После обеда Дороти Раули, как и обещала, приехала в дом Уэлстонов. Еще никогда она не выглядела такой взволнованной.

– Каролина, дорогая, скажи мне, как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке? – Затем отстранившись, она внимательно всмотрелась в лицо подруги и, заметив круги под глазами, посчитала это последствием бессонной ночи и переживаний из-за недавнего происшествия в доме Гренби. – Конечно, я тебя понимаю, – сочувственно произнесла Долли. – Это ужасно! Я бы поговорила с тобой вчера, но сразу после всего этого скандала тебе было лучше уйти, чтобы не усугублять ту невыносимую сцену. И ты, молодец, это поняла. Ты держалась просто отлично.

– Долли, сядь.

– Я не могу сидеть, я так возмущена! Ты себе представить не можешь, как я возмущена.

Каролина села на диван.

– Я тоже возмущена. Но теперь уже все позади. Что случилось, то случилось. Ничего не поделаешь.

Долли с удивлением посмотрела на нее.

– Как это ничего не поделаешь? Тэлбот, конечно, настоящая скотина! Я ему так и сказала. Я его теперь видеть не могу. Я сказала ему, что пусть только попробует еще хотя бы раз где-либо повторить те ужасные вещи! Поверь мне, этот скандал не выйдет за рамки нашей семьи. Отец Джереда не станет распространяться о случившемся. Гренби тоже слишком хорошо воспитан, чтобы раздувать дальше эту историю. Эдвард тоже не станет. Он полностью согласен со мной и отнесся ко всему точно так же, как и я.

Каролина беспомощно улыбнулась.

– Долли, дорогая, послушай, что я тебе скажу: узнают об этом скандале в свете или нет, для меня уже не имеет никакого значения.

Долли бросила свой ридикюль на стол и села рядом с Каролиной на диван.

– Как это не имеет значения? Ты разве не знаешь, какие могут быть последствия?

– Я не могу больше выдавать Эмили за дочь Джереда.

– Почему? Ведь сам Джеред признал ее своей дочерью. Она по праву принадлежит к семье Раули. Она носит фамилию Раули.

– Но теперь все изменилось. Отец Джереда знает всю правду.

– Он знает только то, в чем тебя обвинил Тэлбот. Ты должна убедить Анандейла в том, что Тэлбот солгал.

– Я не могу этого сделать. – Каролина вдруг почувствовала невероятную усталость. Пойми же, наконец, Долли, что Эмили на самом деле не является дочерью Джереда. Это мой грех.

Долли открыла рот, закрыла и глубоко вздохнула.

– Ну хорошо, пусть так. Но кому нужны твои принципы? Кого волнует твоя нравственность? Главное – это будущее твоего ребенка. Ты должна думать только об этом. Я знаю десятки женщин, которые имеют детей не от своих мужей, и все они живут как ни в чем не бывало. Мужья вынуждены закрывать на это глаза, и никто не думает раздувать из-за этого скандал. Поверь, все люди слишком заняты собой, чтобы долго обращать на тебя внимание. Помнишь, леди Каупер? Ее везде принимают, с нею все поддерживают отношения, хотя в свете прекрасно известно о ее связи с Памерстоном. Джеред всегда и везде заявлял, что Эмили – его дочь, и по закону она ею и останется. Ты заслужила, чтобы твой ребенок носил фамилию Раули – слишком много тебе пришлось выстрадать по милости твоего мужа. Пойми, фамилия для Эмили – не такая уж и мелочь, особенно, когда встанет вопрос о титуле и наследстве.

– В любом случае, это все не имеет теперь большого значения. Джеред ничего нам не оставил.

Долли была шокирована.

– Как это ничего?

Каролина уже пожалела о сказанном. Больше всего ей сейчас не хотелось, чтобы ее жалели.

– Это не удивительно. Ты же знаешь, как мы жили.

– Это ужасно!

– Но нельзя считать меня совершенно обездоленной. Я буду получать пенсию, как вдова, – сказала Каролина.

Долли вздрогнула. Ей было известно, что пенсии вдовы лейтенанта вряд ли хватит даже на пропитание.

– Не стоит беспокоиться за меня. У меня все будет в порядке, – стояла на своем Каролина.

Хотя, если бы не предложение Адама, она вряд ли была бы сейчас такой спокойной. Джеред оставил ее в Лиссабоне с небольшой денежной суммой, часть которой ушла на оплату проводника в Аскуэру. И недавно адвокат Гренби сообщил ей, что им с дочерью было положено небольшое денежное содержание, а также она имела право на ценные бумаги Джереда. Однако эти бумаги были выкуплены его отцом, и рассчитывать на проценты с них теперь не приходилось. Да и пенсию прекратят ей выплачивать, как только она пожелает вторично выйти замуж.

– Мне не хочется больше говорить на эту тему, – сказала она, увидев, что Долли намеревалась продолжить этот разговор.

– Да, дорогая, конечно. Прости меня. Я больше не буду говорить об этом…

Но по блеску ее глаз Каролина поняла, что подруга вовсе не собиралась оставить ее в покое, и, возможно, она сказала бы еще что-нибудь, но в этот момент открылась дверь и в кабинет вошел лакей Джон, а следом за ним – лорд Шеритон.

Долли сразу оживилась.

– Шерри, как хорошо, что ты пришел! Я так рада тебя видеть! – Она взяла свой ридикюль и сказала Каролине: – Мне уже пора идти. Не провожай меня, дорогая, это сделает лакей. – Обнимая подругу на прощанье, она прошептала: – Каро, дорогая, будь умницей!

После этих слов она поспешно ушла.

Каролина предложила гостю сесть, и несколько минут они говорили о вчерашнем ужине у Гренби. Затем на минуту воцарилось неловкое молчание. Ей с трудом удавалось сосредоточиться на поддержании любезного разговора, так как голова ее была полна разными мыслями, далекими от того, что следовало сейчас говорить: о вчерашнем заявлении Тэлбота, о минувшей ночи с Адамом, о его предложении выйти замуж и его сегодняшнем визите в министерство иностранных дел.

Шеритон же вел себя так, как будто был в полном неведении о том, что случилось вчера в доме Гренби после ужина. Он, как всегда, мило улыбался и весело шутил. Заметив, наконец, что Каролина мыслями находилась где-то далеко, он извиняющимся тоном произнес:

– Кажется, я пришел не вовремя.

– Нет, нет. Я рада, что ты пришел, – вежливо сказала она, хотя по всему было видно, что ее тяготило сейчас общество гостя. Не то, чтобы он ей был неприятен, скорее наоборот, но в данный момент ей было не до светской болтовни с кем бы то ни было. – Я просто немного устала, – добавила она, надеясь, что этого будет достаточно для того, чтобы он ушел.