводы с табуном?

– Рядом со станом. По берегу деревья, отсюда не видно. Как и самих половцев.

– Поскачем – сторожа подымет стан, – продолжил Якуб. – Пока доспеем, все будут на коне, оружные и бронные. Встретят нас стрелами, потом – на копье. Ляжем тут, как те бабы на околице.

– Так воротиться? – зло спросил Улеб. – Пусть едут себе, веси жгут, казнят русских детей? А мы спокойно – домой?

Якуб не ответил,

– Надо убрать сторожу! – решительно сказал Улеб, задумчиво кусая длинный ус. – Но тихо, не переполошить остальных.

Он оглянулся на дружинников. Те молчали, хмуро поглядывая на князя. Улеб остановил взгляд молодом вое в старом шлеме и потертом куяке. Вой сидел в седле, свесив чуть ли не до самой земли длинные ноги в потертых сапогах. Забавно опирался тупым концом копья о землю – будто боялся упасть. Князь невольно улыбнулся.

– Что скажешь, Вольга?

– Одолжи мне свой шлем, княже, – улыбнулся тот в ответ. – И доспех. Коня бы не мешало. На своем мерине я всю задницу стер…

Странный всадник спустился с высокого берега поймы и, не спеша, зарысил поперек просторного заливного луга, широким клином выгибавшим реку. Всадник ехал, пошатываясь, как раненый, неуклюже трясся в седле и цеплялся за поводья. Золоченый шлем и доспехи, красивый каурый жеребец выдавали в нем знатного воина – то ли князя, то ли боярина, невесть как, да еще в одиночку забредшего в эти безлюдные места.

Впечатление о безлюдности оказалось обманчивым. Едва всадник преодолел половину пути, как из зарослей кустарника неслышно выскользнуло несколько конных. Разделившись на две неравные группы, они помчали к воину, отрезая пути.

– Пять! – ахнул Якуб на опушке. – Пропал Вольга!

– Как ты смотрел! – с укором посмотрел Улеб на Василько. – Говорил: трое!

Тот виновато потупился.

– Бери лук и на место! Может Вольге удастся повести их под выстрел.

Всадник в золоченом шлеме тем временем тоже заметил опасность и завертелся на месте в растерянности. Затем решительно повернул каурого назад.

Пятеро конников учли его маневр, сократив расстояние между собой. Узкие клещи охватывали убегавшего с двух сторон и клещи эти стремительно сжимались. Даже ничего не смыслящему в скачках было понятно: всаднику в золотом шлеме не уйти.

Первыми пересекли путь беглеца двое конников, отрезавших ему дорогу назад. Остановившись, степняки сняли с седел арканы и стали поджидать мчавшегося прямо на них Вольгу. Тот тоже заметил преграду, выхватил из-за пояса кистень на деревянной рукоятке и выпрямился на стременах.

– Прямо под аркан! – горестно зашипели за спиной Улеба. – Пригнись, чудрила!

Но беглец не пригнулся. Арканы взмыли в воздух и вдруг, словно натолкнувшись на невидимую преграду, упали на землю. Ошеломленные степняки не успели даже их подтянуть, как всадник в золотом шлеме оказался рядом. Глухой удар – и один из степняков рыбкой скользнул с лошади. Беглец резко осадил коня, развернулся. Второй степняк, бросив аркан, вытащил саблю. Но не успел закончить взмах – шипастая гирька кистеня смачно чмокнула его прямо в висок, вмяв железо шлема глубоко в череп.

Решив дело с двумя половцами, беглец помчал по уже свободной дороге. Жеребец его шел ходко, но не так быстро, как отдохнувшие на лугу кони трех преследователей. Расстояние между всадниками сокращалось. Когда оно стало совсем маленьким, беглец, оглянувшись, осадил коня и решительно развернулся к преследователям, крутя над головой кистенем.

Степняки сделали вывод из судьбы товарищей – двое из трех, мчавшиеся впереди, вместо арканов выставили перед собой копья. Беглец загородился щитом, но от двух копий, бивших в него с разных сторон, щит спасти не мог.

Русские дружинники, зачарованно наблюдавшие с опушки за разворачивавшейся на их глазах драмой, так не поняли, что произошло. Послышался треск копий, испуганное ржание встающих на дыбы коней, и двое преследователей рухнули в траву, подминаемые тяжелыми крупами животных. Всадник в золотом шлеме подскочил к упавшим, и, нагнувшись, взмахнул кистенем раз, другой…

Отставший степняк, видя это, не стал искушать судьбу – развернул коня. Но далеко ускакать не успел – тяжелая стрела с узким бронебойным наконечником нагнала его, впилась в незащищенную шею. Пробила кадык и вышла наружу.

– Бармицу носить надо! – зло прошептал Василько, опуская лук…

Чтобы не спугнуть врага, полусотня оставила коней в дубраве и тихо пробралась к стану половцев берегом реки. Дружинники и вои шли цепочкой, держа в стороне от тела копья и щиты, чтобы оружие часом не лязгнуло о броню. Вольга шагал сразу за Улебом. Сейчас было хорошо заметно, насколько он выше всех.

– Пригнись! – сердито шепнул ему Якуб, когда они спустились на луг. – Ты как половецкая вежа – за версту видно!

– Ползти ему, что ли? – вступился Улеб. – Пойдем по-над водой – не увидят.

После того, как дружинники поймали коней убитой сторожи, ободрали тела половцев и вместе с Вольгой вернулись в дубраву, Улеб смотрел на воя с нескрываемым уважением.

– Где научился так кистенем махать? – спросил, когда дружинники сложили оружие и доспехи половцев у ног князя.

– Там, – неопределенно ответил Вольга, мотнув головой. Улеб остановил взгляд на большой серебряной серьге в левом ухе воина – волк в прыжке, и умолк. Протянул ему кошельки убитых.

– Возьми. И подбери себе броню. Твой куяк сейчас развалится от старости.

Вольга поочередно приложил к груди две брони и три куяка и под дружный смех воинов отрицательно покрутил головой:

– Маловаты будут кольчужки…

Улеб оглянулся. Вольга сосредоточенно шагал следом, старательно отводя в сторону копье – чтобы не задеть острием князя. "Все у них там кистенями умеют?" – подумал Улеб, но спрашивать не стал. Подозвал Василько.

– Возьми Михайлу и стрелите коноводов – чтобы не подогнали к поганым табун. Потом присоединишься к нам.

– Один справлюсь! – сердито буркнул Василько.

…Стан захватили врасплох. Сидевшие у костров степняки, попивавшие кумыс в ожидании вареной конины, так и не поняли, откуда вдруг появились из-за кустов воины с копьями наперевес. Прежде чем воевода с мордой, изуродованной шрамами от сабельных ударов, отдал первый приказ, с десяток половцев были вздеты на копья, а остальные в панике метались по берегу, повсюду натыкаясь на острые сабли и копья мстителей. Вольга дрался рядом с князем, пробиваясь к шатру, у которого воевода с рубленной мордой пытался организовать оборону. От воеводы сейчас исходила главная опасность, и Улеб ринулся на степняка. Вольга остался один.

Вертлявый нукер выскочил перед ним, как из-под земли – Вольга едва успел прикрыться шитом. Сабля степняка скользнула по умбону, нукер потерял равновесие и отвел в сторону свой щит, чтобы устоять. Вольга скорее инстинктивно, чем осознанно махнул кистенем – гирька глухо стукнула степняка в ямку между шеей и ключицей. Нукер уронил щит и саблю, упал на колени. Вольга вторым ударом гирьки переломил ему хребет, перешагнул труп, и нос к носу столкнулся с кряжистым половцем в красивой броне. "Мне бы подошла", – успел подумать, как тут же едва не уронил свой щит – настолько сильным был удар врага. Щитом в щит.

Половец взмахнул саблей. Спустя несколько мгновений Вольга понял, какого сильного противника послала ему судьба. Степняк не давал ему даже возможности взмахнуть кистенем – бил то саблей, то щитом, работая обеими руками, как крыльями мельницами. Вольга ушел в глухую оборону, выставив перед собой трещавший от ударов щит. Они сыпались на него один другого сильнее, левая рука Вольги стала слабеть, и он с ужасом понял, что скоро не сможет держать защиту. Улучив мгновение, махнул кистенем. Половец едва уловимо повел клинком, и гирька со свистом полетела в реку – сабля перерубила ремешок.